Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту - Недзвецкий Валентин Александрович

И в своем пространственно-временном существовании сблизился с обитателями «чудного края» — его родной Обломовки. Как и те («Вот день-то прошел, и слава богу! — говорили обломовцы, ложась в постель… Прожили благополучно, дай бог и завтра так!»), он сторонник не изменений и новшеств, а повтора («А я терпеть не могу никаких перемен!»). Он с опаской (вспомним реакцию обломовцев на задержавшегося в их палестинах больного или изнуренного «прохожего») встречает гостей («Не подходите, не подходите: вы с холода!..») и не меньше своих родителей в эпизоде с пришедшим к ним письмом («Все обомлели; хозяйка даже изменилась немного в лице…») напуган посланием его деревенского старосты (с. 92, 30, 17, 126).

Что же касается отношений с такими природными и космическими стихиями, как река, горы, небо и солнце, то тут Илья Ильич начальной части романа мог бы даже позавидовать своим предкам. Ведь те пребывают еще в нерасторжимом единстве с ними: в Обломовке «река бежит, шаля и играя <…>, выпуская из себя по сторонам резвые ручьи, под журчанье которых сладко дремлется»; «горы там как будто только модели тех страшных <…> гор, которые ужасают воображение. Это ряд холмов, с которых приятно кататься…»; «Небо там <…> ближе жмется к земле <…>, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод»; а «солнце <…> ярко и жарко светит около полугода и потом удаляется оттуда не вдруг <…>, как будто оборачивается назад взглянуть еще раз <…> на любимое место и подарить ему осенью <…> ясный теплый день» (с. 80, 79). Но не таковы они для Обломова: ежедневно «закупоренный» Захаром в спальне-кабинете («Он сначала покрыл его самого и подоткнул одеяло под него, потом опустил шторы, плотно запер двери и ушел к себе»), Илья Ильич не только не встречается с рекой, горами, но и не видит их, солнце же наблюдает по преимуществу в момент его вечернего заката «за чей-то четырехэтажный дом» (с. 76, 54), т. е. при его исчезновении, которое «в ряде мифологий уподобляется смерти» ^[33].

Выход Обломова в сферу открытого пространства и линейного времени состоялся лишь во второй части романа — с началом «изящной любви» героя с Ольгой Ильинской. Да и возможным он стал благодаря страстному чувству Ильи Ильича к необыкновенной девушке («Ольга в строгом смысле слова не была красавица… Но если б ее обратить в статую, она была бы статуя грации и гармонии»), так как все попытки Штольца вызвать друга за границу оказались тщетными (с. 151). Усилиями Ольги, которой принадлежала, как она верно понимала, «первая и главная роль в этой симпатии», ибо «от него можно было ожидать только глубокого впечатления, страстно-ленивой покорности <…>, но никакого движения воли, никакой активной мысли», будет поддерживаться и известная динамичность в этой части обломовской жизнедеятельности (в две первые недели Илья Ильич «прочел несколько книг», «написал несколько писем в деревню, сменил старосту…») (с. 181, 187).

Любовь Обломова и Ольги продлится с мая по конец августа, развиваясь не в том или ином помещении, а среди загородного елового леса и рощи, огромного парка с озером, окрестных гор и под сенью безоблачного неба и ласкового солнца, лишь при первом исполнении героиней арии Casta diva, да охватившего ее «однажды вечером» «какого-то лунатизма любви», уступившего место ночному светилу (с. 210).

Целых четыре месяца высокого чувства в обстановке безграничной природы активизируют в Обломове духовное начало, неумолимо засыпавшее в петербургской квартире героя. Его стимуляторами становятся те значения названных природно-космических стихий, которые с особенной наглядностью выявляются в символике горы.

Выше мы отмечали: мотив восхождения героя на гору (или, напротив, его приземленности) играет важную роль в композиционных скрепах «Обломова». Однако в качестве «антипода равнине» гора прежде всего «воспринимается как область духовных подъемов, общения с возвышенными духами, место для высоких мыслей и состояний» ^[34]. Это объясняет характеристическую функцию ее мотива, например, в «Капитанской дочке» А. Пушкина, «Войне и мире» Л. Толстого, «Поэме Горы» М. Цветаевой, «Мастере и Маргарите» М. Булгакова, «Волшебной горе» Т. Манна ^[35]. А также и в гончаровском «Обломове».

«<…> Ты послушай, что он тут наговорил: „живи я где-то на горе, поезжай в Египет или в Америку…“» (с. 131). Так в начале второй части романа Илья Ильич жалуется Штольцу на своего доктора. Но уже через двадцать страниц мы узнаем, что Обломов на даче с Ольгой «гуляет по озеру, по горам…», а в девятой главе читаем: «На пять верст кругом дачи не было пригорка, на который бы он не влезал по нескольку раз» (с. 152, 188). Две сцены второй части изображают сам процесс и результат подъема героя на гору. Вот он кличет Ольгу «внизу горы, где она назначила ему сойтись, чтоб идти гулять.

Нет ответа. Он посмотрел на часы.

— Ольга Сергеевна! — вслух прибавил потом. Молчание.

Ольга сидела на горе, слышала зов и <…> молчала — ей хотелось заставить его взойти на гору.

— Ольга Сергеевна! — взывал он, пробравшись между кустами до половины горы и заглядывая наверх. <…>

Она не удержала смеха.

— Ольга, Ольга! Ах, да вы там! — сказал он и полез на гору» (с. 188).

А вот вновь отыскивающий Ольгу Илья Ильич «видит, вдали она, как ангел восходит на небеса, идет на гору…

Он за ней, но она едва касается травы и в самом деле как будто улетает. Он с полугоры стал звать ее.

Она подождет его, и только он подойдет сажени на две, она двинется вперед и опять оставит большое пространство между ним и собой, остановится и смеется.

Он наконец остановился, уверенный, что она не уйдет от него. И она сбежала к нему несколько шагов, подала руку и, смеясь, потащила за собой» (с. 216–217).

В обоих случаях Обломов следует за девушкой не без сопротивления. Но с одинаковым позитивным итогом для себя: «В нем была деятельная работа: усиленное кровообращение, удвоенное биение пульса и кипение сердца — все это действовало так сильно, что он дышал медленно и тяжело, как дышат перед казнью и в момент высочайшей неги духа» (с. 188). «…Я, — говорит он после второго восхождения Ольге, — узнаю из твоих слов себя: и мне без тебя нет дня и жизни, ночью снятся все какие-то цветущие долины» (с. 217). Из человека, так сказать, горизонтального, в течение первой части романа лежащего, Илья Ильич превращается в человека вертикального, открытого райским видениям и возможности духовно-нравственного роста.

Начало третьей части «Обломова» ознаменовано следующим сигналом читателю: после возвращения Ильинских в конце августа с дачи в Петербург Илья Ильич в одиночестве «…обошел парк, спустился с горы, и сердце теснила ему грусть» (с. 237). Это неосознанная печаль героя по той духовной высоте периода его взаимоотношений с гармоничной девушкой-статуей, с которой он отныне будет медленно, но неуклонно спускаться в узкий пространственно-временной мирок женщины-хозяйки на плоской Выборгской стороне Петербурга.

«Обломов, — сообщает повествователь, — отправился на Выборгскую сторону, на новую свою квартиру. Долго он ездил между длинными заборами по переулкам. Наконец отыскали будочника; тот сказал, что это в другом квартале <…> — и он показал еще улицу без домов, с заборами, с травой и засохшими колеями из грязи.

Опять поехал Обломов, любуясь на крапиву у заборов и на выглядывающую из-за заборов рябину. Наконец будочник указал на старый домик на дворе, прибавив: „Вот этот самый“ <…>.

Двор был величиной с комнату…

Обломов сидел в коляске наравне с окнами и затруднялся выйти» (с. 230–231).