Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту - Недзвецкий Валентин Александрович

Перекличка сюжетной линии Обломов — вдова Пшеницына с библейским сюжетом пророк Илия — Сидонская вдова подтверждается в гончаровском романе и одним косвенным свидетельством уже из архитектурной реальности северной русской столицы. Сообщая в конце произведения о поездках «всей семьей» Ильи Ильича и Агафьи Матвеевны летом, «в ильинскую пятницу» за город — на Пороховые Заводы (с. 368), Гончаров явно рассчитывал на то, что по крайней мере петербуржцам известно: заводы эти располагались в пригороде, где в 1720 году была построена церковь пророка Илии ^[25]. Таким образом, Обломов и Пшеницына, бывая там, совершали своего рода паломничество к их, уже семейному небесному патрону.

Центральный из трех романов Гончарова, «Обломов», озаглавлен фамилией главного действующего лица, однако произведением одногеройным, где прочие персонажи исполняли бы роли служебные, не является. Наряду с жизненной историей Ильи Ильича от раннего детства до могилы в его рамки вошли внесюжетная картина житья-бытья в Обломовке, история Захара и Анисьи, рассказ о судьбе вдовствующей Агафьи Пшеницыной, а также изображение детства и отрочества, юности и молодости Андрея Штольца, наконец, его взаимной любви с Ольгой Ильинской и супружества с ней. Добавив к этому лишь относительно локальные фигуры Ольгиной тетки и барона фон Лангвагена, Сонечки, Михея Тарантьева и Ивана Мухоярова, мы ощутим сложность вставшей перед творцом «Обломова» композиционной задачи.

Композиция (от лат. componere — складывать, строить, оформлять) осуществляет прежде всего единство и целостность художественного произведения. Это его «дисциплинирующая сила и организатор… Ей поручено следить за тем, чтобы ничто не вырывалось в сторону, в собственный закон, а именно сопрягалось в целое. <…> Ее цель — расположить все куски так, чтобы они замыкались в полное выражение идеи» ^[26]. Второе важное назначение композиции — стимулировать читательское восприятие и понимание произведения в наивозможно точном соответствии с его авторской «идеей», или пафосом ^[27].

Как и в романах (повестях, рассказах, эпических поэмах и т. д.) других художников слова, в «Обломове» требование стройности и внутреннего единства распространяется на все сюжетные линии, совокупность персонажей, их портреты, монологи и диалоги, а также интерьеры (обломовских квартир на Гороховой улице и на Выборгской стороне Петербурга, коттеджа Штольцев на морском берегу Крыма), пейзажи, авторские комментарии и другие отдельные стороны и фрагменты произведения. Но в нем есть и композиционные приемы, отвечающие за единство романа в целом и отличающие его «конструкцию» от построения, скажем, «Господ Головлевых» М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Семейной хроники» С. Т. Аксакова или «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского. Из них самыми результативными стали: различные сопоставления и противопоставления основных структурных единиц «Обломова», а также повторы или вариации ряда опорных ситуаций и сцен, наконец, проходящие через весь роман лейтмотивы.

Главными композиционными единицами в романной «трилогии» Гончарова выступают части и главы. «Обыкновенная история» и «Обрыв» снабжены соответственно подзаголовками: «Роман в двух частях» и «Роман в пяти частях». В «Обломове» — четыре части, со следующим количеством глав: в первой и четвертой — по одиннадцать; во второй и третьей — по двенадцать. Своей компоновкой он, таким образом, аналогичен четверостишию с кольцевой рифмовкой (abba). Действительно, первая часть «Обломова», состоящая из изображения обычного дня Ильи Ильича, а затем «чудного края» его детства, почти зеркально перекликается-отражается в четвертой, где две начальные главы как бы возвращают читателя в Обломовку, а открывающиеся замечанием повествователя «Боже мой! Как все мрачно, скучно смотрело в квартире Обломова <…>, когда нечаянно приехал к нему обедать Штольц» чуть не дословно воспроизводят повседневное существование героя на Гороховой улице Петербурга.

Иное, но в свою очередь равное же количество глав в частях второй и третьей, содержащих в себе «поэму изящной любви», единит между собой — во всяком случае на тематическом уровне — и эти части, одновременно противопоставляя их как композиционно-смысловую вершину произведения частям первой пары. Вершинное положение названных частей «Обломова» заявлено уже цифрой, фиксирующей количество глав в каждой из них. Это — двенадцать, число архетипическое, с позитивной значимостью, благодаря которой оно издревле обнаруживается в двенадцати главных богах многих мифологий, в «круговом совете» Далай-Ламы, а также (не считая двенадцати апостолов) в лице «легендарных рыцарей Круглого Стола и исторических двенадцати пэрах Франции», в «двенадцати месяцах года», «двенадцати часах на циферблате», и т. д. ^[28] Но «главной задачей романа» (8, с. 238) части вторую и третью, потребовавших при их написании в особенности «много времени и места» (8, с. 243), Гончаров называл и прямо. Дело в том, пояснял он, что именно в них изображена «его (всего произведения. — В.Н.) душа — женщина», т. е. положительная героиня Ольга Ильинская, и осуществилось «дальнейшее развитие характера» Ильи Ильича (8, с. 238; 7, с. 407).

Это и понятно: ведь уясняя себе под влиянием высокого чувства к Ольге Ильинской подлинное человеческое назначение, Обломов пытается здесь — пусть не без малодушных колебаний и отступлений — хотя бы отчасти и реализовать его. Из противоборствующих стремлений его натуры — к ничем невозмутимому покою (следовательно, духовному погасанию) и к духовному совершенствованию — главенствующим в течение второй части остается все же стремление последнее. Одухотворенность возобладает и в кульминационном для любви Обломова и Ольги финале данной части. Здесь девушка, твердым «Никогда, ни за что!» отвергнувшая самую возможность принадлежать Илье Ильичу без брака, вместе с тем, участливо гася сомнения героя («Любит она или только выходит замуж?»), первая, напомним еще раз, пылко целует его, а он, испускает радостный вопль и падает к ее ногам.

С развитием части третьей верх в душе Ильи Ильича, однако, все заметнее берет тяга к бездуховному покою. Резким контрастом сцене с поцелуем прозвучит «развязывающая» любовную поэму героев сцена их прощания: там была светлая патетика ожидаемого счастья, тут — сопровождаемая горькими слезами и Ольги и Обломова констатация его гибели. Смена жизненного устремления Ильи Ильича вместе с тем положительно отразится на композиционной роли третьей части в романе. По-прежнему сохраняя свое тематическое однородство с предшествующим компонентом единой любовной истории, она усложнит их сходство частными различиями параллельных любовных эпизодов. С другой стороны, общее отличие (даже противопоставленность) части третьей от четвертой не мешает ей предвосхищать последнюю теми главами, где Обломов показан в доме Пшеницыной, укрепляя этими перекличками структурную целостность всего произведения.

Одухотворенное, но не переросшее в брак недолгое любовное счастье героев «Обломова» уже по этой причине расходилось с гончаровской «нормой» (идеалом) «отношения обоих полов между собою». Лишь полярной крайностью ее стали, в изображении писателя, чувственное влечение Обломова к Агафье Пшеницыной и отвечающая по преимуществу физиологическим потребностям героя его женитьба на ней. Совсем иначе будут квалифицированы в романе не чуждые сложностей, но всегда гармонично разрешающие их любовь и супружество Андрея Штольца и Ольги Ильинской. По мысли романиста, это не просто антитеза, а положительная альтернатива как обломовским (Ильи Ильича и его отцов-дедов), так и иным односторонним союзам мужчины с женщиной.