Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения - Жельвис Владимир Ильич (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Еще раз напоминаю: это не сегодня написано…
И при всем при том все иностранные авторы, перечислив недостатки жизни в России, непременно признаются в любви к ней. Бэринг: «Я люблю эту страну, с удивлением и уважением отношусь к этому народу». (Обратите внимание: сам себе удивляется!) И дальше: «Недостатки России – оборотная сторона положительных качеств ее, столь ценных, что они перевешивают недостатки».
Вспомним и о русском патриотизме. Есть расхожая фраза: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». Сказано сильно и во многом справедливо – конечно, если учитывать, что есть патриотизм и патриотизм. Нет страны, граждане которой поголовно не любят свою родину, но любовь бывает разная. Русские в своем стремлении критиковать всё и вся любят ругать свою страну, свое правительство и самих себя.
Порой даже недоумеваешь: ну как можно так поносить свое отечество и его народ? Вот наш современник писатель Анатолий Приставкин:
«Я понял: то, что мы добродушная, духовная нация, – это легенда. Мы народ с жестокими традициями, которые углубила советская власть.».
Таких цитат можно привести очень много – из классической литературы и из современной. Достаточно одного Салтыкова-Щедрина. Но если вчитаться и особенно не вырывать такие цитаты из контекста, видно, что написаны эти гневные или горькие строки от любви к своей многострадальной родине. Просто русские ни в чем не знают меры и в критике могут хватить через край.
Но они очень обидятся, если то же самое попробует сказать кто-нибудь со стороны. Их критика – от большой любви к своей такой «неправильной» стране. И на одном дыхании русский может обругать свою страну, завистливо посмотреть: живут же на Западе! – и тут же сказать, что без России ему не жить.
Помните, как хорошо сказано у Лермонтова: «Люблю отчизну я, но странною любовью!» Вот именно: люблю, но как-то не так. Пушкин писал жене: «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом», а Чаадаеву: «Клянусь честью, ни за что на свете не хотел бы я переменить отечество или иметь иную историю, чем история наших предков, какую Бог нам дал». Гоголь и Тургенев и в России-то жили мало, их, казалось, куда больше привлекал Запад, а вот поди ж ты, писали только о России, и с какой любовью. Салтыков-Щедрин, крупный царский чиновник, издевался над Россией и русскими, как только мог, но нет в его издевках отторжения и ненависти, а есть любовь и страдание за наши недостатки. Как пишет Д. С. Лихачев, «в осуждении зла непременно кроется любовь к добру: негодование на общественные язвы, болезни – предполагает страстную тоску о здоровье».
Стихи наших лучших поэтов переполнены искренними признаниями в любви к России. Цитировать их можно до бесконечности.
Американцы – очень большие патриоты, они любят свою родину и гордятся ей. Однако средний американец за свою жизнь минимум пять раз переменит место, где живет. Его патриотизм не прикован к конкретному городу, деревушке, речке, лесу. Не так у русских. Мы терпеть не можем переезжать, и не только потому, что это дорого и хлопотно («два переезда равны одному пожару»). Русские привязываются именно к той точке, где живут, и не хотят ее покинуть, даже если потеряли работу и найти ее рядом с домом невозможно.
Патриотизм русских развивался постепенно. Во времена княжеской раздробленности он в лучшем случае ограничивался своим княжеством, но скорее своей деревней. Пожалуй, только война 1812 года как-то встряхнула русское самосознание, когда русские почувствовали себя единой нацией, что и помогло нам выиграть тяжелую войну.
Вот такая она – Россия и ее народ.
Соборность, колхозы и морские котики
В мире существует очень много различных стереотипов, привычных стандартных убеждений. По-своему они полезны, потому что облегчают жизнь: не надо всякий раз думать и принимать оригинальные решения, на это в критической ситуации может просто не хватить времени. В отношении национального характера стереотипы – это категорические мнения об особенностях данной нации. Все знают, что итальянцы поголовно певцы и музыканты, французы легкомысленны, изящны и поверхностны, немцы аккуратны и больше жизни любят порядок. Старая шутка: говорят, что немцы хотели было начать революцию, но не смогли взять вокзал, потому что в кассе кончились перронные билеты. Ну а русские – все сплошь пьяницы и все дела могут решать только в подпитии. Недаром про трудное дело они говорят: тут без поллитра не обойдешься.
Надо ли говорить, что всё это в очень небольшой степени соответствует действительности. Во всяком случае, любой русский, живущий в Германии, может назвать не одного неаккуратного немца, поселившийся в Италии перечислит безголосых итальянцев и т. д. И все-таки, и все-таки… Говорить, что все грузины смуглы, черноволосы и горбоносы, нельзя. Можно встретить белокурую грузинку с рыжим спутником, у которого вдобавок еще и нос картошкой или уточкой, как у типичного русского. И тем не менее смуглых, горбоносых и черноволосых грузин больше, чем, скажем, таких же русских.
То же с национальным характером. Есть черты, больше свойственные нации А и меньше свойственные нации Б. Нет наций, у которых каких-то черт нет вовсе, набор человеческих качеств – один у всех. Но вот приоритет того или иного качества у русских один, а у американцев – совсем другой. Вы не найдете нацию, у которой отсутствует стремление к аккуратности или желание помочь ближнему. Но у немцев аккуратность и стремление к чистоте стоят на первом месте, а у кого-нибудь другого – в лучшем случае на десятом.
Поскольку в этой книге мы наблюдаем именно русских, давайте посмотрим, какие приоритеты характерны именно для них. Но увидеть порядок таких приоритетов можно, только сравнивая русских с другими народами. А как же иначе: все познается в сравнении!
Ученые любят делить народы прежде всего на коллективистов и индивидуалистов. Не то чтобы какой-то народ составляли чистые коллективисты или безупречные индивидуалисты, но, скажем, для западных европейцев больше характерен индивидуализм, для жителей Востока – коллективизм.
Русский народ сформировался на самой границе между Западом и Востоком. Наш орел на гербе смотрит одной головой на Запад, другой – на Восток. Восточная голова у него – соборная, коллективистская. «Мы чувствуем локтем друг друга», как поется в старой советской песне. Нам позарез нужен этот локоть, хотя порой он может очень здорово заехать нам под ребра.
Смотрите: вот русская деревня, где все дома расположены строго по одной линии, очень недалеко друг от друга, так недалеко, что коза Марьи Саввишны нет-нет да залезет в огород Катерины Фоминишны, а охота соседского кота время от времени успешно завершается похищением чужого цыпленка. И поле-то от дома получается далеко, и расширить огород некуда, а вот поди ж ты: даже если дом сгорит, хозяин, покряхтев, ставит новый точно на том же месте. Кажется, уж как с соседом он ругался, глаза бы на него не глядели, почему бы ему не построить новый дом где-нибудь на отшибе, подале от этого злыдня, – ан нет! Почему? Потому что он чувствует: случись беда, сосед все равно поможет, как и он, враз забудет свои обиды и придет на помощь. А иначе нельзя. Да и другие соседи осудят.
Дело в том, что русские никогда не жили хорошо, не война – так неурожай, не неурожай – так какая-нибудь холера. Без помощи соседей никому не выжить. И это ощущение въелось в душу, превратилось в черту национального характера. На английский язык невозможно перевести русское присловье «В тесноте, да не в обиде»: для англичанина в тесноте – это еще в какой обиде! Об этом ниже мы еще поговорим.
Английский антрополог Броснахан придумал для русских такой образ: представьте себе многотысячное стадо тюленей, или моржей, или морских котиков на пригретом солнцем скалистом берегу океана. Они лежат и греются, тесно-тесно прижавшись друг к другу. Кажется, что это не множество животных, а один огромный, черный, лоснящийся зверь. Так им удобней: теплее и безопаснее. Случись что, на защиту встанет все стадо – и горе агрессору!
