Критическая Масса, 2006, № 1 - Журнал Критическая Масса (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗

7 «Он расскажет про то, о чем подумать некогда, ведь это „мелочи жизни“. Нашей жизни. Короткие истории больших открытий» (реклама передачи на канале СТС).

8 См.: «Прогулка» (2003), «Не хлебом единым» (2005), «В круге первом» (2005).

9 Лично я бы отнесла к этой группе еще и спектакль «Дредноуты», по уровню и силе высказывания вполне сопоставимый с первыми двумя моноспектаклями Гришковца. М. Ратгауз характеризует «Дредноуты» как спектакль провальный. Ни оценка критики, ни зрительская реакция не позволяют согласиться с подобной характеристикой. Здесь Гришковец перешел от «нового сентиментализма» к «новому романтизму», тем самым обогатив и усложнив свою интонационную и смысловую палитру. К тому же это первая попытка Гришковца создать спектакль в клубном формате.

10 «Понятное дело, те, кто впервые увидел Гришковца в спектакле „Как я съел собаку“, кто в мятущемся матросике, не понимающем, на каком свете он находится, узнал самих себя, — многие из тех, услышав, что настроение Гришковца улучшилось, расстроились. Заговорили, что раньше он отражал свое время, а теперь, дескать, не отражает. Что какой из него музыкант. И писатель из него никакой. Что зачем он улыбается с билборда American Express. Зачем снялся в „Прогулке“. Зачем пошел в телевизор, — играл бы себе свои спектакли. Хочет денег и славы? Говорит, настроение улучшилось? Так будь он проклят. Трижды проклят — ведь и любили его тройной любовью» (Елена Ковальская. Ремиссия. Новый спектакль Евгения Гришковца «По По» // Афиша-СПб. http://spb.afisha.ru/article?name=grishkoviec.

11 Несколько лет назад в интервью глянцевому журналу один из ведущих ныне театральных и киноартистов излагал свою концепцию творческой деятельности. Основной тезис сводился к тому, что голодный артист — плохой артист. Сходных взглядов придерживаются и такие лидеры современного театра, как Кирилл Серебренников, Нина Чусова и Евгений Гришковец. Противостоит им «старая театральная гвардия» в лице Петра Фоменко, Льва Додина, Камы Гинкаса, Анатолия Васильева — носителей традиционной для русского театра идеи служения, полной самоотдачи и независимости от зрителя.

12 Именно эта апелляция принесла Гришковцу славу и известность. Расширение сферы приватности, размывание ее границ, актуализация многочисленных «регистров публичности», позволяющих превратить частное высказывание в публичный акт независимо от степени его уникальности и самобытности, — эти процессы позволили Гришковцу стать актуальной фигурой.

13 В спектакле «Осада» актеры тоже своими словами пересказывают общеизвестные сюжеты древнегреческих мифов. Нечто подобное сделал и Андрей Могучий в спектакле «Pro Турандот», поставленном в манере Гришковца в петербургском театре «Приют комедианта». Как явствует из названия, спектакль представляет собой современное переложение старой сказки Карло Гоцци.

14 Интерес к Хармсу и поэтике абсурда был характерен для Гришковца кемеровского периода и людей его круга. Участники кемеровской литературно-артистической тусовки 1990-х годов вспоминают хэппенинги по произведениям Хармса.

15 Глеб Ситковский. Первое слово дороже второго. Евгений Гришковец и Александр Цекало показали «По По» // Ведомости. 2005. 14 декабря. С. 8.

16 «Театр — это способ проверки высказывания. Когда я пишу, есть только буквы и бумага. Я лишен в этот момент обаяния, физической архитектуры, всей человеческой силы. На театральной сцене все это есть, и текста может оказаться слишком много. Именно на сцене текст обретает структуру и синтаксис. Это мой метод».

17 Получив известность как лидер новой драмы, Гришковец развивается теперь в противоположном направлении. С новой драмой его сближал интерес к «маленькому» человеку и его «маленькой» речи. В итоге новая драма только и делает, что утверждает право каждого на свой собственный голос. Главный идеолог движения Михаил Угаров признается, что драма, в которой нет слова, для него просто не существует. Гришковец культивирует вкус к слову (он должен присутствовать и у актера, и у зрителя), признавая одновременно его ограниченность. И в результате от слова уходит — навстречу невербальным формам: пантомиме, танцу, музыке.

Булавки. Пьеса для чтения. Александр Анашевич

Действующие лица:

Софья

Марина

Слепой

Три священника

Декорации: С правой стороны сцены, в глубине, находится окно. Через него не видно никакого пейзажа. Но оно в течение всего спектакля изменяет цвет: розовый-голубой-желтый-красный-синий-фиолетовый-черный. Окно — очень важный элемент. Оно может быть огромным и может быть маленьким — слуховым. Оно служит для того, чтобы в него заглядывали. Клоун, Монстр и Ангел тогда, когда задуман их выход, тихо подкрадываются к окну и наблюдают за происходящим на сцене. С левой стороны, чуть ближе к краю сцены, находится ажурная панель. Эта панель напоминает решетку в исповедальне, которая отделяет церковного служителя от исповедующегося. Обязательные элементы — шкаф, лестница, кровать. Над дверью висит зеленый фонарик.

Картина первая

Все первое действие выглядит явно наигранным, театральным буквально. Зритель либо должен находиться в недоумении, либо ощущать себя очень умным и достойным иного и при этом не догадываться, что все это — обман.

Софья.Курочка гуляла по улицам.

Курочка Сюзи умерла, умерла.

Курочка Сюзи гуляла по улицам.

Курочка Сюзи умерла.

Марина. А ты не плачь. Не горюй. У тебя ведь слезы текут.

Софья.У меня слезы текут и в глазах темно.

Марина.Ты не плачь, не горюй. И во мне не сомневайся.

Софья. Курочка Сюзи говорила, пела, но умерла.

Марина.Папа говорил, мама говорила. Суп варила из.

Каструльку готовила для гарнира.

Софья. Марина, ты меня когда-нибудь любила?

Марина.Ты во мне не сомневайся. Пойдем погуляем лучше.

Софья. Сейчас, губы накрашу.

Марина.Пойди умойся, Соня, и поскорей одевайся.

А во мне никогда не сомневайся.

Софья . Я не сомневаюсь. Я губы крашу и одеваюсь.

Марина. Надень белое платье, надень желтую шляпку.

Софья.Я надену черное платье и возьму красный зонтик.

Марина. Надень красные туфли и золотое колечко.

Софья . А серьги с брильянтом?

Марина. Серьги с брильянтом и брошку с рубином.

Софья. Брошку с рубином? На черное платье?

Марина. На черное платье, под красные туфли.

Софья . А ленту повязать на шляпку?

Марина. Яркую шелковую ленту. Ту ленту, что я тебе подарила, которую ты все это время берегла и хранила.

Софья. Помню, помню. Я ничего не забыла. Ты мне тогда подарила ленту и пахучий кусочек мыла.

Марина.Какая ты лукавая, Софа. Недаром ты была женой генерала.

Софья. Трудно мне было в замужестве. Но я так многое познала. Сколько я всего сготовила и перестирала, пока армия дислоцировалась от Прибалтики до Урала.

Марина. Ты варила кашу в походной кухне.

Софья. Нет, на примусе и керогазе.

Марина. На Брокгаузе? Или на баркасе?

Софья. На керогазе.

Марина.И что же было потом?

Софья. Я сбежала. Я уже не могла так жить. Изо дня в день подниматься ни свет ни заря. К тому же муж мой был невероятным деспотом. Он не разрешал мне курить, и я пряталась за ангарами и тайком выкуривала свои сигаретки.

Марина. Но ты бы сказала, что так себя вести нельзя. Что ты уже не молода.