Живые и мёртвые - Уорнер Уильям Ллойд (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Житель маленького города испытывал в это время такое чувство значимости самого себя, окружающих людей и происходящих событий, какого у него раньше никогда не было (то же самое касается и войны 1917-1918 гг.). Молодой человек, бросивший школу в период Великой депрессии, праздно слонявшийся по улицам и слывший человеком, не нужным ни самому себе, ни кому бы то ни было еще в сообществе, превратился в бывалого ветерана, сражающегося где-то в южных районах Тихого океана, — человека, явно обладающего (во мнении людей) качествами героя, готового отдать жизнь за свою страну, поскольку он служит в ее вооруженных силах. Он и любой другой играли — и знали, что играют — важную роль в кризисе. Каждый играл в нем какую-то роль. Было чувство неосознаваемого благополучия — эйфории, — ибо каждый что-нибудь делал, помогая общему отчаянному предприятию, не в частном духе, а в атмосфере сотрудничества. Это чувство часто является бессознательным эквивалентом того, что имеют в виду люди, когда собираются на празднество и поют: «Хей! Хей! Все в сборе!» Глубокой значимостью обладает и то, что оно входит в человеческие жизни только в моменты трагедии.
Прочная вера в то, что ради победы в войне каждый должен чем-то пожертвовать, значительно усиливает в людях чувство собственной значимости. Каждый расстается с чем-то ради общего блага: отдает деньги, продукты питания, одежду, металлолом, автомобили, сдает кровь в банк крови. Все это происходит в атмосфере базисной идеологии общей жертвы на благо страны. Дополнительную сильную эмоциональную поддержку этим простым актам дарения, осуществляемым в городе всеми индивидами, семьями, ассоциациями, школами, церквями и предприятиями, придает общее знание того, что местные юноши представляют город в вооруженных силах страны. Все знают, что некоторые из них могут быть убиты. Они, по общему мнению, жертвуют своими жизнями ради того, чтобы жила их страна. Следовательно, все акты индивидуального дарения с целью помочь одержать победу в войне — пусть даже самые небольшие, — становятся социально значимыми и, истолковываясь в качестве жертвы, вносят дополнительный вклад в прочность социальной структуры. Коллективный эффект этих маленьких самоотречений, согласно общему мнению, должен уменьшить число тех, кому придется принести на алтарь страны свою жизнь.
Еще одним очень сильным интегративным фактором, упрочивающим социальную структуру маленького и большого города, является то, что мелкие внутренние антагонизмы выносятся из группы и переносятся на общего врага. Локальные антагонизмы, которые обычно разделяют и разобщают людей, в значительной степени подавляются. Соответственно, чувства и психические энергии, обычно расходуемые на локальную вражду, изливаются на ненавистные символы врага. Локальные этнические группы, часто исключаемые из участия в делах сообщества, получают почетное место в военных усилиях, и на первый план вместо разобщающих различий выходят символы единства. Религиозные группы и церкви, не позволяя своим теологическим разногласиям и состязательному финансированию удерживать себя в состоянии противоборствующих групп, склонны подчеркивать единство общих устремлений. Мощнейшее давление, направленное на сглаживание разногласий, находит выход в сфере управления и труда (красноречивым доказательством эффективности такого давления служит малое число забастовок). Общая ненависть к общему врагу, организуясь в деятельности сообщества, выражающей эту базисную эмоцию, формирует мощнейший механизм, который наполняет энергией жизнь городов и укрепляет в них чувства единения. Тем, кто полагает, будто чувства ненависти времен войны могут причинить только вред психической жизни, следовало бы поразмыслить над терапевтическим и удовлетворяющим воздействием войны на души людей, которые преобразуют свои некогда частные чувства ненависти в социальные и объединяются со своими земляками и соотечественниками в ощущении того, что они сообща разделяют эту базисную эмоцию в общих символах. Враги и друзья должны быть тщательно разграничены, поскольку должны служить объектами для выражения двух основополагающих эмоций, свойственных человеку и его социальной системе: ненависти и любви.
Попытки еще раз пережить ощущение необыкновенного подъема, испытанное в то время, когда общество было наиболее интегрированным, а чувства единения были наиболее интенсивными, обретают форму в деятельности Американского легиона и других патриотических организаций. В их состав входят представители всех классов, вероисповеданий и национальностей, поскольку все они обеспечивали пополнение солдатских рядов.
Лишь очень немногие из ассоциаций достаточно велики и демократичны в своей деятельности, чтобы включать в свой состав мужчин и женщин всех классовых уровней, всех религиозных вероисповеданий и большинства, если не всех, этнических групп. Их можно пересчитать по пальцам одной руки. Наиболее заметное место среди них занимают патриотические ассоциации; все они представляют собой структурные порождения войн, в которые оказывались втянуты Соединенные Штаты. Типичным образцом ассоциации патриотического типа является Американский легион. Из нескольких сотен ассоциаций только 6% включают в свой состав членов всех классов. Из оставшихся 94% примерно половина включает представителей только трех или менее классов. Хотя ассоциаций, охватывающих все слои сообщества, на удивление мало, ассоциаций, подчеркивающих на словах и на деле другие принципы демократии, как, например, равенство рас, национальностей и религий, еще меньше. Лишь 5% ассоциаций состоят из представителей четырех вероисповеданий — протестантского, католического, иудейского и греко-православного, — и большинство их членов происходят из низших слоев общества.
Наиболее видное место среди них занимал Американский легион. Почему эта организация, которую иногда упрекают в том, что она нетерпима и враждебна к мнениям других групп, занимает такое демократическое положение? Ответ кроется в том социальном контексте, в котором она создавалась. Американский легион, рожденный из переживаний солдат, прошедших первую мировую войну, представляет собой организованную попытку сохранить «на все времена» те ценности, которые ощущались участниками войны. ВАР, «Сыны ветеранов Союза» и Объединение ветеранов войны в Испании — аналогичные продукты прежних войн. Невоенная организация «Сыны ветеранов Союза» удостоверяет фактом своего существования то, что военные переживания — это переживания не только солдат, но и всех членов сообщества.
Кроме того, выполняя функцию сохранения ценностей войны, которые переживались в бою лишь очень немногими из его членов, легион — так же, как и вся система этого культа — демонстрирует, что здесь заключено нечто большее, нежели просто образование солдатской организации.
Интенсивное чувство принадлежности, удовлетворение, получаемое от коллективного столкновения со смертью и преодоления страха перед ней, а также ощущения подъема и эйфории, порождаемые войной, укрепляют желание сохранить ее воздействия и в мирное время. Пытаясь осуществить это, мы организуем ассоциации, выдвигающие на передний план демократические догмы, и создаем культы, дающие повторное драматическое выражение чувствам, испытанным во времена минувших войн.
Как тотемическая система символов австралийских аборигенов репрезентирует идеализированный клан, а африканский культ предков символизирует семью и государство, так и обряды Дня памяти павших символизируют и выражают чувства людей по отношению ко всему сообществу и государству. Однако при этом одновременно получают выражение особые ценности и идеи различных частей сообщества. Получают символическое выражение идеи и ценности разных религий, этнических групп, классов, ассоциаций и других группировок, и тем самым ясно обозначается их место в социальной структуре сообщества.
Символическим эквивалентом таких социальных институтов, как наши патриотические общества, являются Линкольн и Вашингтон, а также менее значимые ритуальные фигуры и такие, например, церемонии, как те, что проводятся в День памяти павших. Они выражают те же самые ценности, удовлетворяют те же самые социальные потребности и выполняют аналогичные функции. Все они повышают социальную солидарность сложного и гетерогенного общества.
