Французское общество времен Филиппа-Августа - Люшер Ашиль (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Нельзя не признать, что если граф Овернский и был разбойником, то и в епископе Клермонском не было ровным счетом ничего от миротворца, мягкого и христиански-терпимого. Окопавшись в своих мощных замках Лезу и Мозен, он тоже жил как главарь шайки. Кто же больше виноват из этих двух братьев-врагов? Если верить графу Овернскому, то вражду начал епископ; и возникает вопрос, кто из двоих был самым воинственным и упорным. В 1198 г. граф пишет папе Иннокентию III, моля его о заступничестве против епископа (воистину, мир перевернулся!), и это покровительство он покупает наперед, отдавая римской Церкви замок Уссон, только что им возведенный:
Молю Вас защитить меня от моего брата Робера, епископа Клермонского. С бандами наемников и баронов он с полным презрением всяческого права опустошает мою землю, принося на нее пожары, убийства и разбой. Припадаю к стопам Вашего Святейшества и умоляю Вас велеть прекратить эти насилия и аннулировать приговор об отлучении, который он, кроме всего прочего, наложил на мою землю.
Граф Овернский прибегал к поддержке Папы, потому что епископ по традиции взывал ко французскому королю. Борьба дополнялась еще и притязаниями, выдвинутыми Англией и Францией на сюзеренитет над Овернью: епископ стоял за Капетингов, а граф — за Плантагенетов. Это затягивало и осложняло конфликт.
Затишья в борьбе между двумя братьями не бывали долгими. После видимости примирения в 1201 г. война возобновилась в 1206, причем еще яростнее и ожесточеннее, чем когда-либо. Епископ был брошен графом в темницу в третий раз. Граф снова был отлучен, но отомстил за себя разграблением церковного имущества, в частности, взяв приступом аббатство Мозак, одно из тех, которые обогатил сам епископ. Он обидел и разогнал монахов, разрушил их постройки, забрал казну, а самое главное — похитил реликвии святого Отремуана, перевезя их в один из своих замков. Грандиозный скандал! Епископ в темнице, аббатство, находящееся под покровительством короля Франции, ограблено и разрушено! Изо всех церковных центров Оверни доносится до Филиппа Августа громкий вопль негодования. Король наконец решает серьезно вмешаться в распри двух непримиримых братьев. Но вмешивается не в качестве беспристрастного судьи, как поступал его отец Людовик VII и дед Людовик VI. Филипп Август вмешивается, чтобы присвоить предмет тяжбы и наложить руку на графство Овернь, которого он давно жаждал. В 1210 г. с большим войском прибывают глава его наемников Кадок и королевский вассал Ги де Дампьер. Они осаждают замки Риом и Турнель, берут один за другим двадцать донжонов графа Ги, захватывают бесчисленное количество пленников, в том числе самого графского сына, и в три года завершают это трудное завоевание. Когда французы вступили в знаменитую крепость Турнель, взметнувшуюся на вулканической скале и считавшуюся неприступной, то обнаружили там огромное количество жертвенников, реликвариев, священнических одежд и прочих ценных предметов, добытых ограблением Мозака и всех аббатств края.
Последнее слово осталось за Церковью: епископ Клермонский восторжествовал, но ценой разрушения своей семьи и независимости провинции. Графство Овернское было навеки разделено: французский король, обосновавшийся в Риоме, занял большую его часть, а графу Ги II, лишенному своей вотчины, пришлось укрыться в соседней провинции, где он мог поразмышлять на досуге о превратностях судьбы, случающихся тогда, когда светская власть не хочет жить в добром согласии с властью церковной.
Одновременно то же самое пришлось испытать и другим баронам. Война с епископатом с особой жестокостью разразилась в Бретани. Но между Ги II, графом Овернским, и Пьером де Дре, графом Бретонским, была большая разница — разница между типичным горским царьком, бедным и алчным, и главой государства, сюзереном и сувереном огромной провинции, независимой по традициям и даже местоположению. Пьер де Дре был цельной личностью с железным характером, он выработал законченный политический план. Он стремился стать хозяином Бретани, подобным французскому королю в своем капетингском домене, а значит, подавить все местные феодальные власти, как светские, так и церковные. На этом основании он и заслужил прозвище Моклерк (дурной клирик), ибо провел жизнь в сражениях с Церковью, более могущественной в Бретани, чем где бы то ни было. В этом краю приходское духовенство взимало, помимо десятины, чрезвычайный оброк «tiercage» (налог на треть движимого имущества) и «past nuptial» (разрешение на брак). Епископы пользовались королевскими правами и старались по возможности не признавать сюзеренитет графа. Так что с 1217 г. Пьер де Дре начинает ожесточенную борьбу с епископом Нантским. Он дозволяет своим служащим грабить и жечь епископские дома, захватывать земли и доходы, брать в плен священников, дурно обходиться с ними и даже мучить. Епископ и его капитул, вынужденные покинуть Бретань, искали убежища в соседних диоцезах.
Многократно отлучаемый своей жертвой, Пьер де Дре не обращает внимания даже на Папу. Гонорий III в 1218 г. укоряет его за преступления и призывает остановиться и воздержаться от «сих смертных грехов, которые, ежели он не раскается, повлекут за собой полное отлучение». То, что он продолжает сопротивляться под угрозой отлучения, вызывает подозрение в ереси. Во всяком случае, если он будет упорствовать в своих бесчинствах, апостолическая власть сама наложит отлучение, а понадобится, так пойдет и на освобождение его подданных и вассалов от клятвы верности. «Раскрой глаза, — говорит ему Папа, заканчивая, — и поберегись угодить в сеть, из которой тебе больше не выбраться». Отлучение и интердикт будут сняты лишь после полного подчинения графа, 28 января 1220 г. Навязанные ему условия были суровыми: он возвращал все захваченное, отказывался от своих людей и обещал их сам наказать, возмещал ущерб всем епископским подданным, пострадавшим от насилий войны, отказывался принимать их оммаж и, наконец, обязывался вернуть епископа Нантского и его церковь к тому состоянию, в котором они пребывали до начала военных действий.
Средневековые люди легко смирялись с унижениями поражения и публичного покаяния, ибо никто тогда не видел стыда в смирении пред Церковью, хотя, впрочем, и не привык соблюдать договоры, в силу которых поступался своими правами; через несколько лет Пьер де Дре возобновит борьбу, на сей раз с большей ловкостью, напористо вовлекая всех светских сеньоров своего герцогства в кампанию против привилегий и юрисдикции епископов.
Но высшей степени жестокости и дикости война графа и епископа достигла в другой области феодальной Франции. Граф Осерский и Тоннерский Пьер де Куртене, родственник Филиппа Августа, являл собой тип вспыльчивого, грубого, совершенно лишенного чувства меры и осторожности дворянина. Ему противостоял епископ Осерский Гуго де Нуайе, тоже знатный человек, нрава чересчур хитрого, весьма привязанный к своим мирским интересам и решительно настроенный не склоняться ни перед феодалами, ни даже перед королем, короче говоря — непримиримый Божий слуга во всеоружии в прямом смысле слова. Этим двум людям было суждено постоянно сталкиваться, и было ясно, что их взаимоотношения станут непременно конфликтными и острыми.
Достаточно сказать, что из-за их вражды город Осер почти пятнадцать лет будет оставаться под интердиктом, и нужно представить себе, до какого судорожного и взрывоопасного состояния доходил в средние века город, пораженный отлучением, какое потрясение умов и социальной жизни влекла эта мера, чтобы понять всю серьезность положения: закрытие церквей, запрещение подачи таинств в течение столь продолжительного периода. Самое большее, что разрешалось, и то в виде исключения, это крестить детей и причащать больных. Эта критическая ситуация с течением времени становилась опасной, ибо то тут, то там в области начала появляться ересь, особенно в Невере и Шарите, где, правда, сожгли кое-каких еретиков, но позволить населению и впредь обходиться без таинств и литургии было нельзя. Гуго де Нуайе и его капитул ввиду отъявленного ожесточения графа Осерского пришли к следующей системе: всякий раз, когда отлученный граф намеревался въехать в город, колокола большой осерской церкви звонили во всю мочь, дабы предупредить жителей и духовенство. Тотчас храмы закрывались, церковные службы прерывались, город погружался в траур. Когда же граф уезжал — новый звон колоколов, храмы снова открывались (однако не для людей и слуг Пьера де Куртене) и возобновлялась нормальная жизнь. Так что понятно, каким тягостным и неловким был подобный прием для графа Осерского. «Он не мог, — говорит хронист, — вступить или выйти из принадлежащего ему города без великого смятения, и прежде всего не осмеливался долго в нем оставаться из-за ропота населения». Епископ нашел превосходное средство изгнать графа из его столицы.
