Зарубежная литература XX века: практические занятия - Коллектив авторов (мир бесплатных книг .TXT) 📗
? Проанализируйте образ Бардамю в романе. Согласны ли вы с его самооценкой? Что в конечном счете является двигателем его стремлений и поступков?
? Найдите в тексте романа словосочетания, содержащие слово «ночь». Определите, к какому пласту образа ночи – буквальному или метафорическому – относится обнаруженный вами пример. Прокомментируйте его/их.
Литература для дальнейшего чтения
Селин Луи Фердинанд. Смерть в кредит. М, 1994.
Эмме Марсель. Легенда и правда о Селине // Луи Фердинанд Селин. Путешествие на край ночи. М, 1994. С. 6 – 10.
Недосейкин МЛ. Концепция мира и человека в романе Л.-Ф. Селина «Путешествие на край ночи»: Автореф. канд. дисс. Воронеж, 2000.
Генри Миллер
Henry Miller
1891 – 1980
ТРОПИК РАКА
TROPIC OF CANCER
1934
Русский перевод Г. Егорова (1962)
Об авторе
Писатель, заслуживший скандальную славу первого по времени аморалиста американской литературы, избравший путь эпатажа и открытого бунта против всяческих литературных и общественных норм, запрещенный к публикации в США вплоть до 1960-х, Генри Миллер закончил жизнь признанной величиной отечественной словесности, идейным вдохновителем молодого поколения американских прозаиков середины XX века, предтечей постмодернизма конца столетия. При этом он ни йоту не изменил ни своих радикальных жизненных и творческих принципов, ни эстетических взглядов, – это литература и жизнь, а отчасти и общественная мораль как бы «перестроились» под Г. Миллера, опередившего их на тридцать с лишним лет.
Г. Миллер родился и вырос в Бруклине, в иммигрантских кварталах Нью-Йорка, в добропорядочной и строгой немецкой семье. Его родители (отец был мужским портным) говорили дома по-немецки и были людьми чрезвычайно далекими от литературы, искусства, жизни артистической богемы, свято чтящими приличия. Сам же Г. Миллер перепробовал ради заработка массу занятий: батрака на ранчо в Калифорнии, мусорщика, редактора, писателя («Подрезанные крылья», 1922), наконец – служащего Вестерн Юнион. В результате он приобрел необоримое отвращение к американской системе наемного труда, а заодно и к Америке, которую позже назвал «кондиционированным кошмаром».
Бросив в 1924 году службу в компании, он остановился на свободной профессии литератора, а в 1930-м покинул США, как оказалось, на десять лет, дабы в Европе, в Париже (признанной Мекке всех начинающих гениев) полнее реализовать себя в качестве художника слова.
Парижский период его жизни описан в программной и лучшей книге Г. Миллера «Тропик рака» (Париж, 1934; Нью-Йорк, 1961). Она открывает его автобиографическую трилогию тридцатых годов, куда входят также романы «Черная весна» и «Тропик козерога». «Тропик рака» – произведение ошеломляюще новаторское для англоязычной литературы, его непосредственным предшественником является «Путешествие на край ночи» Селина. По определению автора, данному на первой же странице, это «не книга. Это – клевета, издевательство, пасквиль. Это не книга в привычном смысле слова. Нет! Это затяжное оскорбление, плевок в морду Искусству, пинок под зад Богу, Человеку, Судьбе, Времени, Любви, Красоте ...всему, чему хотите. Я буду для вас петь, слегка не в тоне, но все же петь. Я буду петь, пока вы подыхаете; я буду танцевать над вашим грязным трупом».
Сознательный отказ Г. Миллера соблюдать конвенции – литературные, социальные, религиозные, моральные, – демонстрация собственного цинизма связаны, как и у Селина, с ощущением несостоятельности прежних ценностей. Общепринятые понятия давно и безнадежно перестали соответствовать жизни в обезбоженном, утратившем смысл, искаженном и все более теряющем привычные пропорции мире. То, что писатели предшествующего поколения модернизма выражали в эстетизированной, иногда лирической форме, Селин и Миллер артикулируют намеренно грубо, взрывая «художественность» как таковую, опрокидывая любые традиционные каноны. Их боль срывается на крик.
«Мир – это сам себя пожирающий рак», – заявляет Г. Миллер. Свою задачу он видит в том, чтобы «сломать существующую иерархию ценностей, посеять брожение и раздоры, чтобы через эмоциональное освобождение воскресить мертвых». А для этого требуется «книга, подобная взрыву». Чтобы создать ее, надо принадлежать к «расе художников», которая «ступает по слезам и крови» и не боится «грызть собственные внутренности. ...И все, что менее ужасно, все, что не вызывает подобного потрясения, не отталкивает с такой силой, не выглядит столь безумным, не пьянит так и не заряжает, – все это не искусство. Это – подделка. Зато она человечна», – таково творческое кредо Г. Миллера, сполна реализованное в «Тропике рака». Автор кривляется и выворачивает наизнанку слова и явления, он показывает читателю собственные внутренности, распарывает по швам жизнь и вытряхивает ее начинку.
О произведении
Язык произведения чрезвычайно далек от того, что принято именовать «изящной словесностью». Это то «косноязычие возбуждения», «заикание» вместо «божественной музыки... раздувшиеся мускулы лирической глотки, то чудовищное усилие, которое необходимо, чтобы повернуть остановившееся колесо творчества». Автор «Тропика рака» шокирующе смело обращается к явлениям, связанным с физиологическими отправлениями организма и прежде табуированным в художественной литературе.
Вместе с тем язык Г. Миллера богат и разнообразен: он то ошарашивающе груб и прямолинеен, то изощренно витиеват. Он буквально перенасыщен ненормативной лексикой, которая сметает прочь все языковые барьеры художественной прозы, что неизбежно расширяет ее границы. Собственно, именно это свойство книги и спровоцировало критиков клеймить ее как «порнографическую» и «грязную».
Первый пункт обвинения, однако, явно несостоятелен: деловито-механистические описания случайных связей и бесконечные упоминания детородных органов, представленные среди грязи, человеческих экскрементов, гноя, вшей и венерических болезней, способны не распалить, а отрезвить даже самого небрезгливого читателя. Второй же момент вряд ли вообще воспринимался автором «Тропика рака» как обвинение, ибо был важным пунктом его идейно-эстетической программы: «Жизнь так устроена, что не чурается дряни и зловония», – предупреждает Г. Миллер, предвидя возможные упреки. Вместе с тем язык «Тропика рака» может быть и лирическим и патетическим, порой приближающимся к языку ветхозаветных пророков; он отличается разнообразием стилевых пластов.
Автор мастерски владеет инструментарием художественной прозы, он неисчерпаемо изобретателен в использовании всевозможных стилистических средств, причем это использование целенаправленно. Цель – эпатировать, встряхнуть читателя, дать ему эмоциональный заряд. Действительно, лейтмотивы романа (главные из них – город, река или поток, голод, нечистоты, рак, венерические болезни, детородные органы) эпатируют, его гиперболы потрясают: «...рак и сифилис. Это написано в небе, это горит и танцует там как предвестие ужасов».
Однако излюбленные средства Г. Миллера – сравнение и метафора. Они оригинальны и развернуты: «улицы... напоминают продольно рассеченные детородные органы, пораженные шанкром», «Нотр-Дам поднимается из воды, как надгробный памятник, горгульи высовываются над кружевным фасадом. Они висят там, точно навязчивая мысль в голове маньяка». Метафоры и сравнения Г. Миллера построены преимущественно на шоковом сближении абсолютно разнородных понятий. Такая метафора концептуальна – она заключает идею единства всех жизненный проявлений, нерасчленимости потока жизни на прекрасное и безобразное. Порой, однако, Г. Миллер сшибает понятия настолько нарочито, что повествование приобретает сюрреалистическое качество.
«Тропик рака» – это не роман в общепринятом значении слова, а скорее «антироман». Здесь отсутствует фабула, здесь есть только один герой, он же автор, и весь обширный текст представляет собой его «поток сознания», в котором слиты сиюминутные действия, ощущения и впечатления, спонтанно возникшие или же выстраданные мысли (о сексе, о современной жизни, о творчестве), воспоминания (о первых днях в Париже, о Нью-Йорке и т.д.) или обрывки воспоминаний, вызванные неожиданными ассоциациями. В этом потоке впечатлений, воспоминаний и размышлений героя всплывают и другие персонажи – и их множество: знакомые женщины с их мужьями и любовниками, проститутки, русские и индийские сотоварищи-эмигранты и т.д. Они появляются, чтобы вскоре исчезнуть из повествования совсем или на время.
