История тела сквозь века - Жаринов Евгений Викторович (читать книги без сокращений txt, fb2) 📗
Так, на открытом пространстве агоры, афиняне принимали и самое важное политическое решение: предавали сограждан остракизму, то есть изгоняли их из города. Раз в год народное собрание обсуждало, не стал ли кто-нибудь из граждан так влиятелен, что может попытаться восстановить тиранию. Произносились речи, по итогам которых составлялся список кандидатов на высылку. Следующие два месяца отводились на размышления. Перспектива остракизма в это время создавала практически безграничные возможности для подкупа, сплетен, клеветы, переговоров за накрытым столом – грязной пены политических приливов, снова и снова омывавших агору. Затем горожане собирались снова: любой человек, получивший более 6000 голосов, отправлялся в изгнание на десять лет.
Как выглядела толпа в шесть тысяч человек на афинской агоре?
По современным меркам такое скопление людей на площади в четыре гектара оценивается как толпа средней или высокой плотности – посвободнее, чем на стадионе, поплотнее, чем в среднем торговом центре. Как мы знаем, афиняне обнаружили, что собравшаяся на агоре толпа в шесть тысяч человек не может действовать оперативно, и постарались преодолеть это затруднение с помощью особых зданий. Примером такого здания был фолос, в котором заседал исполнительный орган города – пятьдесят периодически сменявшихся советников. Этот орган заседал день и ночь круглый год: в любой момент в фолосе присутствовали семнадцать из пятидесяти его членов, с тем чтобы Афины никогда не оставались без руководства, готового отреагировать на чрезвычайную ситуацию. Нам также известно, что многообразие агоры не соответствовало представлениям более поздних античных наблюдателей о благопристойности и степенности, которая пристала политическому процессу. Аристотель, к примеру, настаивал в «Политике»: «Торговая площадь должна быть отделена от (агоры) и расположена отдельно». Ему казалось, что соседство политики и экономики унижает политику, особенно ту ее область, что связана с отправлением правосудия. Другие поздние комментаторы тоже настаивали, что «величие закона» должно утверждаться в особых пространствах.
В 510 году до н. э., на исходе эпохи тирании, почти все слова, адресованные одним афинянином другому, могли быть сказаны на агоре. К 400 году, когда демократия окрепла, а все соблазны тирании были преодолены, пространства речи оказались разбросаны по разным концам города.
Театральное пространство
Театральные представления сначала проводились на агоре.
Прежде город возводил на орхестре посреди агоры деревянные трибуны, где представлялись новые драматические произведения. Около 450 года эти трибуны обрушились во время одного из праздников, и в южном склоне Акрополя был вырублен новый постоянный театр – каменная получаша с поднимающимися рядами сидений, у подножия которых выступали танцоры и актеры. Примерно тогда же большая часть музыкальных представлений была перенесена с агоры в особый крытый зал для состязаний в исполнительском мастерстве. Нельзя сказать, что агора пришла в упадок – там по-прежнему возводились все новые стои и храмы. Народное собрание продолжало собираться там, чтобы предать кого-либо из граждан остракизму; в судах было не протолкнуться. Однако теперь агора уже не была главным в городе пространством голоса, в частности, при всем своем многообразии, она теперь не полностью вмещала в себя голос власти.
Античный театр в Эпидавре на Пелопоннесе
Ранние греческие театры были просто холмами, на которых достаточно было соорудить несколько уступов, чтобы получились места, откуда люди могли наблюдать за танцорами, поэтами или атлетами. При таком устройстве то, что происходит перед зрителем, гораздо важнее для него, чем происходящее по сторонам или сзади. Изначально на уступах ставили деревянные скамьи; со временем театры превратились в системы узких лент каменных сидений, разделенных широкими проходами. Это давало человеку возможность не тревожить окружающих своим приходом и уходом, отвлекая их внимание от происходящего перед ними. Само слово «театр» происходит от греческого theatron, буквально означающего «место для смотрения». Родственное существительное theoros переводится не только как «зритель», но и как «посол» – театр действительно в некоторой степени представляет собой посольство, доносящее историю из иных времен или стран до ушей и глаз зрителей.
В новом театре орхестрой, то есть местом для танцев, назывался круг утоптанной земли у подножия склона с сиденьями. За орхестрой театральные архитекторы со временем установили скену – перегородку, которая поначалу делалась из холстины, потом из дерева, а еще позже из камня. В эпоху Перикла действие пьесы разворачивалось перед деревянной или холщовой скеной, а актеры готовились к выходу позади нее. Скена помогала направлять голос актера в сторону зрителей, но еще большую физическую мощь он приобретал благодаря раструбу расположенных ярусами сидений. Из-за акустических свойств такого пространства голос актера звучал в нем в два или три раза громче, чем на ровной местности, поскольку склон не давал звуку рассеиваться. Разумеется, ярусная структура к тому же позволяла зрителям в толпе лучше видеть актеров через головы соседей, но тут важно отметить, что ярусы, в отличие от кинокамеры, не приближают изображение. В древнем театре ясная видимость далекой фигуры накладывалась на слышимость голоса, звучавшего гораздо ближе, чем можно было ожидать, исходя из расстояния до его источника.
Увеличенная мощность актерского голоса, как и ракурс, в котором видела актера публика, создавали разрыв между зрителем и актером античного театра. Причиной этого разрыва была акустика: голос, звучащий где-нибудь на верхних ярусах такого театра, рассеивается по мере спуска к сцене и кажется тише, чем на ровном месте. Кроме того, ко временам Перикла актерское мастерство владения голосом достигло впечатляющих высот. Этот разрыв оказался очень важным в театральных пространствах, которые использовались для политических нужд.
Театр был тем местом, где безраздельно царствовало слово. Слова, по мнению греков, повышали температуру тела: выражения вроде «жаркие дебаты» или «в пылу страсти» они понимали буквально. Искусство риторики было совокупностью технических приемов, с помощью которых порождался речевой жар.
Афиняне хорошо знали силу одинокого уверенного голоса, вооруженного риторическими навыками, и боялись ее. Обнаженные воины, высеченные на фризах Парфенона, производят впечатление абсолютно безмятежных. Публичная речь оказывала совсем иное действие: умелый оратор часто сеял смятение в умах попавших под его влияние слушателей. Его слова подогревали неразбериху.
Территория вокруг агоры застраивалась без какого-либо общего плана: «помимо желания сохранить в центре открытое пространство площадью в четыре гектара, в ее архитектуре не просматривается никакой объединяющей мысли». Зато чаша театра – это целостный архитектурный проект, который распределяет толпу по ярусам, усиливает одинокий голос снизу и выставляет на обозрение публики каждый жест оратора. Это архитектура, выставляющая напоказ личность. Более того, такое устройство меняло и самовосприятие сидящих зрителей. Как отмечает историк Ян Бреммер, поза сидящего человека имела в греческой культуре не меньшее значение, чем вертикальное положение тела или ходьба, но воспринималось куда более неоднозначно. К эпохе Перикла боги часто изображались сидящими – например, во время пира на Олимпе. Но в то же время сидящий человек находился в позе подчинения: например, когда мужчина впервые приводил в дом молодую жену, новобрачная в знак подчинения его власти в первый раз ритуально присаживалась у его очага. Вазовые росписи изображают городских рабов, выполняющих свои обязанности, либо согбенными, либо сидящими. Эти коннотации процесса сидения использовались и в театре, особенно трагическом: сидящим зрителям было проще в буквальном смысле слова войти в положение страдающих персонажей, поскольку их тела, как и тела актеров, находились в «положении смиренного подчинения высшим силам». В то время как агора была в основном заполнена стоящими и идущими людьми, взаимодействующими между собой, Пникс внедрял в политический процесс сидящих и наблюдающих. Этим людям приходилось заниматься самоуправлением из пассивного, уязвимого положения. В такой позе они внимали обнаженному голосу, раздававшемуся внизу. Так возникал «пафос» сидящего человека, о котором писала американский антиковед Фрома Цейтлин, то есть страдания пассивного тела, одолевамого жаром страсти. Так возникал фатальный конфликт между духом и телом. Хотя соотношение между духом и телом поменялось за прошедшие тысячелетия, однако сам их разрыв, возникший вместе с человеческим родом, никуда не делся: за словом «человек» в нашей истории всегда стоят противоречивые и непримиримые силы. С возникновением христианства этот конфликт станет казаться необходимым и неизбежным, а человек – существом, пребывающим в состоянии борьбы с самим собой из-за грехопадения и изгнания из райского сада. В эпоху Античности греки пытались осознать эту данность иным путем, через переживание городских ритуалов.
