Англия и англичане. О чем молчат путеводители (Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения) - Фокс Кейт
Не спорю, «внутренняя логика» объясняет многое, и нам важно понимать, почему люди поступают так, а не иначе. Но от этого нелепые обычаи не становятся менее абсурдными.
Разумеется, я не равняю английское табу на разговоры о деньгах с женским обрезанием. Я просто хочу сказать, что порой антропологам не мешало бы честно признать, что отдельные национальные верования и обычаи выглядят весьма странно и, пожалуй, не в полной мере соответствуют интересам данного народа. По крайней мере, здесь меня не смогут обвинить в этноцентризме [80], колониальных воззрениях или высокомерии (на языке антропологов это все эквиваленты святотатства — преступления, за которое человек может быть подвергнут общественному остракизму), поскольку критикуемое мною глупое табу является неписаным правилом моей родной культуры, которому я слепо и рабски повинуюсь.
Табу на разговоры о деньгах — исключительно английская поведенческая норма, но не все англичане ее соблюдают. Существуют значительные отклонения. Например, южане, говоря о деньгах, как правило, смущаются сильнее, чем северяне, а верхушка и средние слои среднего класса более щепетильны в этом отношении, чем рабочий класс. По сути, представители верхушки и средних слоев среднего класса зачастую внушают своим детям, что говорить о деньгах — это дурной тон и признак «низкого происхождения».
В сфере бизнеса соблюдение данного табу находится в прямой зависимости от статуса бизнесмена: люди, занимающие более высокое положение в английских компаниях — независимо от их социального или регионального происхождения, — более склонны тушеваться при обсуждении денежных вопросов. Выходцы из среды рабочего класса и (или) северных районов страны на первых порах вовсе или почти не выказывают «естественной» неловкости в разговоре о деньгах, но по мере продвижения по служебной лестнице они учатся смущаться и конфузиться, отшучиваться, медлить или уклоняться от обсуждения этой темы.
Правда, есть очаги более жесткого сопротивления табу на разговоры о деньгах, в частности в Йоркшире. Жители этого графства гордятся своей прямотой, резкостью и откровенностью, особенно в вопросах, смущающих жеманных нерешительных южан, например касающихся денег. Чтобы проиллюстрировать свой серьезный деловой подход, в качестве примера йоркширцы приводят следующий разговор между йоркширским коммивояжером и йоркширским лавочником.
Коммивояжер (входя в лавку): Owt?
Лавочник: Nowt [81].
Коммивояжер удаляется.
Разумеется, это пародия — большинство йоркширцев не более прямолинейны, чем остальные северяне, — но пародия, с которой отождествляют себя многие жители данной области, а некоторые стремятся соответствовать ей и в жизни. Гордый йоркширский бизнесмен не станет ходить вокруг да около, обливаться потом от волнения и придумывать эвфемизмы к слову «деньги». Йоркширский бизнесмен со злорадным удовольствием проигнорирует запрет на разговор о деньгах и скажет прямо, без шуток и преамбул: «Хорошо, так во что это мне обойдется?»
Но это не исключение, аннулирующее данное правило или хотя бы ставящее его под сомнение. Это умышленное демонстративное инверсирование данного правила, что возможно только там, где это правило является всеми признанной установленной нормой. Это обратная сторона одной и той же монеты, а не другая или особая монета. Прямолинейные йоркширцы знают, что они переворачивают правила задом наперед: они делают это специально, они шутят по этому поводу, они гордятся своим статусом диссидентов и бунтарей в системе английской культуры. В большинстве других культур их прямолинейность осталась бы незамеченной, это было бы расценено как нормальное поведение. В Англии же подобные аномалии считаются заблуждением, которое следует критиковать и высмеивать.
Не пытаясь защитить или оправдать табу на разговоры о деньгах, замечу, что этому странному обычаю, возможно, есть объяснение с точки зрения как истории, так и «грамматики» английской самобытности. Выше я упоминала, что у нас еще бытует предубеждение против торговли, сохранившееся с тех времен, когда аристократия и нетитулованное мелкопоместное дворянство — и вообще всякий, кто хотел прослыть джентльменом, — жили на доходы со своей земли или поместья и ни в коем случае не занимались столь вульгарными видами деятельности, как производство и продажа товаров. Торговля была уделом низших сословий, и те, кто разбогател путем коммерции, всегда покупали земельное владение в сельской местности и пытались скрыть все следы своих прежних нежелательных «связей». Иными словами, предубеждение высшего класса против торговли, по сути, разделяли и представители низших сословий, в том числе те, кто сам занимался торговлей.
В своем эссе, посвященном Джейн Остин, каждый английский школьник непременно отмечает, что писательница мягко высмеивает бытовавшее в ее время снобистское предубеждение против торговли, но серьезно не ставит его под сомнение. Однако школьникам не говорят, что остаточные признаки подобного снобизма до сих пор наблюдаются в отношении англичан к работе и в их поведении на рабочем месте. Эти предрассудки наиболее заметно проявляются в кругах высшего сословия, представителей престижных профессий из числа верхушки среднего класса (подразумеваются юристы, врачи, священнослужители и военные), интеллигенции и «болтливых классов».
В среде названных классов особенно прочно укоренилась неприязнь к «бизнесмену-буржуа», но в принципе осуждение всякого, кто занимается «продажами», — довольно распространенное явление. Даже модели и марки автомобилей, ассоциирующиеся с богатыми бизнесменами («мерседес») и людьми, занятыми в «торговле» («форд-мондео»), подвергаются осмеянию со стороны социально неустойчивых элементов всех классов. Здесь нужно помнить еще один тип торговцев — агентов по продаже недвижимости, — к которым почти повсеместно относятся недоброжелательно.
Данные примеры указывают на то, что со времен Остин англичане несколько изменили свои взгляды на торговлю: предубеждение против торговцев полностью не исчезло, но в нашем отношении к ним сместились акценты. Теперь к производителям товаров относятся гораздо терпимее, чем к тем, кто ими торгует. Разумеется, эти два процесса зачастую взаимосвязаны, но навязчивая, неблагородная манера продажи товаров, подчеркивающая, что главный смысл и цель этой деятельности — деньги, вызывает у нас отвращение и недоверие. Существует неписаное правило (в общем-то, это даже не правило, а общепризнанный факт), согласно которому не принято доверять тем, кто что-то продает. Недоверие к торговцам присуще не только англичанам, но подозрительность, скептицизм и, главное, презрительная неприязнь в отношении этих людей в нас выражены более рельефно, укоренились глубже, чем у других народов. В отличие от американцев, англичане менее склонны к сутяжничеству, когда нас обманывают или когда мы не удовлетворены качеством проданного нам товара (в таких случаях мы все так же высказываем свое возмущение друг другу, а не виновнику нашего недовольства). С другой стороны, благодаря тому, что в нас сильно развиты нелюбовь и недоверие к торговцам, нас труднее одурачить.
В других культурах торговцам, возможно, и не доверяют, но общество их все-таки принимает, не то что в Англии. В других частях света торговля считается вполне нормальным способом заработать на жизнь, и преуспевающие бизнесмены, разбогатевшие на торговле, пользуются в обществе определенным уважением. В Англии за деньги можно многое купить, в том числе власть и влияние, но уважения за деньги не купишь — как раз наоборот: по-видимому, зарабатывание денег почти такой же моветон, как и разговор о них. Англичане едва ли не с издевкой произносят слова «rich» и «wealthy» («богатый», «состоятельный»), когда характеризуют кого-то, и те, кого так можно охарактеризовать, редко употребляют эти же слова, говоря о себе: они признают, не очень охотно, что они «quite well off» («вполне обеспеченны»).
