Приключения Тома Бомбадила и другие истории - Толкин Джон Рональд Руэл (полная версия книги txt) 📗

Очень мудро с его стороны! Но в конце ситуация переворачивается. В строках 3076— 3083 мы узнаем, что Виглафу и гитам нападение на дракона казалось чересчур рискованным, и они пытались удержать короля от опасного похода, используя слова, очень похожие на те, которыми увещевал его когда-то Хигелак. Но король хотел славы, или славной смерти, и заигрывал с напастью. «Рыцарскую браваду» облеченного ответственностью повелителя нельзя осудить более точно и сурово, чем делает это Виглаф, восклицая: «Oft sceall eorl monig anes willan wr?c adreogan» — «По воле одного человека многие должны претерпеть скорбь». Эти слова поэт Мэлдона вполне мог бы поставить эпиграфом к своей поэме.

О ВОЛШЕБНЫХ СКАЗКАХ

Перевод С. Кошелева

Я собираюсь говорить о волшебных сказках, хотя и знаю, что это рискованное предприятие. Феерия — страна, полная опасностей. Неосторожных ждут здесь западни, безрассудных — мрачные подземелья. А ведь безрассудным можно счесть и меня, ибо хотя я полюбил сказки с той минуты, как научился читать, и порою размышлял о них, изучать их профессионально мне не доводилось. В этой стране я не более чем бродяга-натуралист (а то и просто нарушитель границы). Она приводит меня в изумление, но знаю я о ней мало.

Царство сказки — просторное, с высоким небом и глубокими водоемами. Чего в нем только нет: всяческие звери и птицы, безбрежные моря и бессчетные звезды, чарующая красота и неистребимые опасности, радость и горе, острые, как клинки. Верно, любой, кому довелось там постранствовать, считает себя счастливцем. Да только рассказать об этом нелегко: богатство и необычайность этого царства будто связывают язык. А пока путник еще в пределах Феерии, он правильно поступит, не задавая лишних вопросов: ворота ведь могут захлопнуться, а ключи от них — исчезнуть.

И все же есть несколько вопросов, на которые тот, кто собирается говорить о сказках, должен получить ответ или хотя бы попытаться ответить сам, даже если жители Феерии сочтут, что он много на себя берет. Например: что такое волшебная сказка? Каково ее происхождение? Зачем она нужна? Я постараюсь дать ответ на эти вопросы или хоть выскажу то немногое, что мне удалось об этом узнать, — главным образом из самих сказок, тех немногих, с которыми я знаком, из общего огромного числа.

Волшебная, или фейная сказка

Что такое волшебная, или фейная сказка? Если обратиться к Оксфордскому словарю английского языка, это ни к чему не приведет. Названного словосочетания в нем нет. В «Приложении» оно дается как зафиксированное с 1750 года. Его основное значение: рассказ о волшебных существах (феях) или легенда о феях, а производные: 1) небылица, невероятная история; 2) ложь. Что касается фей, словарь здесь тоже мало чем помогает.

Если брать последние два определения, моя тема станет безнадежно широкой. Первое же определение, напротив, слишком узко. Не для эссе: оно достаточно широко, чтобы служить предметом исследования во многих-многих книгах. Но оно не покрывает действительного смысла словосочетания. Еще больше сужает его тот смысл, который лексикографы вкладывают в слово «феи»: «сверхъестественные существа очень маленького роста, которые, по народным поверьям, обладают способностью к волшебству и оказывают сильное влияние — доброе или злое — на дела людей».

«Сверхъестественный» — слово туманное и небезопасное и в строгом, и в широком смысле. Но к феям оно вообще неприложно, разве что мы будем расценивать «сверх-» — как префикс превосходной степени. Как раз человек в сравнении с феями — существо сверхъестественное (и часто отличающееся очень маленьким ростом), а феи естественны — гораздо естественнее, чем человек. Такова уж их судьба. Дорога в страну фей — не дорога на небеса и, по-моему, даже не дорога в ад, хотя кое-кто утверждает, что именно туда, пусть не прямо, она и может завести, ибо тот, кто идет к феям, так или иначе отдает дань дьяволу.

Что касается очень маленького роста: я не отрицаю, что такое представление о феях — сейчас самое распространенное. Я часто думал, что было бы небезынтересно попытаться определить, почему это так. Но моих знаний недостаточно, чтобы дать точный ответ. В старину в Феерии действительно были существа небольшого (хотя вряд ли «очень маленького») роста, но в целом для тамошнего народа небольшой рост не характерен. Я считаю, что в Англии существо очень маленького роста (эльф или фея) в значительной мере является особым плодом литературного вымысла [41]. Вполне естественно, что в стране, чье искусство многократно проявляло любовь к хрупкости и утонченности, вымысел и в этом случае обратился к изящному и очень маленькому, тогда как во Франции он обосновался при дворе, стал пудриться и обвешиваться бриллиантами. Кроме того, подозреваю, что эта цветочно-мотыльковая миниатюрность была одновременно и плодом «деятельности разума», который превратил сияние Страны Эльфов в блеск дешевых побрякушек, а невидимых существ представил крохотными и хрупкими, способными спрятаться под листом подорожника или укрыться за травинкой. Вскоре после того, как начались великие путешествия, в моду вошло считать мир слишком маленьким, чтобы он вместил и людей, и эльфов. Ведь тогда даже волшебная западная земля ирландских сказаний Хай Брезейл (Ну Breasail) превратилась в реальную Бразилию, страну красильного дерева. Так или иначе, превращение эльфов в малюток — во многом дело литераторов, к которому приложили руку Уильям Шекспир и Майкл Дрейтон [42]. Дрейтонова «Нимфидия» (1627) дала жизнь многочисленному потомству, состоящему из фей цветков и порхающих эльфов с мотыльковыми усиками. Я эту мелочь терпеть не мог, когда был мальчишкой, а теперь их, в свою очередь, ненавидят мои дети. Подобные же чувства испытывал и Эндрю Лэнг. В предисловии к «Лиловой книге сказок» он говорит о нагоняющих тоску писаниях современных авторов: «Они всякий раз начинают с того, как маленький мальчик или девочка идет гулять и встречает фею гардении, или фею яблоневого цвета, или фею кашки... Эти феи пытаются развеселить дитя, да не умеют; или же пытаются прочитать ему мораль — с гораздо большим успехом».

Но все это началось, как я уже сказал, задолго до XIX столетия, и подобные эльфы и феи давным-давно стали невыносимо скучны — как раз из-за того, что пытаются развеселить, да не умеют. Если «Нимфидию» рассматривать как волшебную сказку (то есть «рассказ о феях»), то она — одна из худших сказок всех времен. Судите сами. Во дворце Оберона стены — из паучьих лапок,

Рыцарь Пигвигген разъезжает на резвой уховертке. Своей возлюбленной, королеве Маб, он посылает браслет из муравьиных глазков, а свидание назначает в венчике первоцвета. Но на этом миленьком фоне разворачивается скучнейший рассказ об интригах и хитрых сводниках. Доблестный рыцарь и разъяренный муж садятся в лужу, и гнев их гаснет после того, как они испили летейских вод. Лучше бы Лета поглотила всю эту историю. Пусть Оберон, Маб и Пигвигген — эльфы и феи маленького роста, а Артур, Джиневра и Ланселот — нет; все равно рассказ о борьбе добра и зла при дворе короля Артура — волшебная сказка в куда большей степени, чем эта история насчет Оберона.