История тела сквозь века - Жаринов Евгений Викторович (читать книги без сокращений txt, fb2) 📗
Когда все четыре конечности были оторваны, духовники пришли говорить с ним. Но палач сказал им, что он мертв, хотя, по правде сказать, я видел, что он шевелится, а его нижняя челюсть опускается и поднимается, будто он говорит. Один из палачей вскоре после казни даже сказал, что, когда они подняли торс, чтобы бросить на костер, он был еще жив. Четыре оторванных конечности отвязали от тросов и бросили на костер, сложенный в ограде рядом с плахой, потом торс и все остальное закидали поленьями и вязанками хвороста и зажгли воткнутые в дрова пучки соломы.
…Во исполнение приговора все было сожжено дотла. Последний кусок, найденный в тлеющих углях, еще горел в половине одиннадцатого вечера».
Как видно из приведенного отрывка, искусство палача – это настоящее искусство «анатома страдания». И в этом смысле палачи и медики в определенный период истории выполняли близкие функции.
Казнь и пытки служили не только наказанию осужденных. Судилища развлекали черный люд наравне с городскими ярмарками, театральными представлениями и красочными карнавалами. Зачастую публичные казни собирали большое число зевак. Они старались заранее узнать о предстоящем зрелище. Зрители стремились занимать самые высокие места, откуда открывался широкий обзор.
Почти во всех городах средневековой Европы жильцы и владельцы недвижимости, выходящей на главные площади, предлагали лучший вид на помост за дополнительную (не всегда умеренную) плату. Обычно приговоры приводились в исполнение на Ратушной площади, но до нее осужденного следовало доставить. Так, путь бедного грешника в средневековой Риге пролегал по Яковлевской улице.
Неизвестный художник. Сожжение ведьм у замка Рейнштейн. Литография. 1555
Когда приговоренного к казни везли на эшафот, должен был громко звонить колокол на церкви Святого Иакова в Риге, внушая трепет всем обывателям и давая понять, что лучше быть праведником. За это он получил прозвище «колокол бедного грешника». Власти старались ничего не упустить в достижении наибольшего впечатления от зрелища: знаки высокого достоинства осужденных сопровождали их во время скорбного шествия. Жан де Монтегю, королевский мажордом, предмет ненависти герцога Жана Бесстрашного, восседал высоко в повозке, которая медленно двигалась за двумя трубачами. Он был облачен в пышное платье, соответствующее его положению: капюшон, который ниспадал на плечи, наполовину красные, наполовину белые панталоны и башмаки с золотыми шпорами – на этих шпорах его обезглавленное тело и осталось висеть на виселице.
Богатого каноника Никола д’Оржемона, жертву мщения арманьяков, в 1416 г. провозят через Париж в телеге для мусора облаченным в просторный лиловый плащ с капюшоном; он видит, как обезглавливают двух его сотоварищей, прежде чем его самого приговаривают к пожизненному заключению «на хлебе скорби и воде печали».
Голова мэтра Одара де Бюсси, позволившего себе отказаться от места в парламенте, по особому повелению Людовика XI была извлечена из могилы и выставлена на рыночной площади Эдена, покрытая алым капюшоном, отороченным мехом.
С трупами преступников и вовсе не церемонились. В средневековой Европе отношение к смерти было простым. Смерти вокруг было много, и относились к ней соответственно – как к элементу частной жизни и быта. Трупы преступников могли не один месяц оставаться на месте казни, демонстрируя горожанам прямое действие закона. В 1660 году после казни цареубийц, причастных к смерти Карла I, мемуарист Джон Ивлин писал: «Я не видел самой расправы, но встретил их останки, – изуродованные, изрубленные, зловонные – когда их везли прочь от виселицы в корзинах на салазках».
Палач часто был врачом и хирургом. Помимо казни, палачи часто пытали своих жертв. Это привело к тому, что опытные палачи обладали исключительными знаниями анатомии человека, и поэтому их призывали лечить болезни. Один довольно известный немецкий палач XVII века, Франц Шмидт, отметил в своем дневнике, что в течение почти пятидесятилетней карьеры у него было более 15 000 пациентов, которых он лечил как врач, в то время как казнил он только 394 и пытал примерно столько же – это означает, что большую часть времени он работал врачом.
А тело, между тем, в большей степени не исцелялось, а подвергалось невыносимому страданию и унижению даже после насильственной смерти. Головы казненных висели на мосту через Темзу и украшали городские стены Парижа. Тела преступников палачи нередко отдавали в анатомические театры, где их публично вскрывали врачи в парадных одеяниях. Публика приходила на такие представления целыми семьями – медик, как цирковой фокусник, извлекал внутренние органы и раскладывал их перед зачарованными зрителями.
Трупы преступивших закон превращались в наглядные пособия для студентов и художников, но кроме того – были весьма востребованы ведьмами и колдунами, которые варили из них снадобья и изготовляли талисманы. Кости арестантов шли на производство «лечебных» порошков и мазей. Из волос делались парики, а из человеческого жира – парфюмерные композиции. Доктор Сорбонны, историк парфюмерии Анник Ле Герер приводит в своей книге «Ароматы Версаля в XVII–XVIII веках» рецепт некоего Кроллиуса, ученика великого алхимика и врача Парацельса, который советовал для усиления композиции непременно использовать тело умершего насильственной смертью рыжего молодого человека.
Французский химик и фармацевт XVII века Николя Лефевр рекомендовал своим ученикам использовать для приготовления лекарств мясо молодых казненных арестантов. В европейских городах существовали целые рынки по продаже и перепродаже трупов казненных.
Палач нередко торговал частями трупов и снадобьями, изготовленными из них, а также различными деталями, относящимися к казни. Такие вещи, как «рука славы» (кисть, отрубленная у преступника) и кусок веревки, на которой был повешен преступник, упоминаются в книгах по магии и алхимии. Как мы видим, в системе наказаний в средневековой Европе особая роль принадлежала палачу.
Неизвестный художник. Портрет Николя Лефевра. Гравюра. 1682
Профессия палача существует в культурах, законах и обычаях практически всех народов и социальных сословий. Вопрос о «культуре лишения жизни» невозможно рассмотреть без анализа культуры исполнения наказания – профессиональной культуры палачей. Эту профессию можно считать одной из древнейших, родившейся одновременно с первыми протогосударственными образованиями, властью и законами, а, соответственно, и наказаниями за их нарушение.
Поначалу функции палачей исполняли обычные воины, которые убивали жертву так же примитивно, как и врага на поле боя. Но когда казни стали отличаться от простого убийства и превратились в публичные процедуры, выяснилось, что для этого требуются и особо квалифицированные специалисты.
С усилением центральной власти и развитием городов возникает система профессионального суда, усложняются и наказания. Наряду со старыми формами, такими как штраф и простая казнь, появляются новые – бичевание, клеймение, отсечение конечностей, колесование… В некоторых местах сохранялась идея «око за око» (если, например, преступник сломал пострадавшему руку, то ему тоже нужно было сломать руку). Теперь нужен был специалист, способный провести процедуру наказания так, чтобы осужденный не погиб, если он не был приговорен к смерти, или до того, как будут выполнены все назначенные судом пытки.
Вот краткий список того, что должен был уметь профессиональный палач: владеть несколькими десятками способов пытки, быть хорошим психологом и быстро определить, чего жертва боится больше всего (человек нередко дает показания не столько от боли, сколько от страха перед предстоящим истязанием), квалифицированно составлять сценарий пыток и применять эти пытки так, чтобы жертва не умерла до казни (или наоборот – умерла на допросе, если ставится такая задача), владеть несколькими способами казни, совершать эту процедуру «ювелирно» – точными действиями, чтобы не причинять жертве лишних мучений, или наоборот – сделать казнь предельно мучительной, если этого требовал приговор или власти.
