Понимание медиа: Внешние расширения человека - Мак-Люэн Маршалл (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
До того как благодаря алфавиту и папирусу произошла значительная диффузия власти, даже попытки царей пространственно расширить свое правление натыкались на внутреннее сопротивление жреческих бюрократий. Их сложные и неприподъемные каменные средства письменной коммуникации делали обширные империи очень опасными для таких статичных монополий. То тут, то там в разное время разгоралась борьба между теми, кто обладал властью над человеческими сердцами, и теми, кто пытался держать под контролем физические ресурсы народов. Именно о такого рода борьбе сообщается в ветхозаветной Книге Самуила (I, viii), где дети Израиля обратились к Самуилу с просьбой назначить им царя. Самуил объяснил им природу царского правления, в отличие от жреческого:
«И сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его;
И поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его.
И дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанья и пекли хлебы.
И поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет и отдаст слугам своим.
И от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть, и отдаст евнухам своим и слугам своим». [147]
Парадоксально, но воздействием, оказанным колесом и бумагой на организацию новых властных структур, была вовсе не децентрализация, а централизация. Ускорение в коммуникациях всегда позволяет центральной власти распространять свое влияние на более отдаленные окраины. Введение алфавита и папируса означало необходимость подготовки гораздо большего числа писцов и администраторов. Однако вытекавшее отсюда расширение гомогенизации и единообразного обучения так и не проявилось в сколь-нибудь значительной степени в древнем и средневековом мире. Прочно объединенная и централизованная власть стала реально возможна лишь с механизацией письма в эпоху Возрождения. Поскольку этот процесс продолжается до сих пор, нам должно быть легко понять, что благодаря единообразному технологическому образованию в армиях Египта и Рима произошла своего рода демократизация. Перед одаренными людьми, обученными грамоте, открылись перспективы карьеры. В главе о письменном слове мы увидели, как фонетическое письмо переводит племенного человека в визуальный мир и приглашает к принятию визуальной организации пространства. Жреческие группы в храмах были более озабочены документами прошлого и контролем над внутренним пространством незримого, нежели внешними завоеваниями. Поэтому и происходили стычки между жреческими монополи-заторами знания и теми, кто желал дать ему внешнее применение в виде новых завоеваний и новой власти. (Точно такое же столкновение происходит в наши дни между университетским и деловым миром.) Именно это соперничество подвигло Птолемея II основать в Александрии как центре имперской власти великую библиотеку. Огромный штат служителей и писцов, назначенных выполнять многочисленные специализированные задачи, стал силой, служившей противовесом египетскому жречеству и уравновешивающей его влияние. Библиотека могла служить политической организации империи таким способом, который жрецов вообще не интересовал. Аналогичное по сути соперничество разворачивается сегодня между учеными-атомщиками и теми, кого главным образом интересует власть.
Если осознать, что город как центр первоначально был скоплением находившихся под угрозой деревенских жителей, нам будет легче понять, каким образом такие встревоженные компании беженцев могли разрастись в империю. Город-государство как форма отнюдь не был реакцией на мирное развитие торговли; это было соединение людей с целью обретения безопасности посреди анархии и разложения. Таким образом, греческий город-государство был племенной формой инклюзивного и интегрального сообщества, совершенно не похожей на те специалистские города, которые вырастали как детища римской военной экспансии. Греческие города-государства под обычным воздействием специалистской торговли и разделения функций постепенно распались; картину распада описывает Мэмфорд в книге «Город в истории». Римские города зародились таким образом — как специалистские операции центральной власти. Греческие города таким образом пришли к своему концу.
Как только город начинает торговлю с селом, он сразу устанавливает с соответствующей сельской местностью взаимосвязь «центр—периферия». Эта взаимосвязь предполагает приобретение городом у села сельскохозяйственных продуктов и сырья в обмен на специалистскую продукцию ремесленников. С другой стороны, если тот же город пытается заняться заморской торговлей, более естественно для него будет «вырастить» еще один городской центр, как это делали греки, нежели взаимодействовать с заморской территорией как со специализированной периферией или сырьевым источником.
Краткий обзор структурных изменений в организации пространства, произошедших вследствие появления колеса, дороги и папируса, можно подытожить следующим образом: сначала была деревня, в которой не было всех этих групповых расширений частного физического тела. Вместе с тем, деревня как форма сообщества уже отличалась от сообщества собиравших пищу охотников и рыболовов, ибо жители деревни имели возможность закрепиться на земле и приступить к разделению труда и функций. Само их соединение становится формой ускорения человеческих деятельностей, дающей импульс дальнейшему разделению и специализации действия. В таких условиях возникает расширение ноги-как-колеса для ускорения производства и обмена. Но, кроме того, эти же условия интенсифицируют конфликты и разлады в сообществе, что заставляет людей собираться во все большие агрегаты для оказания сопротивления акселерированным деятельностям других сообществ. Деревни вливаются в город-государство с целью противостояния опасности и ради обретения безопасности и защиты.
Деревня институционализировала все человеческие функции в формах, обладающих низкой интенсивностью. В этой мягкой форме каждый мог играть много ролей. Степень участия была высокой, а степень организации — низкой. Такова формула стабильности для любого типа организации. Тем не менее разрастание деревенских форм в город-государство требовало большей интенсивности и неизбежного разделения функций для того, чтобы можно было справиться с этой интенсивностью и конкуренцией. Жители деревень все до единого участвовали в сезонных ритуалах, которые в городе превратились в специализированную греческую драму. Мэмфорд считает, что «вплоть до четвертого века в развитии греческих городов преобладал деревенский стандарт» («Город в истории»). Именно это расширение, или перевод, человеческих органов в модель деревни без утраты единства тела применяется Мэмфордом как критерий совершенства городских форм, независимо от времени и места. Сегодня, в электрическую эпоху, опять идут поиски такого биологического подхода к рукотворной среде. Как странно, что на протяжении всех механических столетий, казалось, совершенно не находила отклика идея «человеческого масштаба»!
Естественной тенденцией разросшегося городского сообщества является рост интенсивности и ускорение всякого рода функций, будь то речи, ремесел, денег или обмена. Это, в свою очередь, предполагает неизбежное вынесение этих действий вовне путем дальнейшего их разделения, или, что то же самое, нового изобретения. Так что если даже город и формировался как своего рода защитное укрытие или щит для человека, этот защитный слой покупался ценой максимизации борьбы в его стенах. Между гражданами начинались военные игры, описываемые, например, Геродотом и представлявшие собой ритуальные кровавые бани. Ростра, [148] судебный двор и рыночная площадь отлились в емкий образ состязания и раздора, в отношении которого в наши дни используют выражение «крысиные бега». [149] Тем не менее, именно в окружении таких раздражителей человек создавал в качестве контрраздражителей величайшие свои изобретения. Эти изобретения были расширениями его самого, рождавшимися в сосредоточенном тяжелом труде, с помощью которого он надеялся нейтрализовать дистресс. Именно греческое слово понос, или «труд», [150] использовал отец медицины Гиппократ для описания борьбы тела с болезнью. Сегодня эта идея фигурирует под именем гомеостазиса, или равновесия, понимаемого как стратегия сохранения телесных сил. Все организации, но в особенности биологические, борются за сохранение постоянства в своем внутреннем состоянии посреди многообразных факторов внешнего шока и изменения. Рукотворная социальная среда как расширение физического тела человека — не исключение. Город как форма политического тела [151] отвечает на новые давления и раздражители плодотворными новыми расширениями, и это всегда происходит в виде попыток сохранить выносливость, постоянство, равновесие и гомеостазис.
