Bce тайны мира Дж. P. Р. Толкина. Симфония Илуватара - Рутиэн Альвдис Н. (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Черному Всаднику было предсказано, что ни один смертный муж из воинов не сможет погубить его – ни Иовин (женщина), ни Мерри (не человек, а хоббит) не являются таковым, но их объединенные силы и мужество уравниваются с силой могучего воина, неся гибель Предводителю Кольценосцев [73].
Наконец, литературной трансформацией фольклорного образа следует признать Кольцо Всевластья. B типологическом смысле образ магического кольца восходит к волшебному предмету – одному из проявлений волшебного помощника (персонифицируемой сверхъестественной способности героя, получаемой при посвящении). И если произведения, где помощник затмевает собой главного героя, не редкость ни в фольклоре (ближайший пример – русская сказка «Иван-царевич и серый волк»), ни в литературе («Три мушкетера» Дюма, где вынесенные в заглавие персонажи суть помощники), то произведений, где бы волшебный предмет был главным действующим лицом, крайне мало [74]. А, между тем, название книги фактически относится не к Саурону (который на страницах романа не представлен владыкой каких-либо колец, кроме назгульских), а именно к Кольцу – весьма действенному персонажу, обладающему собственной волей, целями и т. д.
Прототип здесь – снова кольцо из тетралогии Вагнера, которая и названа по этому персонажу «Кольцо Нибелунга».
Поскольку Кольцо – персонаж, в котором фольклорные законы оказываются обращенными (магический предмет, который нужно не добыть, а уничтожить), то и мотив инициации в связи с ним также оказывается отраженным зеркально. Если в фольклоре герой должен обрести магическую силу, то здесь – напротив, устоять против соблазна завладеть Кольцом и не подпасть под его волю. Особенно трудно выдержать искушение Мудрым – они слишком хорошо знают, сколь велико могущество Кольца, как приумножится их собственная сила, объединившись с силой, сокрытой в сокровище. Поэтому отказ Гэндальфа и Галадриэли принять Кольцо означает для них серьезное испытание, нечто сродни духовной инициации, но инициации с обратным знаком: важно именно то, что они не изменяются, а, напротив, остаются собой.
Архетип сказки
Линия Фродо (и шире – хоббитов) связывает роман «Властелин Колец» с таким мифологическим жанром, как волшебная сказка. Фродо воплощает тип сказочного героя: сирота, воспитанный дядей [75], ничем особенно не выделяющийся («не думай, заслуг у тебя особых нет, ни силы, ни мудрости»), по сравнению с высокими сильными людьми, мудрыми эльфами и могучими магами – просто маленький слабый хоббит. Это типичная для волшебной сказки предварительная недооценка героя.
Как и в сказке, начало всей истории связывается с отлучкой старшего члена семьи (уход Бильбо) и изменением привычного уклада жизни героя. Как и герой сказки, Фродо отправляется в путь, но, в отличие от сказочного персонажа, не для того, чтобы добыть сокровище, а для того, чтобы уничтожить его (пользуясь терминологией В.Я. Проппа, говорившего об «обращении обряда» как о придании ему противоположного значения, можно сказать, что здесь происходит «обращение» сказочного мотива добывания волшебных предметов).
Фродо обладает многими чертами, характерными для сказочного персонажа. Во-первых, сиротство, вариант чудесного происхождения. K тому же родители Фродо погибли необычным для хоббита образом – утонули в реке, катаясь на лодке, при этом хоббиты вообще воду не любят, плавать не умеют, а к лодкам относятся настороженно (это подчеркнуто «земной» народ – во всех смыслах). Во-вторых, воспитатель у Фродо, с точки зрения «нормальных» обитателей Шира, – весьма странный хоббит: склонен к путешествиям, водит дружбу с магом, эльфами и гномами, питает непонятную страсть к стихам и песням и, ко всему прочему, совсем не стареет – Бильбо для мира хоббитов подчеркнуто анормален, для Фродо он воплощает собой образ иномирного воспитателя, восходящий к образу патрона инициации. (Примечательная деталь: Бильбо рассказывает Фродо правдивую историю обретения Кольца, говоря «между нами секретов быть не должно», – то есть передает ему в полной мере некое тайное знание; кроме того, Бильбо как даритель вручает племяннику кольчугу из мифрила и оружие – меч Жало, то есть наделяет воинской силой и неуязвимостью). В-третьих, не стоит забывать о маркированности ног хоббитов – их покрывает «густой курчавый волос» (волосатость героя – устойчивый признак иномирности, так как восходит к волосатости владыки иного мира [Иванов, Топоров.
С. 52]), ходят они босыми, передвигаются бесшумно (в Шире этим никого не удивишь, но в контексте сравнения с жителями других краев Средиземья, большинство из которых о хоббитах узнает только благодаря Фродо со товарищи, это является важной деталью); здесь наличествует трансформация мотива магической уязвимости ног героя в связи с его родством со Змеем. Впрочем, к теме родства героя и его противника мы вернемся позже.
Герою волшебной сказки может быть присуща такая черта, которая ярко представлена в эпосе: враждебность к своим. Фродо демонстрирует ее (очень слабо, как и должно быть в сказке), говоря о хоббитах: «Как бы я ни относился порой к этим глуповатым пустомелям, но я должен спасти их. Хотя, знаешь, я иногда подумывал, что небольшое землетрясение или нашествие драконов пошло бы им на пользу». Ta же враждебность проявляется и в отношении Сэма, когда уже в Мордоре, под воздействием чар Кольца, Фродо принимает своего друга за похитителя, алчущего отобрать сокровище.
Волшебная сказка как жанр восходит к более архаичным текстам – к сказаниям о первопредке, то есть герое, деяния которого определяют современный облик мира, странствия – сакрализуют географию. Венцом деяний первопредка является его добровольный уход из мира живых [76] – нечто подобное происходит и с Фродо, уплывающим за Mope с эльфами, а значит фактически умершим для Средиземья. Подчеркивать значимость его свершений для судеб Средиземья нет необходимости.
Как уже упоминалось выше, родство с владыкой мира смерти в облике Змея является одной из черт первопредка (проявляемой, в основном, через уязвимость ног), и Фродо разными способами демонстрирует эту черту: Страж Врат Мории хватает его щупальцами именно за ногу и пытается утащить в воду; на заповедном озере Хеннет Аннун, над которым расположено убежище воинов Фарамира, Фродо приходится ползти (способ передвижения змеи) по скользким камням, чтобы добраться до Горлума, привлечь его внимание и фактически заманить в ловушку, не желая того (даже через этот невольный обман Фродо уподобляется коварному лжецу Горлуму, образ которого также частично восходит к образу Змея). Определенным образом Фродо демонстрирует символическое родство с Сауроном: в конце Второй Эпохи Исилдур присваивает Кольцо Всевластья, отрубив тот палец, на котором его носил Враг, а в конце Третьей Эпохи в последней схватке Горлум откусывает палец Фродо, на который было надето Кольцо; таким образом, происходит однотипное маркирование внешнего облика героя и врага (вообще же мотив отрубленного пальца, равно как и вообще нанесения каких-либо увечий, восходит к обрядовым истязаниям посвящаемых, должным оставить на теле неофита «знаки смерти» как доказательство пребывания в царстве мертвых; в отношении Фродо такими знаками являются, помимо откушенного пальца, раны от удара моргульским клинком и от укуса Шелоб).
Родство героя и его противника детально показано В.Я. Проппом на материале волшебной сказки [77]. Bo «Властелине Колец» этот мотив реализуется в образе Горлума, его принадлежности к народу хоббитов. Характерная для Змея связь с водяной стихией в образе Горлума подчеркнута многократно: он плавает по подземному озеру, он практически уподобляется змею, плывя по Андуину (Сэм называет его «бревном с глазами», это при всей ироничности, змеиный облик), его любимая пища – рыба, он единственный, кто знает путь через Гиблые Болота.
73
Нельзя отрицать, что в этом эпизоде Толкин находится под влиянием столь нелюбимого им «Макбета» Шекспира, где присутствует тот же мотив выполнения невыполнимого условия (в частности, упомянутый лес, «сдвинувшийся» с места). Этот мотив чрезвычайно широко представлен в индийской мифологии, например, царь асуров (демонов) Хираньякашипу был неуязвим для богов, людей и животных, не мог быть убит ни днем, ни ночью, ни на суше, ни на море, ни сухим, ни мокрым оружием – и был повержен богом Вишну, принявшим образ человекольва, в сумерки, в полосе прибоя, оружием, покрытым морской пеной.
74
Подчеркнем, что речь идет не просто о материальном предмете в качестве главного героя, но о таком, который должен быть в функции волшебного средства, персонификации магических качеств главного героя. Материальный предмет в роли протагониста сказки – явление широкое, особенно в архаическом фольклоре. Из литературных сказок сразу вспоминается «Буратино».
75
Воспитание дядей типично для мифологических текстов. Генетически этот мотив восходит к одной из древнейших форм брака – матрилокальному, при котором собственно брак носил временный характер, женщина воспитывала своих дочерей, а ее брат (за отсутствием мужа) растил ее сыновей. Поэтому дядя-воспитатель – это всегда дядя по материнской линии.
76
Мелетинский E.M. Указ. соч. С. 179.
77
Пропп В.Я. Указ. соч. Глава «У огненной реки», раздел «Гибель змея от змея».