Эстетика: дух времени или обычная диктатура - Антипов Евгений (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Налицо — узурпация права на соответствие «духу времени». Хоть узурпация и коллективная, но — узурпация: с последующей, как и положено, диктатурой.
Вообще, нынешняя ситуация в эстетике удивительным образом напоминает 1918 год. Та же большевистская непримиримость, комиссарская нетерпимость и тот же испепеляющий задор при лозунгах о равенстве и братстве: тогда авангардисты из комиссариата несли человечеству эстетический прогресс, уничтожая иконы, картины, скульптурные и архитектурные памятники. Все — во благо народа. Хочется верить, что и сегодня до полного блага не дойдет. (Тогда с носителями чуждой идеологии поступали строго, но принципиально: за полтора года новой власти расстреляно 70 000 священников. Не говоря о прочих). Впрочем, чего во благо народа не сделаешь.
Но во всем громе призывов к борьбе за права человека, за легализацию проституции, однополые браки и свободу творческого самовыражения проклевывается все тот же бенефициарий — угрюмый человек с ружьем. Конечно, он мимикрировал и, сменив экспроприированные галифе на демократические джинсы, мирно читает лекции подрастающему поколению. Он даже улыбается и рассказывает анекдоты, но именно он категорически не потерпит ничего чуждого. Категорически. Ничего чуждого.
Диктатура, так диктатура. И тельняшка на груди иного деятеля искусств сегодня не случайна. Вкупе с бескозыркой она производит должный эффект, и кое-то из власти уже приходит попить дружественного чайку с Климом Чугункиным — видать неспроста Клим отложил балалайку-то и взял кисть.
Искусство — вектор социальной психологии, социальной философии. Человек с ружьем нутром это чует. Потому и категоричность. Ибо все его либеральные ценности держатся только на жесткой диктатуре и последовательной пропаганде. И чтоб никаких паритетов, ни-ни. Хотя мода и вкус это разные понятия, не всегда имеющие общие точки, но, апеллируя к тенденциям моды, у грядущего поколения формируют соответствующий вкус. Вооружившись марксистско-ленинскими приемами изощренного теоретизирования, человеки с ружьями устраивают массовый долбеж молодых творческих умов. Прикрываясь транспарантами с надписями «дух времени» и «мейнстрим», из закоулков сознания молодых творцов вычищаются последние упоминания о ремесле.
На смену отжившему предикату ремесла пришла изобразительная философия, которая декларируется, как обязательная составляющая сегодняшнего культурного процесса. Но под сурдинку философия такого рода быстро трансформируется в какую-нибудь кондовую концепцию (художник Чук Кауч — единственный в мире, посвятивший себя и свой талант изображению галош). Бесчисленные основоположники нынешних бесчисленных «измов» именно интеллектуальную, аналитическую составляющую провозгласили творческой доминантой и, оперируя страшными научными конструктами, довели дело до абсолюта. То есть до абсурда. Ибо и сами основоположники, и особенно адепты настаивают на озарениях над-ремесленного характера — космических, интуитивных и т. д. А получается, если суммировать такую теорию, — отличный оксюморон. Так озарения или аналитика? Парадокс объясняется либо неквалифицированностью теоретиков, либо фальсифицированностью теорий. Впрочем, между этими «либо-либо» серьезных противоречий нет.
Креативные энтузиасты, либерально-аналитические умы готовы отстаивать свою позицию во взглядах на искусство. И это прекрасно. Но полемика (pardon, дискурс) предполагает некоторые правила. Например, есть мнение и есть знание. Чем-то они отличаются. Редко мнение базируется на знании, чаще на эмоциях — слегка искусственных, слегка подсказанных арт-журналами. Но и знания бывают основательные и поверхностные.
К примеру, метаморфозы в живописи последних полутора веков объясняют очень рассудительно: растущим качеством оптических приборов и появлением фотографии. Действительно, для чего «сделанная» живопись, когда есть фотография. Вот если б фотография была мутной, тогда другое дело, тогда и живописцев обязали бы прописывать детали. Кстати, широким шагом вперед, творческим прорывом принято считать импрессионизм. Прорывом, предполагающим озарение. А ведь Клод Моне не утруждал себя ни рисунком, ни даже разработкой композиции; выпьет, проснувшись, чашечку кофе, придет куда-нибудь и давай срисовывать все, что зафиксирует зоркий глаз, все оттенки, понимаешь, оттеночки. И тем самым Клод Моне опередил не только черно-белую фотографию, он уже тогда практически приблизился к уровню Photoshop’а со всеми его наворотами. То есть свою эпоху Клод Моне точно опередил. Но вот в смысле творческом получается, что импрессионизм, как изобразительный метод, возвращает художника к самым механическим задачам. И хотя домохозяйки всех стран объединились в любви к импрессионизму, но шаг-то, получается, вовсе не вперед.
Шаги вперед предполагают основательную творческую рефлексию, понимание ремесла (все-таки, ремесла) как носителя ментального, духовного послания, как времен связующей нити, как формы творческой аскезы и послушничества. С привнесением в историю искусств не себя любимейшего, не своего неповторимого «ю», но той, быть может, крошечной дельты, которую этот «я», я любимейший, внес в общую копилку традиции на общих основаниях.
При упоминании о традиции, особенно о теоретическом наследии, обязательно зазвучат свободолюбивые голоса протеста. Мол, хотите эволюцию искусства остановить, вогнав его в рамки всяких там теорем, таблиц, канонов? О, друзья. О, неучи. Любые теоремы, таблицы, каноны создавались не для ограничения эволюции, а в помощь. И хотя плохому танцору всегда что-то мешает, ограничивать эволюцию искусства (науки, производства, чего угодно) может только отсутствие знаний и мастерства.
Иногда все тот же диктат объясняется все теми же тенденциями времени. Выставкомы, пресса, телевидение — естественный отбор. Но, во-первых, в результате естественного отбора выживает не лучшее, а жизнеспособное, адаптированное ко вкусам выставкома, к задачам прессы и телевидения, а во-вторых, в истоках нынешних тенденций может оказаться что-то примитивное, мелкое до неприличия, но очень заинтересованное. А ведь правда: у главного рычага естественного отбора сегодня стоит артбизнес. Артбизнес — который ноги на ширине плеч, а взгляд, как всегда, на Запад, — не заинтересован в гениях. Его задача проста, чиста и честна — прибыль. И контролировать этот процесс должен сам артбизнес, а не художник со своими капризами. Каждый художник в такой ситуации должен спокойно определиться: служить артбизнесу (тогда можно выставлять пустые рамы, мятые пивные баночки, можно демонстративно испражняться и т. д.) или искусству (тогда мастерство просто обязательно).
И вот получается, что воз с этой тяжелой дилеммой — чему служить, искусству или конъюнктуре, подкорректированной под сегодняшний день, — и ныне там.
Изменилась конъюнктура, изменилась радикально и ловко. И определить-то порой ее можно только по этим отработанным приемам — по манипуляции «духом времени», «современностью».
Но, все-таки, сегодняшний день имеет свои характерные признаки.
При попытке непредвзятой оценки настоящего времени в качестве характернейшей черты обязательно будет выявлен переизбыток информации. Зачастую информации противоречивой, хаотичной. Отражать это время буквально — плодить дополнительный хаос. Соответственно, если искать ментальные эквиваленты, реперные точки времени, то — в сфере идеального. В грохоте ударных строек мы как-то и забыли, что сфера искусства — это сфера идеального. Под натиском оголтелой оригинальности про идеальное даже упоминать не удобно. И все-таки, искусство — сфера идеального. А идеальное — как раз вне времени. И, присмотревшись, обнаружим, что наиболее адекватная передача эклектичного, хаотичного, спорного — через антитезу. Ничего не доказывая, никого не переубеждая. Предложив всего лишь иной ракурс, иной взгляд, молчаливое, так сказать, созерцание, свое неспешное движение «не со всеми».
