Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Капков Сергей (библиотека книг .txt) 📗
— А кем был ваш муж?
— Анатолий Павлович работал на «Мосфильме» вторым режиссером. Он поставил пять картин с Владимиром Басовым, затем помогал Сергею Бондарчуку ставить батальные сцены. Причем с Бондарчуком связан очень интересный эпизод в моей жизни.
Когда мой муж работал у Леонида Гайдая ассистентом на его первой картине, мы пошли справлять Новый год в Дом кино. Сели за столик вместе с Гайдаем и Гребешковой. Вдруг появились Бондарчук с Ириной Скобцевой — они тогда только поженились. Мы знали, что Сергей Федорович собирается снимать фильм «Судьба человека», но в него еще никто не верил, на студии к нему относились прохладно. Когда начались танцы, Бондарчук подошел ко мне и пригласил. В танце он сказал: «Женя, я вас прошу, уговорите мужа, чтобы он помог мне в „Судьбе человека“. Мне необходим его опыт...» Я передала его просьбу Толе, на что тот обратился к нему со своей проблемой: «Помоги мне хотя бы устроиться нормально. Мы живем в коммуналке, а тут дом строится от „Мосфильма“. Когда семья в порядке, и работается по-другому». И, надо отдать должное, Бондарчук помог. Мы переехали в новый дом на Мосфильмовскую улицу, и Толя начал работать с Сергеем Федоровичем.
Фильм сняли за год. Получили массу премий и призов. Но главное — удивили весь «Мосфильм». К Бондарчуку стали относиться совсем иначе. Большую роль в этом сыграл Шолохов. Когда мы узнали, что он приедет на студию смотреть отснятый материал, страшно переполошились. Как он воспримет фильм? Что скажет? От этого зависела судьба картины. Однако ему материал понравился. Решено было такое событие отметить. Где? И двадцать четыре человека во главе с Бондарчуком и Шолоховым пришли к нам. Квартира-то была только у нас! И вот я принимаю гостей — помню этот день как сейчас. Раздвинули стол — бутылки, закуска, я сижу на пылесосе, любуюсь классиком. И вы знаете, Шолохов мне очень понравился — у него была ужасно красивая голова! Высокий лоб, короткие светлые волосы, хотя сам он был довольно маленького роста.
— Да, везло вам на встречи: царь Николай II, Станиславский, Шолохов... Получается, что с каждой заметной фигурой нашего века у вас связана какая-либо знаменательная встреча, интересная история. А чем вам запомнилась война, кроме того, что было трудно и страшно?
— О, это целая эпопея... Я была в Киеве, снималась у Игоря Савченко в фильме «Годы молодые». В тот день я отдыхала от съемок. Проснулась в своем номере гостиницы от странных, непонятных звуков — то ли град по крыше бьет, то ли камушки какие сыплются? Как потом оказалось, это был обстрел гостиницы. О войне-то объявили часов в двенадцать. Савченко с группой уехали на натуру. Они снимались, а вокруг летали самолеты и бомбили. Они-то, дураки, думали, что идут учения, и могли просто-напросто погибнуть. Когда вернулись, все узнали и стали быстренько собираться в дорогу.
У меня в Москве оставались трехлетняя Галя и муж, которого сразу же призвали на фронт. Телефон уже не работал, связаться с родными было невозможно. Я знала, что дочка с бабушкой находятся на даче, но как с ними поговорить? Как узнать о их самочувствии? Киевская студия начала эвакуироваться. Савченко мне говорит: «Женя, мы уезжаем. Нам дают небольшой автобус. В нем, помимо меня, поедут Довженко, Луков и Ляля Измайлова (исполнительница главной роли в его фильме). Она артистка молодая, неизвестная, поэтому ее оставлять нельзя. А тебя все знают, тебе помогут спокойно эвакуироваться». Сел в автобус и уехал. Сейчас я понимаю, что ни за что не согласилась бы на такое. А тогда — запросто. Никто же не осознавал всех ужасов войны. Да и какая-то взаимовыручка была, смелость...
Киев уже бомбили вовсю. Бомбоубежищ еще не было, люди прятались в арках домов. Дали мне билет на поезд, в который грузилась вся студия. В купе я оказалась с известным оператором Дымуцким, артистом Зайчиковым, который ехал с семьей, и с Аней Лисянской, которая в ужасе бегала по всему вагону с маленьким сыном. Наш поезд весь день не мог выехать из Киева, так как постоянно налетали немецкие самолеты и начиналась бомбежка. Мы только отъезжали в депо и возвращались обратно. Так и дергались туда-сюда. А когда из Львова прибыл эшелон с ранеными, мы окончательно осознали всю суть действительности.
Выехали мы только ночью. Поезд взял курс на Ташкент, куда я ну никак не собиралась, и началась новая одиссея.
— Вам удалось хотя бы встретиться с семьей?
— Муж уже ушел на фронт, а я, естественно, рвалась к Гале. В конце концов мы с ней оказались в Сталинабаде. Жара — 40 градусов. Разместились в каком-то клубе. Сергей Юткевич организовал наш быт: в зале установили койки, а мы с Галькой разместились на сцене за ширмочкой. Каждое утро начиналось с того, что раздвигался занавес и я появлялась перед коллегами с ночным горшком в руке.
Но как только мы устроились, в городе случилось землетрясение. Так что скучать не пришлось.
— В эвакуации вы снимались? Или больше приходилось давать концерты?
— Нет, я не снималась. А выступать приходилось много перед ранеными. Помню, как мы с Георгием Милляром играли первый раз в госпитале «Предложение» Чехова. Спектакль был очень смешной, но зрители как-то слабо реагировали. А в конце даже не последовало привычных аплодисментов, вместо этого раздался какой-то очень странный стук.. Расстроенная, чуть не плача, я вышла в коридор, но тут ко мне подошла медсестра: «Что вы? Не расстраивайтесь. Вы очень хорошо выступили!» — «А почему же они не хлопают?» — спросила я. «Им нечем хлопать. Они аплодируют костылями...» Этот день запал мне в памяти на всю жизнь. Может быть, это было самым большим потрясением в моей актерской биографии.
Пробыли мы в Сталинабаде четыре года. Толя все время писал, и письма приходили ото всюду, где он был, даже из Германии. Приходили посылки, деньги — вот ведь почта как работала! Этим и жили.
— А после войны вы вернулись на экран уже в возрастных ролях. Не рановато ли?
— Нет, что вы! Конечно, я хорошо выглядела, моложе своих лет, но все же решила, что пора переходить на характерные роли. Стала играть мам, теть, бабушек и т.д. Один за другим вышли фильмы «Школа мужества», «Аттестат зрелости», «Первые радости», «Дело было в Пенькове», «Коллеги». Все роли были положительными, но однажды мне все-таки повезло. Я давно хотела сыграть отрицательную героиню. У нас в Театре киноактера был спектакль «Несущий в себе». Лидия Сухаревская написала для себя роль. Там был персонаж — некто Бодрухин, декан факультета. И так мне захотелось сыграть эту роль! Я видела таких людей, я знаю их, я чувствую, как надо сыграть. И я пришла к Сухаревской: «Лидия Павловна, можно ли мне попробовать?» Она поначалу отказывалась: «У меня и так много женских ролей, я нарочно ввела мужской персонаж». Я расстроилась — не очень-то мне хотелось играть очередной эпизодик какой-то учительницы. Тогда я обратилась к режиссеру спектакля Эрасту Гарину и его жене Хесе Локшиной. Они предложили мне показаться, после чего я была утверждена на эту роль не только в спектакле, но и в фильме «Жизнь сначала», который снимал Лев Рудник по этой пьесе. Я очень довольна, что сыграла такую роль. Многие меня даже не узнавали — такая я там была чулида.
Меня, кстати, не узнали и в «Снежной королеве». Когда режиссер Казанский предложил мне роль Бабушки, я даже удивилась — все-таки еще не старая была. Меня всю обложили ватой, надели седой парик, очки, шапочку. Вроде бы получилось неплохо.
— А за последнюю роль в кино — тоже бабушки — вы получили Государственную премию России имени Крупской...
— «Не хочу быть взрослым» — это великолепная картина. И роль интересная — я и мама для героини Натальи Варлей, и бабушка. Но там, конечно, главный человек — мальчик Кирилл Головко. Это было такое очарование. И замечательный режиссер Юрий Чулюкин, трагически погибший. Весть о его смерти потрясла меня. Он был, по-моему, в Мозамбике, представлял на каком-то форуме советское кино. И его столкнули с двенадцатого этажа в лестничный пролет. Подробностей я не знаю, но дело это как-то замяли. У меня остались очень светлые воспоминания и о нем, и о нашей работе. Фильм не только здесь получил лауреатство, но и в целом ряде стран. Очень много наград.
