В. Маяковский в воспоминаниях современников - Коллектив авторов (книги TXT) 📗
– Владимир Владимирович, – лепечет завхоз, – у нас же есть вешалка. Вы знаете.
– Нет у вас вешалки!
Вбегает Павел Ильич Лавут.
– Владимир Владимирович, Гиз не дает витрины. Заменим? – начинает он сразу.– Может, обойдемся без витрины?
– Павел Ильич! – тихо произносит Маяковский.
И Павел Ильич уходит.
Каждый раз с появлением Маяковского работа становится энергичнее. Художник веселее "колдует" над текстами, добровольцы, помогающие Маяковскому, быстрее подклеивают плакаты. Оживает завхоз. Владимир Владимирович диктует тексты для надписей, спорит с комендантом, каждому дает работу.
Я третий день сижу за большим столом и готовлю экскурсию.
Владимир Владимирович подходит ко мне, оглушительно ударяет о стол ладонью и говорит:
– Знаете что? Я вам сам покажу все, а вы помогите мне сейчас!
Маяковский легко двигает тяжелую лестницу–стремянку. Придерживает ее внизу ногой. Я лезу под потолок и прикрепляю афишу "Слушай новое".
По ясности и определенности всех указаний Владимира Владимировича было видно, что план выставки у него давно готов. Но он все время расспрашивал меня о музее Горького.
– Что у вас там интересного? Как устроен музей?
Специального музея Горького тогда еще не было. В Литературном музее при Библиотеке им. Ленина была только временная и очень скромная выставка. У меня уже мелькала мысль организовать в Литературном музее постоянную выставку работ Маяковского, но мне не хотелось говорить ему о наших экспозиционных возможностях, в то время очень ограниченных. Нужно было как-то "замять" этот разговор.
– У нас на выставке, Владимир Владимирович, главным образом фотографии,– сказал я.
– Разве Алексей Максимович так уж любил сниматься?– иронически спрашивает Маяковский.
– Ну, не только его фотографии. Его друзей, места Горького... Владимир Владимирович, куда вешать афишу "Левей Лефа"? – перевожу я разговор на другую тему.
Маяковский сам руководил собиранием материалов для выставки, подготовкой экспонатов (вплоть до наклейки афиш на марлю, подклейки к ним петель) и самой развеской.
В простенках между окнами центрального зала выставки он развесил десятки шаржей и карикатур на себя, выбрав наиболее острые, полемичные, сатирические. На самом видном месте, в центральном простенке, висел шарж Кукрыниксов: Маяковский в позе Петра I, на нем лавровый венок, тога. Вместо коня, уздой железной поднятого на дыбы,– маленький, тощий лев в наморднике. Лев – это "Леф". Под лапами льва извивается змея с головой критика Полонского3.
Портретов Маяковского на выставке не было, только на одном из стендов – несколько маленьких фотографий, главным образом групповых: Маяковский, в редакции журнала "Красная нива", среди писателей Свердловска и др.
Страницы из записных книжек с черновиками были прикреплены к стенду кнопками.
– Надо бы выбросить их в корзинку. Что я, академик? Вот Брик все говорит: "Надо показать, надо показать! Интересно!" А чего интересного? Пусть видно будет, что я еще не заакадемичился и не берегу их!
Однако Владимир Владимирович прекрасно понимал, конечно, значение рукописи как документа, который вводит в творческую лабораторию писателя, учит "как делать стихи". Он так и озаглавил этот стенд? "Лаборатория".
Когда Маяковский уже после открытия выставки повел меня, как обещал, по всем ее стендам, он остановился около витрины с рукописями и, с оживлением вглядываясь в них, сказал:
– А ведь всегда можно улучшить! Вот, смотрите!
Он показал на страничку из записной книжки с черновыми записями к стихотворению "Император". Среди них были строки:
И вижу [движется] катится ландо
и в этой вот ланде
сидит военный молодой
в [рос] холеной бороде.
{ В квадратных скобках поставлены зачеркнутые слова. – Ред.}
Маяковский терпеливо ждет, пока я освоюсь с его почерком, прочитаю страничку.
– Видите? – Он показывает мне.– Сидит военный молодой. А надо было полковник молодой! Военных молодых много, а полковников молодых мало. Полковник молодой – точнее, яснее, что это говорится о Николае.
Рукопись поэмы "Хорошо!" – лист с черновыми заготовками – Маяковский показывал мне еще перед тем, как поместить материалы в витрину.
– Это к "Хорошо!", – сказал он, протягивая его мне, но вдруг усомнился: очевидно, первая заготовка на листе –
Как живете
как животик, –
вошедшая в стихотворение для детей 1928 года "Кем быть?", ввела его в заблуждение. Но, еще раз взглянув на рукопись, он повторил: – Это к "Хорошо!".
Кроме листа рукописи поэмы "Хорошо!" и записной книжки с черновиками стихов 1928 года, Маяковский отобрал для выставки рукопись поэмы "Люблю", машинопись пьесы "Клоп" и рукопись пьесы "Баня".
Другая сторона стенда рукописей была целиком заполнена материалами монтажа иллюстраций Юрия Рожкова к поэме "Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского".
В семнадцатилистный монтаж включен был полный текст поэмы, "набранный" буквами, вырезанными из газет, журналов, плакатов и т. д. Для иллюстраций текста подобраны фотоматериалы, графические, цветные рисунки из самых различных источников. При этом иллюстрировался почти каждый образ поэмы.
Например:
Стальной бурав
о землю ломался.
Сиди,
оттачивай,
правь –
и снова
земли атакуется масса,
и снова
иззубрен бурав.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И когда
казалось –
правь надеждам тризну,
из–под Курска
прямо в нас
настоящею
земной любовью брызнул
будущего
приоткрытый глаз.
На монтаже этого отрывка были изображены: стальной бурав, вгрызающийся в породу, вокруг него группы напряженно работающих людей, затем сломанный, иззубренный бурав и т. д. К последним строкам дан цветной рисунок, сделанный в плакатной манере самого Маяковского: красные, острые лучи света озаряют здание какого-то большого города.
Строки поэмы, где дан образ будущего Курска, проиллюстрированы так: из огромных ворот завода выкатываются автомобили, поезда, паровозы; со стапелей верфи спускаются гигантские "корабли надводных и подводных плаваний".
– Кто может это издать? – в раздумье спросил меня Владимир Владимирович.
– Не знаю... Едва ли это возможно технически.
– Напечатают! Не может быть, чтобы так и не напечатали! 4
Выставка
Выставка получилась очень хорошей. Материалы явно не влезали в отведенное помещение. Выставка развернулась поверх каминов, окон и дверей, по стенам и простенкам трех зал. Не осталось ни одного свободного сантиметра. У входа были расположены футуристические сборники 1912–1914 годов, в которых печатался поэт: "Пощечина общественному вкусу" и другие. Здесь же были собраны первые издания его дореволюционных поэм, изуродованные царской цензурой. Над этим стендом висела надпись: "А что вы делали до 1917 года?"
Посередине стены, заглавие к заглавию, стояли все "сто томов его партийных книжек" 5. В центре их – поэмы: "150 000 000", "Владимир Ильич Ленин", "Хорошо!".
Между стендами расположились первые советские сатирические журналы: "Бов", "Крысодав", "Бич", "Красный перец", "Крокодил" и др. со стихами Маяковского.
В другом месте Маяковский с гордостью показывал свои стихи в таких журналах, как "Трезвость и культура", "За рулем", "Радиослушатель", "Журналист", "Изобретатель", "Женский журнал".
