Континент Евразия - Савицкий Петр Николаевич (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Если положение России в отношении держав-победительниц будет оставаться тем же, каким оно является теперь, и Россия будет по-прежнему находить свое место в разряде "побежденных" стран, то не станет ли соглашение между Россией и Германией грядущим, правда, не очень еще близким этапом развития международных отношений в Европе? Это соглашение ни в коем случае не могло бы оказаться "соглашением сердца"; ибо ни национальная, ни советская Россия не забудет, конечно, той адской, двойной игры, которую вели немцы в отношении большевиков, затем большевиков и украинцев, Ленина и Краснова, поддерживая одновременно каждого из двух врагов, близоруко стремясь к расчленению России… Но в международной политике "соглашения сердца" редки, и можно сомневаться, существуют ли они вообще; зато часты "соглашения расчета".
В том случае, если бы возникла возможность соглашения с германским народом, соглашения, дающего России достаточные гарантии против всякого покушения на нее со стороны Германии и в то же время удовлетворяющего последнюю, и если притом Германии, по внутренней ее живучести и силе, действительно суждено рано или поздно создать себе расширенную сферу политико-хозяйственного влияния, то не следует ли признать опасным для России экспериментом стремление во что бы то ни стало стать в будущем поперек пути германского расширения? В результате этого эксперимента и новой борьбы с Германией Россия, вместо того чтобы являться великодержавной силой, могла бы стать "навозом на германском поле". Однако посреди реальности явлений, пред лицом уже и ранее создавшейся великой русской культуры и обнаружившейся ныне внутри русского народа способности к идейно-милитарному напряжению, удел состоять в иноземной кабале и быть навозом на чужом поле является, в отношении ста двадцатимиллионного русского народа, нелепостью и невозможностью, такой же нелепостью и невозможностью, какой в исторической перспективе представляется вам и стремление предотвратить политико-хозяйственное расширение доросшего до него восьмидесятимиллионного немецкого народа. И не станет ли одним из важнейших совместных последствий Войны и Революции тот факт, что два народа, в наибольшей степени призванные, по-видимому, к строительству жизни новой Европы, народы германский и русский, являвшиеся в начале нынешних потрясений врагами, в результате этих потрясений придут ко взаимному соглашению? Их столкновение создавало парадоксальное, в историческом смысле, положение. Одна живая национальная сила могла остаться победительницей только за счет другой, тоже живой народной силы, а не за счет иных, идущих к упадку и одряхлению национальных цельностей и государственных образований. Создающееся ныне положение может устранить эту коллизию: народы российский и германский совместно оказались побежденными весьма вероятно, только для того, чтобы в следующий момент совместно же оказаться победителями.
В тот момент, когда Россия когда-либо в будущем признала бы, что у нее нет интересов на континенте Европы западнее линии Познань — Богемские горы — Триест, то весьма вероятно, что политико-хозяйственная судьба западной части Европейского континента тем самым была бы решена. Для этого, весьма вероятно, не потребовалось бы новой войны и нового кровопролития, по слишком очевидному преобладанию сил одной из сторон; не потребовалось бы также военной оккупации и политического унижения стран крайнего запада Европы; достаточно было бы согласия этих стран на заключение торговых договоров, кладущих основание "западноевропейскому таможенному союзу", в составе Германии, континентальных стран крайнего Запада и их колоний. Этот союз уничтожил бы систему таможенного промышленного покровительства, существующую теперь в некоторых странах Запада, напр. во Франции, Италии, и открыл бы эти страны совершенно свободному экономическому обороту с Германией. Осуществив создание подобного союза, Германия получила бы непосредственный доступ к прекрасной береговой линии океана, более близкой ко многим центрам ее хозяйственной жизни, чем Гамбург и Любек. Для стран юго-западной Европы, стран, по преимуществу, квалифицированного земледелия, чрезвычайно богато одаренного природой (виноградарство! шелководство!) и издавна высоко развитого, Германия явилась бы в этом случае поставщицею промышленных фабрикатов всех производств, кроме наиболее тонких, требующих вкуса, в которых романские страны обладают безусловным преимуществом перед Германией. К подобной промышленной роли Германия имеет, между прочим, и природные данные, как обладательница крупнейших и в некоторых отношениях единственных на континенте западной и юго-западной Европы железорудных и угольных ресурсов.
Мы очень далеки от того, чтобы желать подобного поворота событий. Но мы не можем не признать, что он становится возможным в развертывающемся ходе событий.
Многое будет зависеть от линии поведения германской власти, которая будет существовать. Мы видели, как представители нынешней Франции во время пребывания французских войск в Одессе были склонны считать Россию "вышедшей из игры" и ориентироваться на государственности, пришедшие в той или иной форме "на смену" России, вроде Румынии, Польши и "Украинской Народной Республики". Может быть, и новая германская власть сочтет за благо искать своего "исторического удела" на востоке Европы, продолжая славные традиции, в стиле украинской политики доктора Рорбаха и барона Мумма, стремясь к насаждению курляндских и литовских "самостийностей" и вновь принимая в свое лоно старого немецкого друга — Петлюру.
В таком случае, в дополнение к своим врагам на западе Европы, Германия закрепила бы враждебность к себе России. Исход исторических судеб ближайших десятилетий вновь стал бы неясен…Подобный поворот событий мог бы привести в скором времени к новым потрясениям и к новому обескровлению Европы, перед которым побледнели бы даже нынешние бедствия. Тем самым была бы предопределена возможность существенного упадка европейской культуры и заколебалась бы мировая гегемония европейско-арийского мира.
Возвращаемся к мыслимому германо-русскому соглашению. С точки зрения интересов России, осуществленное расширение Германии настоятельно требовало бы сохранения в неприкосновенности океанической мощи Англии. Россия и Англия неизбежно по-прежнему опирались бы друг на друга, так как одоление Германии над одной из этих сторон грозило бы повлечь за собой ее победу и над другой и тем самым установление всеевропейской, если не всемирной, гегемонии Германии.
И не менее важным, чем океаническое равновесие, заключающееся в неприкосновенности английской мощи, было бы для России получение достаточных гарантий от континентальных покушений на нее со стороны Германии. Такой континентальной гарантией могло бы послужить укрепление западных и юго-западных славянских государств и союз с ними России. Полное осуществление славянской идеи и связанное с ним положение России в не-немецких областях бывшей Австро-Венгрии и на
Балканском полуострове могло бы послужить ценою, за которую Германия бескровно добилась бы преобладания на континенте Европы на запад от линии Познань — Богемские горы — Триест.
Лозунг "континентальных гарантий" и "океанического равновесия" — вот те начала, которые подсказываются будущей России складывающимся международным положением и поведением некоторых руководящих кругов нынешних "Держав-Победительниц".
КОНТИНЕНТ-ОКЕАН
(Россия и мировой рынок)
Экономическое знание в изучении хозяйственной действительности обращено, наряду с отношениями "внутреннехозяйственными", т. е. касающимися внутреннего социально-экономического строения общества, также к отношениям "внешнехозяйственным", прежде всего к отношениям товарообмена, в междуобластных и международных масштабах. В аспекте этих отношений каждая страна и — внутри страны — область, округ или меньшее географическое подразделение рассматриваются, независимо от господствующей в них социальной структуры хозяйства, как "единицы "-носители экономического обмена, как неразложимые целые, в их соприкосновениях, па путях обмена, с такими же "единицами" окружающей среды и всего мира. Если приступить к определению факторов, обуславливающих течение такого обмена, то наше внимание остановится, между прочим, на значении того обстоятельства, происходит ли передвижение товаров, захваченных в процессы обмена, по океану или по континенту… Издержки транспорта имеют существенное значение в формировании и междуобластного и международного обмена. Можно сказать даже, что если проблему производства (как отправного пункта всякого обмена) отнести, в ее динамической сущности, к проблемам "внутреннехозяйственного" строения общества, то издержки транспорта окажутся чуть ли не важнейшим фактором, определяющим собой процессы обмена, во всяком случае наименее поддающимся регулированию со стороны государственной власти и — в этом смысле — неизменно действующим, "естественным", как сказал бы экономист классической школы… Государство — и таможенной политикой, и воздействием на ставки железнодорожных тарифов и судовых фрахтов — властно вмешивается и направляет отношения междуобластного и международного обмена… Но даже при самом объемлющем регулировании тарифов и фрахтов только частично оно может устранить влияние издержек перевозки как самостоятельной экономической стихии. Притом государственная политика — будь то таможенная, тарифная, фрахтовая — меняется, а издержки перевозки, при неизменности техники, остаются теми же… И потому, поскольку техника в своем совершенствовании не дотла до состояния, в котором издержки транспорта приблизились бы по своей величине к нулю, эти последние остаются началом, определительным для сферы "внешнехозяйственных" отношений. Между тем издержки перевозки имеют существенно различные размеры, поскольку дело идет о морских перевозках, с одной стороны, и сухопутных — с другой… В расчете на одинаковое расстояние германский железнодорожный тариф перед войной был "приблизительно в пятьдесят раз выше океанского фрахта. Но даже ставки русских и американских железных дорог (которые, прибавим от себя, сплошь и рядом бывали ниже себестоимости) превосходили в 7-10 раз стоимость морского транспорта" [325]… Из разницы в размерах между издержками морских и сухопутных перевозок вытекает следующий вывод: те страны и области, которые по своему положению могут пользоваться преимущественно морским транспортом, в гораздо меньшей степени зависят, в процессах международного и междуобластного обмена, от расстояния, чем страны, обращенные в своей хозяйственной жизни преимущественно к перевозкам континентальным. Первые, в определении путей обмена, которые они избирают, могут, в известной степени, пренебрегать расстоянием. Вторые должны обращаться с перевозками экономно и всячески стремиться сократить расстояние. В силу этого можно сказать, что в качестве господствующих принципов сферы международного и междуобластного обмена "океаническому" принципу не зависящего от расстояний сочетания хозяйственно-взаимодополняющих стран противостоит принцип использования континентальных соседств… Конечно, это противоположение не нужно понимать буквально: ведь и стоимость океанических перевозок не сводится к нулю. Все-таки в области морского транспорта расстояние имеет значение лишь в случаях чрезвычайного различия в протяжении или, наоборот, при перевозках на близкие дистанции. Расстояние играет роль, когда дело идет о выборе между "дальним" и "каботажным" плаванием, ибо плавание у берегов, плавание по портам страны, где повсюду господствует один и тот же язык, те же законы и обычаи, предъявляет к мореплавателю и судну существенно иные — и меньшие — требования, чем "дальнее" плавание. Но поскольку "дальний" характер плавания представляется данным, то расстояние, в известных пределах, теряет значение…
