Ракеты и люди - Черток Борис Евсеевич (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
По автономным системам сразу установился тоталитарный режим пилюгинского единовластия. Такое единовластие Пилюгина нравилось не всем его сотрудникам. Нашлись строптивые, которые по различным техническим проблемам имели свои, отличные от главного конструктора соображения. Одним из таких непослушных оказался Николай Семихатов, руководивший лабораторией автомата стабилизации и отвечавший за разработку всех типов усилителей-преобразователей. Разногласия Пилюгина с Семихатовым по техническим вопросам сказались на их личных отношениях.
Пилюгин без сожаления согласился на уход Семихатова во вновь создаваемую фирму по разработке систем управления морскими ракетами. Оказавшись руководителем новой самостоятельной организации, Семихатов проявил незаурядные организаторские способности. В короткий срок в Свердловске под его руководством был создан приборостроительный институт с приданным ему опытным заводом. Уральские предприятия стали основной базой создания ракет для подводных лодок. Николай Семихатов на этом поприще получил все мыслимые правительственные награды и прошел все ступени ученых степеней и званий вплоть до действительного члена Российской Академии наук.
Сложнее оказалось с радиосистемами. Воспроизведение системы боковой радиокоррекции типа немецкой «Виктории» Рязанский поручил новому для нас человеку — Борисенко. Это с самого начала послужило причиной раздора между двумя руководителями радиоразработок в НИИ-885 — Борисенко и Богуславским.
Богуславский начал разрабатывать совершенную по тем временам радиотелеметрическую систему вместо очень малоинформативной немецкой «Мессины» и ее отечественной модификации — «Бразилионита». Система «Дон» получила широкую популярность после полигонных испытаний Р-1 в 1949 году.
Она прочно обосновалась на всех последующих ракетах вплоть до первой межконтинентальной, когда ее заменила значительно более информативная система «Трал» разработки ОКБ МЭИ.
Радиотехническое направление в НИИ-885 было существенно усилено после перевода туда Коноплева из НИИ-20. В период 1948-1949 годов он выступал в роли главного конструктора системы управления
ракеты Р-3. Однако его появление в НИИ-885 сильно осложнило взаимоотношения между руководителями.
На юбилейном торжестве, посвященном пятнадцатилетию ОКБ-1. Справа налево: С.И. Ветошкин, Н.А. Пилюгин, В.М. Рябиков
Коноплев считал себя вполне компетентным по всем проблемам ракетной радиотехники и не терпел руководящих указаний со стороны Рязанского. Вскоре он подчинил себе все радиотехнические работы в институте. Обострение обстановки было одной из причин, по которой Рязанский принял предложение Устинова и Руднева и занял вакантную должность главного инженера НИИ-88.
Часто сменяемым директорам НИИ-885 приходилось много времени тратить на разрешение конфликтов между стремящимся к радиофикации управления Коноплевым и фактическим хозяином системы Пилюгиным. В жаркие споры по этим проблемам обычно втягивали меня, а затем и Королева. Королев симпатизировал всем конфликтующим сторонам. Все они были первоклассные, яркие и преданные своему делу специалисты. Но разные позиции по перспективам развития систем управления приводили к осложнению личных отношений. Никого из них нельзя было обвинить в непорядочности.
Королев, не желая осложнять личные отношения с Рязанским, Пилюгиным, Коноплевым и Богуславским, в случае, если было необходимо решить технический вопрос не в пользу кого-либо из них, прибегал к очень мудрой тактике. Поручал ввязываться в конфликт мне или кому-либо из своих заместителей, заранее обдумав и подготовив предложения по решению проблемы.
Если конфликт с нашим участием не мог быть разрешен, мы все вместе обращались к Королеву с жалобами друг на друга.
Он брал на себя роль арбитра. При этом, к вящему удовольствию смежников, обрушивался на своих, которые якобы необъективно ему доложили или не разобрались. Обычно все кончалось выпуском решений, которые всех примиряли, а Королев, хитро улыбаясь, с явным удовольствием их подписывал.
Один из подобных конфликтов случился по поводу рулевых машин для Р-2.
Первые же летные испытания ракет Р-2Э, на которых мы отрабатывали принципы Р-2 в 1949 году, показали динамическую неустойчивость автомата стабилизации. На ракетах в качестве эксперимента впервые установили вместо классических гирогоризонта и гировертиканта гиростабилизированную платформу разработки Кузнецова и Цециора.
Платформа очень напоминала ту, которую нам демонстрировал Кузнецов в Берлине на заводе «Крайзельгерет». Цециор заверил, что его разработка лучше. Он изучал все немецкие достижения, нашел там слабые места и многое переработал. Это была не копия, а действительно своя оригинальная разработка. Установка этой платформы в герметизированный приборный отсек Р-2 принесла много хлопот конструкторам. Мы шли на риск, ибо приборный отсек Р-2 в отличие от компоновки Р-1 находился в непосредственной близости от двигателя — источника вибраций и мощных акустических воздействий, передаваемых по конструкции.
Первая же ракета Р-2 с платформой потерпела аварию. По толкованию причин мы разошлись. Сам Цециор объяснил это вибронеустойчивостью платформы. Возникли явления резонанса элементов платформы с колебаниями ее основания при вибрациях, вызванных двигателем. Двигатель был существенно форсирован по сравнению с РД-100 ракеты P-1, поэтому и интенсивность вибраций увеличивалась.
Несмотря на самокритику Цециора, Пилюгин считал, что виноваты рулевые машины. Линейный участок их характеристики, по его мнению, был слишком мал для законов управления, заложенных в автомат стабилизации, разработанный НИИ-885. Я стоял на том, что никакая линейность нам не поможет, пока он, Пилюгин, будет насыщать помехами команды, управляющие рулевыми машинами.
Вибрации приводят к таким высокочастотным колебаниям датчиков на гироплатформе, что возникают помехи, забивающие полезный сигнал, и весь автомат оказывается нелинейной системой.
Кроме того, я упрекал Пилюгина в том, что он в усилителе-преобразователе заменил лампы на магнитные усилители, не разобравшись до конца с переходными процессами, возникающими в электрических цепях, содержащих обмотки с железными сердечниками. Я утверждал, что отказ от ламп — это прогрессивное мероприятие, но магнитные усилители могут внести нелинейность гораздо более сильную, чем рулевые машины.
Спор был очень горячим. При подготовке очередного пуска Р-2 мы с Пилюгиным прямо на стартовой площадке по этому поводу так громко дискуссировали, что начальник стартовой команды вынужден был заявить: «За нарушение общественного порядка и применение нелитературных выражений в период предстартовых испытаний прошу отойти подальше от ракеты».
Пилюгин нашел Королева и попросил его помощи. Дело в том, что он уже до спора со мной объяснил Королеву свою версию. Королев не дал ему согласия на разработку новых более мощных рулевых машин, а посоветовал договориться со мной.
Теперь был тот случай, когда конфликт надо было разрешать ему. Я объяснил, что новые рулевые машины разрабатываются нами пока только впрок, но, для нашего производства их серийное изготовление будет непростой задачей. Требуются несколько месяцев — сроки летных испытаний Р-2 будут сорваны.
В те годы еще не было электронных машин, позволяющих провести эксперимент в лабораторных условиях. Первая моделирующая установка — «банмоделъ» доктора Хоха — так и не была доведена до серийного производства. Пилюгин только начал у себя в НИИ-885 разрабатывать собственные электронные моделирующие системы.
Королев должен был своей интуицией и волей компенсировать несовершенство техники исследований. Он принял решение, которое спустя много лет служило нам образцом для выхода из, казалось бы, безвыходных ситуаций: «Никто не вправе при имеющейся у нас информации однозначно и достоверно утверждать, что именно является причиной динамической неустойчивости. Поэтому принимаем решение: привлечь к ответственности всех подозреваемых».
