Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович (прочитать книгу txt) 📗
К сожалению, предание не сохранило полного имени храброго унтер-офицера.
Случай этот и то значение, которое Редут-Кале имел для Закавказья в военном отношении, по близости его к турецкой крепости, побудили главнокомандующего графа Гудовича занять его более сильным гарнизоном, для чего туда и назначены были три роты Белевского полка под командой майора Лыкошина.
Несмотря на это, 8 февраля 1807 года турки, по объявлении войны, сделали вторичную попытку овладеть ненавистным для них укреплением.
Благодаря дремучим лесам, которые от самого Поти сплошной полосой тянутся по берегу Черного моря, нападение и на этот раз произведено было так внезапно, что часовой, стоявший на валу, дал сигнальный выстрел только тогда, когда турки были уже почти у редута. Ударили тревогу. Дежурный караул встретил неприятеля у самых ворот, но был опрокинут, и турки, окружив казарму, стали стрелять в окна и в двери. Люди застигнуты были врасплох, но защищались отчаянно. Пока одни отбивались всем, что попало под руку, другие успели схватиться за ружья и штыками отбили турок, уже ломившихся в казарму. Жестокая свалка завязалась внутри укрепления. Комендант его, майор Лыкошин, в начале дела был ранен в голову двумя сабельными ударами, но принявший от него команду капитан Денисьев продолжал дело обороны с той же упорной энергией. До какой степени доходило ожесточение сражавшихся, можно судить по тому, что три турецких знамени несколько раз переходили из рук в руки, пока окончательно не были отбиты русскими. Одно из этих знамен взято штабс-капитаном Трофимовым, а два других – фельдфебелями Мирным и Ивановским, которые оба были при этом ранены.
К семи часам утра неприятель был опрокинут повсюду и, поражаемый штыками, кинулся вон из укрепления. Но это не был еще конец кровавого нападения; устроившись в лесу, турки два раза бросались на редут и два раза были отбиты с огромным уроном. Тогда ободрившийся гарнизон сам перешел в наступление и преследовал бегущих турок несколько верст, пока не увидел подходившее к ним из Поти свежее подкрепление.
Блистательный успех достался гарнизону, однако же, не дешево. Кроме майора Лыкошина, ранен майор Гольденгоф, командовавший в бою артиллерией, убит один офицер, именно – прапорщик Грабовский, а из трех рот Белевского полка нижних чинов выбыло сто шестьдесят человек. Лазарет, цейхгаузы, соляные и провиантские магазины, офицерские флигеля – словом, все то, что находилось вне стен укрепления, было сожжено дотла. Вместе с лазаретом сгорели и помещавшиеся в нем все тяжелобольные нижние чины, не бывшие в состоянии покинуть своих кроватей. С ними погиб и доктор Данилов. Его долгое время считали сгоревшим, но впоследствии оказалось, что он уведен был турками в Поти и там пропал без вести.
Этот кровавый эпизод заканчивает собой боевую хронику Редут-Кале. Спустя два года сама Поти пала, а приобретение Сухум-Кале и Анапы с более удобными рейдами лишило Редут-Кале и того значения, которое он, как приморский порт, мог иметь в торговом отношении.
XV. ГЕНЕРАЛ НЕСВЕТАЕВ
Имя Несветаева принадлежит к популярнейшим именам на Кавказе. Он – один из тех, на которых – по справедливому выражению историка – покоятся славные традиции кавказского войска.
Вся жизнь Петра Даниловича Несветаева с самых молодых лет прошла среди бранных тревог и русской полковой жизни. Происходя из мелкопоместных дворян Ярославской губернии, он начал службу еще в 1773 году рядовым в лейб-гвардии Измайловском полку. Оттуда, с производством в офицеры, он назначен был в один из армейских пехотных полков, с которым и участвовал в Финляндской кампании. Здесь, в бою у деревни Старкупес, в 1788 году, Несветаев был ранен картечью в голову и заслужил за отличия в делах два чина: секунд– и премьер-майора. Когда мир был заключен, полк перевели в Литву, и Несветаеву пришлось участвовать в делах при Гродно и Вильно. И уже здесь обратил на него внимание бывший тогда военным начальником края князь Цицианов, отличивший в молодом офицере качества будущего талантливого деятеля на военном поприще. При императоре Павле служебные повышения Несветаева шли чрезвычайно быстро: в 1797 году он был произведен в подполковники, в следующем году – в полковники, а еще через год – в генерал-майоры, с назначением вместе с тем шефом Саратовского пехотного полка, квартировавшего тогда в Рязани.
Привольная стоянка в одной из богатейших русских губерний дала Несветаеву возможность устроить и привести полк в блестящее состояние, и когда, по прошествии четырех лет, именно – в начале 1804 года, он был передвинут в Грузию по случаю персидской войны, то князь Цицианов писал государю, что ему «мало доводилось видеть таких прекрасных полков, как Саратовский».
Этому много способствовал и личный характер самого Несветаева: он был человек одинокий и в высшей степени бескорыстный, собственные его нужды были весьма ограничены; жизнь он вел самую простую, настоящую солдатскую, и все, что имел, обращал на помощь солдатам и бедным офицерам; последние всегда были обмундированы и снабжены всем нужным на его счет. Притом он был тактичен и деликатен и умел обходить острые стороны благодеяний; все давалось им тогда взаймы и даже записывалось в долговую книгу, но затем в возврат от офицеров уже никто ничего и никогда не требовал. Когда же должник по какому-нибудь случаю выбывал из полка, Несветаев своей рукой вычеркивал в книге долг и, прощаясь, говорил только: «Христос с тобой! Прощай, брат, не поминай нас лихом, а мы с тобой совсем квиты».
Враг сухой формалистики, он не терпел вместе с тем упущений по службе, и можно себе представить, как его любили, как привязывались к нему солдаты и офицеры и какой действительно образцовый должен был быть Саратовский полк его.
Самому Несветаеву не пришлось участвовать в Персидском походе 1804 года. Задержанный служебными делами, он остался на линии, рассчитывая догнать свой полк на почтовых, но по прибытии во Владикавказ он узнал, что сообщение с Грузией прервано внезапным восстанием осетин. Положение дел, которое застал Несветаев во Владикавказе, было далеко не блестяще. Неосторожное и иногда жестокое обращение некоторых русских чиновников с осетинами давно уже подготовляло почву для ропота и для успешного подстрекательства со стороны разных пронырливых личностей, и осетины, наконец, ждали только удобного момента для открытия возмущения.
Случай к тому скоро представился. Осетины воспользовались отсутствием в Грузии войск, ушедших к Эривани, и изолированным положением нескольких русских постов, разбросанных по Военно-Грузинской дороге, чтобы поднять знамя восстания. Тагаурцы, а вслед за ними и другие племена, жившие по Арагве, обложили эти посты и, пользуясь гористой местностью, прекратили сообщение линии с Грузией.
По первому известию об этом князь Цицианов отправил в Тагаурское ущелье подполковника Эристова с приказанием восстановить порядок. Фамилия Эристовых (от «эриставов» – титула осетинских владельцев) всегда имела влияние на осетинские племена, к которым принадлежали тагаурцы, а потому Цицианов вполне рассчитывал на успех экспедиции. Но вышло иначе. Когда Эристов прибыл в Ананур с ротой Севастопольского полка, то нашел восстание уже в полном разгаре; мятежники не слушали никаких увещаний и принудили его отступить к Тифлису. Вслед за тем тагаурцы потребовали очищения Ларса, где стояла рота Казанского пехотного полка, охраняя вход в Дарьяльскую теснину, и скоро поставили эту роту в положение поистине отчаянное. Окруженная со всех сторон мятежниками, она совершенно не имела провианта, так что солдаты в течение целого месяца питались почти одним только щавелем, добывая немного хлеба от самих тагаурцев же за одежду и даже за амуницию. Когда же все, что можно было продать, было распродано и когда даже съедобной травы уже не стало, комендант крепости майор Щигалев решился отступить во Владикавказ, чтобы спасти, по крайней мере, остальных людей от голодной смерти. Падение Ларса передало в руки мятежников весьма важное в военном отношении Дарьяльское ущелье и безмерно затруднило усмирение мятежа.
