Преступник номер один. Нацистский режим и его фюрер - Черная Людмила Борисовна (электронная книга TXT) 📗

Некоторые историки на Западе весьма однобоко и неверно изображают положение, когда пишут, что один лишь Гитлер трубил о победе и объявлял русские армии уничтоженными. В действительности дело было отнюдь не только в Гитлере. Уверенность в победе в неменьшей степени выражали большинство генералов, сообщавших фюреру оценки военного положения. 3 июля 1941 года Гальдер записал в своем дневнике: «Можно без преувеличения сказать, что поход против России выигран за 14 дней». 8 июля он заверил Гитлера, что только 46 советских дивизий пригодны для боевых действий, а все остальные разбиты! 46 советских дивизий против 190 фашистских! При таком соотношении сил, естественно, не могло быть сомнения в исходе кампании.

12 июля группа армий «Центр» сообщила, что если ей разрешат, чтобы танковая армия сделала остановку на 7 дней для подвоза боеприпасов, она сможет в ближайшее время достигнуть Москвы. В конце этого же месяца фельдмаршал Мильх заявил, что сил авиации, имеющихся в распоряжении войск, вполне достаточно, чтобы одержать победу. Наконец, 15 июля завершилось составление доклада главного командования сухопутных войск о структуре сухопутных сил после окончания кампании «Барбаросса», в котором доказывалось, что для оккупации завоеванного русского пространства следует оставить в России всего 56 дивизий. На этом основании верховное командование решило, что с начала августа войска начнут возвращаться из России на родину, а число войск, завершающих последние операции, будет сведено до минимума.

В дневнике Гальдера приводится запись основных положений его доклада Гитлеру 23 июля. В них содержится следующий календарь продвижения германских войск: «Примерно через месяц (25.8) наши войска будут, очевидно, у Ленинграда, Москвы, а также выйдут на линии Орел, Крым. В начале ноября они выйдут на рубеж Волги. В начале ноября достигнут Баку и Батуми».

Генералы допустили двойной просчет: они совершенно недооценили силу противника и проявили абсолютное непонимание действий советского командования. Поэтому все их стратегическое планирование оказалось порочным, и впервые в полной мере это проявилось во время битвы под Москвой, которая решила судьбу блицкрига, а во многом и всего восточного похода.

Но прежде чем прослеживать далее реакцию нацистского генералитета на сыгравшее столь большую роль в ходе всей войны наступление советских войск под Москвой, следует сказать хотя бы несколько слов о том, почему генералы нацистского фюрера проявили такое элементарное невежество и такой авантюризм.

Думается, что не стоит преувеличивать некомпетентность немецкого генералитета в целом, как это склонны делать некоторые историки и литераторы на Западе. Если бы это соответствовало действительности, вторая мировая война не была бы столь длительной и тяжелой и победа в ней не далась бы столь трудно.

Эйфория немецких военачальников в первые полгода кампании на советско-германском фронте опять-таки во многом объясняется особенностями нацистского режима. Режим этот был авантюристическим по своей сути. И не мудрено, что военная каста, самая авантюристическая прослойка общества в любой капиталистической стране, а особенно в милитаристской Германии, что называется, рвалась в бой. Здесь авантюризм, исконно присущий немецкому офицерству, наложился на авантюризм тогдашних правителей Германии и дал свои плоды.

Но это далеко не все. В результате негласных чисток в армии и контроля нацистской партии над армией (a нацистский контроль был в Германии всеобъемлющим!) произошел своего рода негативный отбор в самой немецкой военной касте. Люди неугодные, строптивые, обладавшие собственным мнением, либо выживались, либо переводились на незаметные посты. Некоторые воспитанники таких крупных военачальников, как Сект, который всегда предостерегал против войны с Россией, спешным образом перестраивались, другие исчезали с авансцены. Этих последних было не так уж мало, и раньше они пользовались большим влиянием. Назовем хотя бы таких военных, как Тренер, Фалькенхайн, Ветцель, фон Метч, Кабиш, Фрейтаг-Лорингхофен. «Отрицательный отбор» дал себя знать уже в 1939 году, т. е. к началу войны. Мудрая русская пословица гласит: «Каков поп, таков и приход». Постепенно руководство нацистской армии стало таким же, каким был нацистский «поп» — сам Гитлер.

Существовала еще одна немаловажная причина, вызвавшая вопиющий просчет немецкой военной касты в первый период войны на советско-германском фронте.

Генералы просто боялись Гитлера. Вероятно, наедине с самими собой многие из них более трезво оценивали обстановку. Может быть, кое-кто из них даже делился своими сомнениями и опасениями в кругу закадычных друзей, хотя при нацизме все общество было буквально прошито шпиками. Как показали дальнейшие события, в частности заговор 20 июля 1944 года, именно часть кадровых военных наиболее отчетливо пеняла гибельность курса Гитлера, Но в 1941 году надо было обладать недюжинной храбростью, а главное, независимостью мышления, для того чтобы осознать: затеяв войну против Советского Союза, Гитлер вступил на дорогу, ведущую к катастрофе.

И наконец, последнее. Гитлеровский режим, дезинформировавший всех и вся, неизбежно дезинформировал саму нацистскую верхушку, в том числе генералитет. Таково уж было свойство этого режима. Правда тщательно скрывалась как от фюрера, так и от его присных. Преградив дорогу любой объективной информации, нацисты сами оказались одураченными. Сообщения о силе и боевом духе Красной Армии, которые шли снизу, по мере своего прохождения наверх все время «смягчались», т. е. соответственным образом препарировались в угодном Гитлеру духе. Все эти факторы необходимо учитывать, рассматривая ход войны фашистской Германии с ее первым настоящим противником — Советским Союзом.

Как бы то ни было, сейчас нельзя без крайнего удивления читать строки дневника Гальдера, посвященные периоду Московской битвы. Перед нами предстает человек, который совершенно не подозревал, что творилось «по ту сторону холма», и не понимал значения событий даже тогда, когда битва уже была в полном разгаре. А ведь Гальдер считался одним из самых проницательных генералов нацистской армии и во время битвы под Москвой руководил генеральным штабом сухопутных войск.

23 ноября, когда советские войска сосредоточивались для контрнаступления, Гальдер записал в свой дневник: «Восток: Россия как военная сила не представляет более опасности для строительства Европы. Противник потерпел решающее поражение».

Но вот наступило 5 декабря — начало грандиозного контрнаступления Красной Армии. В этот день в дневнике Гальдера значится лишь следующая запись о положении в группе армий «Центр»: «Из Воронежа активность в северном, северо-западном и северо-восточном направлениях. На шоссе Дмитров — Москва усиленное движение. Эвакуация Москвы продолжается». На совещании у Гитлера, состоявшемся в тот же день, никто ни словом не обмолвился о начавшемся контрнаступлении.

Несколькими днями позже дается следующая оценка положения в группе армий «Центр»: «На участке 2-й армии и 2-й танковой армии события развиваются удовлетворительно. Можно думать о переходе к стабильной обороне на конечном рубеже (?) (ввиду неясности этой формулировки издатели дневника Гальдера поставили в этом месте вопросительный знак. — Авт.), северо-западнее Москвы вступила в бой с 6.XII 20-я русская армия. Здесь можно рассчитывать на усиление нажима, хотя до сих пор он не проявлялся». Запись от 9 декабря гласила: «Усиливающийся нажим на 2-ю армию… и восточный фланг 2-й танковой армии… Очень сильное напряжение на северном фланге 4-й армии. Хотя обнаруженные здесь радиоразведкой дивизии еще не вступили в бой, не следует ожидать каких-либо глубоких прорывов и значение наступления — чисто тактическое». Что же на самом деле происходило в эти дни? 6 декабря начали наступление войска Западного фронта, оборонявшие столицу. Вслед за тем двинулись войска соседних фронтов.

Развернулось грандиозное сражение. Уже в первый день наступления войска Калининского фронта вклинились в передний край обороны противника и шаг за шагом стали продвигаться вперед. 13 декабря войска Западного фронта подошли к Клину и 15 декабря освободили город. Успешно развивались наступательные действия южнее Клина — 8 декабря было освобождено Крюково, 12 декабря — Солнечногорск. На левом крыле фронта, в районе Тулы, завязалось танковое сражение. Танковая армия Гудериана вынуждена была отступить, оставив на поле боя 70 танков. В ходе десятидневных боев советские войска продвинулись на этом участка вперед на 130 километров. [79]