История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (читать книги регистрация .TXT) 📗
Дело это оказалось настолько вопиющим, что Департамент полиции нашёл нужным сделать нотацию Дремлюге; он написал ему:
«Активное и непосредственное участие секретного сотрудника в работе этой печатни, весьма содействовавшей, по свидетельству вашему, выпусками своих агитационных листков подъёму революционного настроения местных рабочих, является совершенно несоответствующим элементарным требованиям правильной постановки агентурного дела, основной принцип которого заключается в том, чтобы наибольшая осведомлённость агентуры обязательно сочеталась с наименьшим активным участием её в нелегальных предприятиях».
И только! Люди, привлечённые к дознанию по делу жандармской типографии, пошли в Сибирь, – сотрудник Егоров продолжал получать свои 80 сребреников и в тюрьме, а Дремлюга остался на своём месте.
1 января 1904 года другой сотрудник Бакинского губернского жандармского управления Шлимак был задержан полицией во время разброски воззваний социал-демократического комитета – это было уже сравнительно меньшее участие агентуры в нелегальной деятельности.
Не станем останавливаться здесь подробно на деле Ивана Бойцова, который работал с невестой своей в красноярской типографии социалистов-революционеров, выдал её, от дознания скрылся и занял тёпленькое местечко в Московском охранном отделении под фамилией Еди-ноборцева.
Приведём в заключение пример из провокационной практики охранных отделений. В данном случае попытка «открыть» типографию не имела успеха лишь вследствие некоторых случайных обстоятельств, как это можно усмотреть из нижеприводимой копии предложения (декабрь 1903 года).
"Начальнику Пермского охранного отделения.
Пермские революционные кружки в своей издательской деятельности до сих пор не пользовались печатным станком и, довольствуясь в этом деле помощью гектографа, по-видимому, не были серьёзно озабочены постановкой собственной типографской техники.
Из представления вашего высокоблагородия от 2 декабря за №659 тоже усматривается, что, хотя среди неблагонадёжных элементов и «циркулировал неопределённый слух» об устройстве тайной печатни, но при проверке выяснилось, что «слухи о наличности необходимых принадлежностей неосновательны» и что «типографию только начинают составлять».
Из того же донесения видно, что существенную, если не исключительную помощь этому нелегальному предприятию решился оказать, с вашего согласия, секретный сотрудник Пермского отделения, который дважды передал известному вам лицу по несколько пудов шрифта и даже взялся изготовить часть типографского прибора.
"Таким образом, хотя, как вы доносите, «действительно никаких принадлежностей для печатания не добыто» (за исключением, очевидно, тех, которые доставлены вашим сотрудником), и "задумавшие поставить печатню являются совершенно несведующими в технике типографского дела, не зная, какие именно принадлежности необходимы и как они называются, устройство тайной типографии, благодаря особому содействию агентуры, становится осуществимым, и местная революционная организация в ближайшем будущем может получить в своё распоряжение новое оборудование для своей преступной работы.
Такое положение дела во всяком случае нельзя признать нормальным, являясь результатом совершенно неправильного ведения агентуры, положение это направляет розыск на неверный путь, который может привести к весьма нежелательным последствиям, до обвинения в провокации и провала сотрудника включительно.
Ввиду сказанного розыскные приёмы, которые были употреблены в деле с Зелениным, не могут быть терпимы и впредь не должны быть допускаемы.
Об изложенном для руководства и обязательного исполнения Департамент полиции сообщает вашему высокоблагородию".
Думаем, что можно ограничиться этими примерами. Дела этого рода имеют сходную конструкцию, все они построены на основном принципе азефовщины, применительно к данному случаю переиначенном: для того, чтобы обнаружить типографию, надо устроить таковую.
Надо оговориться, впрочем, что финал, которым закончилась пермская авантюра, представляется в летописях Департамента полиции явлением исключительным. То обстоятельство, что провокаторская затея начальника охранного отделения привела к выговору её автору, объясняется тем, что ротмистр Самойленко был недостаточно сообразителен и находил нужным распространяться о закулисной стороне своих розысков. Более опытные охранники не раскрывали своих агентурных карт, а преподносили обыкновенно начальству «дельце» вполне готовым, в виде донесений о состоявшихся уже «блестящих» ликвидациях. Начальству это больше нравилось, так как в этом случае оно могло делать вид, что и знать не знает и ведать не ведает о том зле, которое существует благодаря его молчаливому попущению. Таким образом, получалось, что, когда весь особый отдел не сомневался в том, что типографии, которые арестовывали почти ежемесячно начальники охранных отделений Бобров и Яременицкий (в Саратове и Екатеринославе), устраивались при благосклонном участии их «сотрудников», высшее начальство ограничивалось тем, что представляло этих офицеров за «примерное служебное рвение» к наградам, оно не забывало тех, кто умел лучше «прятать концы в воду».
Агенты-террористы
Теперь об агентах-террористах и экспроприаторах. Они самые отвратительные фигуры в калейдоскопе провокации. Руки их постоянно в крови, каждое их слово для окружающих – горе, страдания, ужас, смерть. Они торговали человеческими жизнями и за презренный рубль шпионского воздания вели на плаху своих товарищей и друзей.
После классического образца, каким является в этой области Евно Азеф, трудно выбрать персонаж, который мог бы вызвать к себе особый интерес. Чтобы не злоупотреблять вниманием читателя, приведём лишь краткий перечень тех шпионских подвигов, которые не без умысла сплошь и рядом переводили политику в область уголовных преступлений. Будем при этом касаться лишь фактов, незыблемо установленных:
1. Фляхтер, секретный сотрудник жандармского офицера Глобачёва, занимавшего впоследствии должность начальника Варшавского охранного отделения, участвовал в заговоре на жизнь полицейского пристава Самсонова и бросил в него бомбу (г. Белосток, 1905 г.).
2. Козликов, агент жандармского полковника Ламзина в Витебске – провоцировал покушение на пристава Счененовича, обязываясь лично бросить в него разрывной снаряд.
3. Колосов, профессиональный вор и грабитель, в 1906 году был приглашён охранным отделением в Екатеринославе на службу в агенты. Первое своё выступление К. совершил 1 июня того же года: он снабдил своих сообщников револьверами, выждал с ними на улице ювелира Варшавского, выстрелил в него в упор и отнял чемодан с ценностями. Колосова арестовали было, но из участка он «бежал»; его задержали вторично в Астрахани, по пути он вновь исчез, на каторгу попали только те, кого он подбил на преступление.
4. Григорьев, сотрудник Петербургского охранного отделения, участвовал в нападении на железнодорожного артельщика в 1906 году близ станции Елизаветино, но был застрелен на месте сообщником, которого он выдал.
5. Еганов, агент того же охранного отделения, обслуживавший в 1906 году группу анархистов-коммунистов, участвовал с ними в нападении на фабрику Платонова, в ограблении столовой Красного Креста и кассы магазина «Лаферм». Был арестован во время вооружённого вымогательства денег у часовщика Абовича. Следствием было установлено, что большинство экспроприации этой группы были организованы Егановым. Суд приговорил его к смертной казни, но это наказание ему заменили годом тюрьмы.
6. Толпекин, секретный сотрудник Московского охранного отделения, трижды участвовал в экспроприациях, попал под суд и в 1907 году был казнён.
7. Бродский, агент Петербургского охранного отделения, принимал непосредственное участие в устройстве динамитной мастерской (в Финляндии), которую в 1907 году и выдал.
