История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (читать книги регистрация .TXT) 📗
Оставалось привести приговор в исполнение. В Озерках, пригороде Петербурга, наняли дачу. Рабочие спрятались в одной из комнат. Рутенберг встречал Гапона.
– Вот это я понимаю! – воскликнул тот. – Ты всегда такое место найдёшь, что ни одна собака не догадается!
По словам одного из сидевших в соседней комнате, дело происходило так. – Двадцать пять тысяч – хорошие деньги, – говорил Гапон. – А потом Рачковский прибавит ещё. Нужно сперва выдать четырех человек из «Боевой организации».
– А если мои товарищи узнают? – спросил Рутенберг.
– Они ничего не узнают. Поверь мне, Рачковский – такой умный человек, что он сумеет все это устроить. Уж на него можно положиться.
Свидетель из соседней комнаты разбирал не весь разговор, но и этого было достаточно.
– А если я, например, выдам тебя? – сказал Рутенберг. – Если я открою всем глаза на тебя, что ты служишь в охранном отделении?
– Пустяки! – возразил Гапон. – Кто тебе в этом поверит? Где твои свидетели, что это так? А потом я всегда смогу тебя самого объявить в газетах провокатором или сумасшедшим. Ну-ка, бросим об этом. Перейдём лучше к делу.
Они собрались выйти прогуляться, и тут Гапон заметил одного из рабочих, спрятавшегося за дверью на лестнице. Гапон бросился к нему, схватил за горло и с ужасом закричал Рутенбергу:
– Мартын! Он все слышал! Его надо убить!
Потом, обращаясь к рабочему, заговорил торопливо:
– Не бойся, не бойся, голубчик… Ничего не бойся… Только скажи, кто тебя сюда послал?
Рабочий, подыгрывая ситуации, отвечал:
– Я все расскажу, только не убивайте.
– Конечно, конечно… Не бойся… Ты только скажи, мы тебе ничего не сделаем…
И тут же Гапон кричал Рутенбергу:
– Его надо убить сейчас!
Рутенберг открыл дверь и крикнул остальных. Они ввалились в комнату и бросились на Гапона. Тот упал на колени:
– Мартын! Мартын!
– Нет тебе здесь никакого Мартына!
Гапона поволокли по коридору, он вырывался:
– Братцы… Братцы…
– Мы тебе не братцы!
Его стали вязать.
– Товарищи, во имя прошлого… простите меня… во имя прошлого…
Рабочие молча опутывай его верёвками.
– Товарищи! Пощадите, вспомните, ведь сколько у вас связано со мной?
– Вот потому-то ты и достоин казни, – возразил рабочий. – Ты нашу рабочую кровь продал «охранке» – за то и смерть тебе!
Гапону накинули на шею петлю и подтащили к вбитому над вешалкой железному крюку. Тело обнаружила через месяц хозяйка дачи. Так мелькнул в революционной пене и скрылся маленький тщеславный человек, возомнивший себя народным вождём.
Из газет 1925 года:
"В Киеве арестован ряд провокаторов и охранников. Вот одна из наиболее ярких фигур – подполковник невского губернско-жандармского управления Кринский, имеющий солидный послужной список В 1903 году Кринский вступил в отдельный корпус жандармов. До 1910 года по его вине произошло множество арестов. Он разгромил бундовскую организацию в Бердичеве. В 1906 году им арестовываются 30 человек бундовцев, из них 15 отправляется в Сибирь. С ещё большей энергией он в 1907 году опять громит организацию, арестовав снова 30 человек, причём 25 товарищей было отправлено в Сибирь. Им же раскрывается подпольная типография бундовцев. В 1905 году Кринским была разгромлена социал-демократическая организация «Искры» в Бердичеве и группа эсеров. В 1905 году он устраивает кровавую баню рабочим, вышедшим на улицы Бердичева протестовать по поводу расстрела лод-зинских рабочих. Только за один 1905 год им было посажено в тюрьму до тысячи человек. В 1906 году им была раскрыта организация анархистов, часть из них пошла на виселицу, часть – на каторгу. Арестованный ГПУ Кринский сознался в целом ряде преступлений, совершенных им.
Другая фигура, как будто необычная в таких делах – раввин г. Сквиры Киевской губернии Ямпольский. Раввином он состоял с 1887 года до революции. Просвещая свою паству, он вместе с тем сотрудничал с жандармским полковником Лопухиным и сквирским исправником. Ямпольский освещал работу бунда и сионистов. Им же была выдана бундовская организация во главе с тов. Бодером в 1905 году. В архивах жандармского управления имеется ряд докладных записок этого раввина, в которых он вместе с выражением верноподданнических чувств сообщает об известных ему еврейских организациях. В жандармском архиве обнаружен также ряд донесений за его личными подписями. В преступлениях своих Ямпольский сознался.
Сын управляющего одного из сахарных заводов В.Ф.Га-бель, в бытность свою студентом невского политехнического института, вошёл в партию социалистов-революционеров. В связи с работой военной организации партии и восстанием 1907 года Габель был арестован и киевским военно-окружным судом осуждён на 2 года и 8 месяцев каторжных работ, с последующим поселением в Сибири. Срок каторги Габель отбывал в Смоленской каторжной тюрьме. Здесь он являлся одним из каторжан, ведавших сношениями с «волей» через тюремных служащих – фельдшера и писаря. Секрет этих совершенно конспиративных сношений состоял в особом способе проявления написанного химическими чернилами. Способ этот был, конечно, известен Габелю, и вот он, дабы снискать благорасположение к себе царской «охранки», выдал его смоленским жандармам, в результате чего тюремные сношения политических заключённых с волей прекратились, в городе произведены были повальные обыски, а по отношению к некоторым каторжанам тюремщики приняли «исправительные меры». По вине Габеля последовал провал смелого плана побега группы политзаключённых. Помимо того, Габель сообщил «охранке» ряд сведений, имеющих отношение к покушению на гр. Воронцова-Дашкова, убийству на воле провокатора и пр. С этого момента карьера Габеля, как полезного деятеля «охранки», была обеспечена. На место ссылки в Иркутск он прибыл уже как секретный сотрудник охранного отделения и в течение 1911 – 1913 годов за плату выполнял ответственные поручения иркутского жандармского управления, освещая деятельность различных революционных организаций. Пришёл 1917 год. Габель – «старый революционер». Он тщательно скрывает своё прошлое провокатора, выпячивая на первый план революционные заслуги – каторгу, ссылку. Вплоть до ареста он занимал ряд ответственных постов в Иркутске и Красноярске, где был директором Всекобанка. Все это было установлено губернским судом, приговором которого Габель приговорён к высшей мере социальной защиты – расстрелу".
Нелегко найти тайную типографию
В 1897 году Медников был командирован в Петербург для руководства наружным наблюдением, которое у местного охранного отделения было поставлено слабо. Зубатов скучал без своего alter ego, часто писал ему и в длинных посланиях изливал свою душу. Одно из этих писем представляет значительный интерес, приведём его целиком:
15 февраля 1897 года Зубатов писал Медникову:
"Г.К. [Георгий Константинович Семякин – вице-директор Департамента полиции, руководивший политическим сыском.] сказал мне, что Лопухин – счастливое исключение. Толстый, не мы ли это «исключение» сотворили? Видать, что вся штука в д-те и именно поэтому, что они – жулики: не может быть при жульничестве хороших, честных отношений. Разве мы так с Лопухиным жили? Приступая к допросам, Лопух [А.А.Лопухин – товарищ прокурора в Москве по политическим делам] не знал загодя, ранее, от кого, что и каким образом известно… А разве у них так? Ведь они – кошка с собакой. Жорж [Жорж – Семякин] – заноза и, зная все, утирает Кичину [Кичин – товарищ прокурора в Петербурге, вёл политические дознания] нос при собственных допросах, вроде Ветровой [Ветрова Мария (о ней велось дознание), сожгла себя в тюрьме]. Ведь если бы Кичин все знал то же, то тогда не было бы у Жоржа этих магических фокусов. Вот здесь-то и собака зарыта. Жулики, а не «исключение». Из-за их подлости мучайся, порть кровь и пр. Объясни это Спире [Александр Спиридонович Скандраков, состоял при министре Плеве]… Эти дни такая давящая тоска, что третьего дня пришёл к самой [Сама – Екатерина Румянцева, сожительница Медникова] в 8 часов и проиграл с нею, – как думаешь? – в дураки – до 11 1/2!
Как, значит, на душе сладко было. Г.К. боится меня! Не свинство ли? Вам, говорит, хочется самодержавия. Понимаешь, как меня это обидело. Я говорю, что надо захватывать дела, насколько сил хватает, дабы этим обеспечить за собой успех в революционной борьбе, а на меня инсинуируют, что я преследую личные виды самовозвеличения… Нет, от департаментских мозгов прямо говном пахнет".
