Ленинград действует. Книга 2 - Лукницкий Павел Николаевич (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗

– Фамилия твоя как?

– Пачкин.

– А имя?

– Владимир Григорьевич.

– Где жил?

– На Васильевском острове, пятнадцатая линия, дом двадцать два!

Разговаривает деловито, по-взрослому. Отец работал на Севкабеле, а мать на фабрике Урицкого.

– А ты ехал сюда один? – Один.

– А родители где у тебя?

– Убили их.

– В Ленинграде?

– Ну да, при обстреле, снарядом.

– А ты как уцелел?

– А меня не было дома.

– Когда это было?

– Двадцать седьмого, того месяца… А я сюда – двадцать второго, вот теперь приехал.

– Ты голодал зимой?

– А что мне голодать, когда брат – подводником. У меня и сахар был. Еще когда с бомбежки Бадаевских складов… Подобрал!

Брат Володи – подводник, краснофлотец, лежит в больнице Мечникова, в третий раз ранен – миной, в морокой пехоте. Сестра была, семнадцатилетняя девушка, Таисия, умерла с голоду зимой. Володя учился, перешел было в шестой класс… Решил ехать к тетке, она эвакуировалась на Алтай «в том году еще». Двинулся в Борисову Гриву, на тамбуре «зайцем» в поезде, а там хотел «кругом Ладожское озеро обойти».

– Раз озеро, думаю, обойти можно. Километров двадцать прошел – там военные и стреляют, ужас!.. Ну, нельзя пройти, комендант один задержал, и отвезли– на машине – обратно в Борисову Гриву. (А на пароходе вначале не поехал, потому что не пустили– документов не было.) Я их спрашиваю: «А разве Ладожское озеро у немца, что ли?..» Они смеются. А я: «Интересно туда бы попасть! Он бы мне показал, этот немец, или я ему!»

Володя произнес это по-детски задиристо.

– А потом?

– А я на катер сел. Мне сказали – поезжай в глубь страны, там устроишься. Тут пришел, заявление подал, и взяли связным. Сапоги-то были у меня. На хлеб сменял, в Борисовой Гриве… За буханку хлеба; военный, он сам предложил: сапоги на хлеб сменяешь? И с радостью взял.

Шубенку Володе Пачкину здесь дали. Он был только в штанах да в рубашке.

– В пальто выехал, да тоже на хлеб сменял. Мне не до этого было, только как бы из Ленинграда выбраться… Это пальто дали здесь.

– Где?

– А в санчасти. Завтра или послезавтра сапоги дадут и рубашку новую.

Володя рассказывает, что с ним был и другой мальчик, его товарищ.

– А второй где? Устроился?

– Да разве тот больной устроится? Он от собаки колбасу тухлую отнял, прогнал ее и сам стал есть… Заразится где-нибудь и сдохнет!

– Из Ленинграда вместе?

– Нет, там, в Борисовой Гриве, пристал… Познакомились…

– Как же ты на катер устроился?

– А я в милицию пошел. Они прогоняли, прогоняли меня, я сказал: «Не пойду, и все! Устраивайте меня как хотите!..» Меня начальник милиции на пристань привел!..

Когда невский, а потом и ладожский лед растаяли, Нева на изломанных, шуршащих льдинах пронесла через город следы зимних боев.

Невская вода растворила в себе пятна смерзшейся крови, поглотила обломки разбомбленных и расстрелянных автомашин и оружия, обрывки изорванных острым металлом русских овчинных полушубков и каски гитлеровцев, смытые с берега Московской Дубровки; разметала шпангоуты изрешеченных пулями десантных лодок, вмерзших в лед у штурмованного нашими воинами «пятачка».

Ледовой Ладожской трассы, действовавшей сто пятьдесят два дня, больше не существовало.

Тогда эстафету жизни на Ладоге подхватил самый разнокалиберный, самый пестрый в истории судоходства водный транспорт.

Я уже мельком упоминал о пароходе «Гидротехник», который 22 мая первым пробился сквозь льды к восточному берегу. Здесь место сказать о нем чуть подробней.

Этот дерзкий, маленький буксировщик не имел никаких средств самозащиты. И его капитан П. С. Майоров, и команда хорошо знали, на что идут, понимали, чем им грозит первый же налет вражеской авиации. Налет на едва пробившийся, затираемый торосистыми льдами одинокий пароход казался тем более неизбежным, что над ним в начале рейса долго кружил немецкий разведчик. Он улетел восвояси, и, конечно, даже название этого пароходика немецкому командованию сразу стало известно. Но, по непонятным причинам, гитлеровцы не сочли нужным выслать свои бомбардировщики для легкого уничтожения парохода. «Гидротехник» пришел в Кобону и на следующий день благополучно вернулся в Осиновец с тяжело нагруженной баржей.

По пути, проложенному «Гидротехником», 24 мая сквозь льды двинулся старенький пароход «Арзамас», работавший до войны переправщиком с берега на берег Невы в Шлиссельбурге [32]. «Арзамас» тянул за собой баржу с заводским оборудованием. Гитлеровцы, очевидно уразумев, что может значить для них начавшееся на Ладоге движение судов, выслали для бомбежки «Арзамаса» четверку пикирующих бомбардировщиков. Едва самолеты вошли в пике, «Арзамас» встретил их огнем зенитных пулеметов, поставленных на его палубе. Один из бомбардировщиков, поврежденный огнем зенитки, ушел, дымя, три других атаковали пароходик с трех сторон. «Арзамас» продолжал отстреливаться, хотя бомбы рвались у самых его бортов. Бой прекратили четыре подоспевших на помощь наших истребителя Четырнадцать из восемнадцати человек экипажа «Арзамаса» оказались ранеными и убитыми Раненный в самом начале бомбежки, капитан В. И. Маркелов, не оставив штурвала, довел свой избитый осколками, искалеченный, полузатопленный пароход и баржу до порта Кобона.

28 мая в Кобону и в Осиновец пришли боевые корабли из Новой Ладоги, открыв навигацию по девяностокилометровой «большой трассе».

Так навигация на Ладожском озере началась А затем, почти полтора месяца, озерные караваны и порты Ладоги подвергались ожесточенным бомбежкам по нескольку раз в сутки Были дни, когда в групповые налеты немцы высылали по пятьдесят и даже по восемьдесят бомбардировщиков, сопровождаемых истребителями. Но перевозки по Ладоге день ото дня увеличивались В июле бомбежки вдруг прекратились их не было до самого конца августа: надо полагать, что немцы перекинули главные силы своей авиации на юг, где размах боевых операций достиг крайнего напряжения В этот период Ленинградский фронт, на урицком и колпинском участках обороны, повел наступательные бои, привлекшие к себе всю наличную авиацию немцев, и у них, по-видимому, не хватало сил для развития боевых действий на Ладоге.

«Большому кораблю большое плавание» – гласит народная поговорка. Но здесь, на Ладоге, большое плавание предстояло и пароходам-малюткам. Их капитаны и их команда никогда не знали даже легкой речной волны. В распоряжении капитанов не бывало ни карт, ни даже биноклей, и никогда не пользовались они компасами: на этих пароходиках не было компасов Эти маломощные, по сто – сто пятьдесят сил, буксирные пароходики водили за собой одну, редко две небольшие деревянные баржи по двум узким и тишайшим каналам Мариинской системы – Старо-Ладожскому, проложенному еще при Петре Первом, и главным образом по такому же, более позднему Ново-Ладожскому каналу. Оба канала и построены были для того, чтобы избавить местных приладожских водников от волн и ветров бурливого озера Пароходики-малютки назывались «канальными», их не пускали даже в воды быстрой и еще недавно порожистой реки Волхов: как бы не перевернулись, как бы не выбросило их с баржей или без баржи на берег.

Их, этих канальных пароходиков, было два десятка, когда пришел приказ любыми и всеми средствами обеспечить открывающуюся на Ладожском озере навигацию 1942 года.

Конечно, не одним только канальным пароходикам выпала такая высокая и трудная честь: уже с ранней весны для той же цели были мобилизованы все средства водного транспорта, строилась в Ленинграде сотня крошечных «плашкоутов»-тендеров с автомобильными моторами, а на Сясьстрое и на западном берегу Ладоги – большие деревянные и металлические баржи К ладожским перевозкам готовились все наличные невские и озерные пароходы, а также транспорты, катера, тральщики и другие суда Ладожской военной флотилии.