Пути. Дороги. Встречи - Сидоров Георгий Алексеевич (серия книг TXT) 📗
— Это, наверное, невозможно? — спросил я её.
— В жизни всё возможно, Геша. Если ты не изменишь истине, то такой белый шаман сам тебя отыщет.
— А что вы имеете в виду под словом «истина»?
— Предания предков — в них есть ответы на все вопросы, — давая знак Лиле, чтобы девочка расстелила постели, тихо почти шёпотом проворчала шаманка. — Изучай предания у всех народов. Потом попробуй их сравнивать и тогда многое поймёшь.
— Что? — задал я глупый вопрос.
— То, что все они рассказывают об одном и том же. Это и есть истина. Учись её искать.
— А вы можете мне что-нибудь рассказать, если, конечно, можно? — спросил я старую сказительницу, зарываясь в оленье одеяло.
— Конечно, могу. Только ты запиши, чтобы я не зря тебе говорила, иначе забудешь.
— Лиля, ты найдёшь мне завтра тетрадку? — обратился я.
— Найду, — отозвалась из своего угла девочка.
Вскоре маленький костёр в центре чума почти погас, и зимняя стужа со всех сторон проникла в берестяное жилище. Но я знал, что эвенки ночью огонь не поддерживают. Такова традиция. Сушняк надо беречь, его в тайге не так много. Под оленьим одеялом было и тепло и Уютно. Забравшись под него с головой, я думал о разговоре.
«Неужели старая шаманка рассказала о белых жрецах народа эндри правду? Неужели они ещё живы и хранят древнюю традицию ариев? Вопрос: зачем они её хранят? Для будущих поколений? Выходит, что на Земле не всё ладно и она, эта традиция, народам планеты нужна? — роились мысли. — И что же мне завтра поведает старая шаманка? Она сказала, чтобы я изучал древние народные предания? Как она права! Этим я теперь и займусь», — подумал я, засыпая.
Когда я проснулся, то было уже совсем светло. Выбравшись из-под одеяла, я увидел, что в чуме никого, кроме меня, нет. В жилище тлел костёр и рядом с огнём стоял вскипяченный чайник. Выйдя на улицу и умывшись снегом, я понял, что женщины пошли собирать по бору сушняк. Накинув на ноги лыжи и взяв топор, я отправился вслед за ними. Вскоре на небольшом болоте я обнаружил массу сухостоя и взялся его срубать и стаскивать в кучу.
— Тебе помочь? — вдруг раздался знакомый окрик.
Я обрадованно поднял голову и увидел идущего по моей лыжне улыбающегося Николая.
— Мои тебя совсем потеряли — послали тебя искать. Ждут чай пить, — выпалил он скороговоркой.
— Я у вас вчера наелся на три дня, — протянул я ему свою руку. — Вот, хочу бабушке помочь. Похоже, они с Лилей сейчас дрова возят на нартах.
— Ты давай руби и вот сюда сушняк складывай, — показал Николай на кромку болота, — а я скоро вернусь.
И развернувшись на месте, эвенк бегом умчался назад к стойбищу. Через час он появился на оленьей упряжи.
— Я тебя ещё на оленях не катал? — посмотрел он на меня с гордым видом. — Сейчас буду катать.
Мы нагрузили сушняк на нарты и, взяв оленей под уздцы, повели их к чуму Колиной бабушки. В жилище нас уже ждали, за убранным столом сидела старая шаманка и Лиля.
— Что же делать? — развёл руками Николай. — Сначала чай здесь, потом поедем к нам! Ты ведь ещё наши лыжи не обкатал. Нехорошо!
Эвенк разгрузил сушняк, привязал оленей и подсел к столу. Через несколько минут, поблагодарив хозяйку, все трое: Лиля, Николай и я помчались на оленях к стойбищу.
— Вечером я тебя жду, — сказала мне на прощание бабушка. — И захвати бумагу…
Целых три ночи с вечера до четырёх утра я записывал то, что мне пела старая эвенка. Не зная эвенкийского языка, я был вынужден записывать сымский эпос по-русски. Переводчицей мне служила внучка бабушки Лиля. То, что я узнал, поражало. Основные события, о чём пела бабушка, происходили на Сыму, Кети, Тыме, в верховьях Ваха и на Тазу. Оба этих огромных региона, как я понял из эпоса, связывала древняя кочевая дорога народа эндри. И враги эвенков самодийцы, юраки и сами эвенки двигались по ней с юга на север и с севера на юг. В эпосе рассказывалось о похищении женщин, о борьбе шаманов и богатырей… Слушая это предание, мне захотелось самому побывать в тех местах. Увидеть воочию этот легендарный кочевой путь с Ингары-Чулыма к ледяному ламе.
«Может, для того мне и спела свой эпос старая шаманка, чтобы у меня возникло такое желание?»
Так это или нет, я тогда не понял.
Я вернулся в посёлок вместе с учениками на своих лыжах и в своей одежде. Всё, что подарили мне друзья эвенки, я оставил у них на стойбище.
— Когда буду у вас в гостях или пойду в вершину реки, оденусь по-эвенкийски, — заверил я их. — В жилухе же национальная одежда мне ни к чему. Лесорубы меня не поймут. Чего доброго решат, что я вас ограбил. В феврале я снова появлюсь на стойбище, так что скоро увидимся, — махнул я на прощание рукой оленеводам.
К моей радости, в Центральном меня ждал сюрприз: руководство промхоза посылало меня в Томск, в командировку.
«Слава богу! — думал я. — Наконец-то увижусь с друзьями. Почти два года прошло как расстались. И о трагедии с Суровым рассказать надо. Иначе придумают такое, от чего в век не отмыться, хоть и не виноват вовсе. До меня стали доходить слухи, что наш участковый Клешнёв намекнул Гуте, жене Юрия Петровича, что я виноват в смерти её мужа?! Только вот он, инспектор, пока доказать это не может. И хотя прокурор района Виктор Алексеевич Девятов подобные сплетни в районе пресёк и предупредил участкового Клешнёва, чтобы тот их не распускал, в городе недоброжелатели во главе с женой Сурова болтали всякое. Но особенно мне хотелось увидеть замечательного парня — своего единственного и самого надёжного друга Н.Л. Ему я хотел рассказать все свои приключения и что произошло с Суровым. Попытаться его уговорить отправиться со мной в конце зимы на шаманское место, где потерялся наш общий друг. И оттуда пересечь по Древней кочевой дороге, если, конечно, нам удастся её найти, водораздельное болото. Потом войти в вершину Тыма и, перейдя его, попасть в Ваховские беломошные сосняки на границе с Северными Увалами. Н.Л. был тем человеком, которому можно было рассказать всё как есть без утайки. Он интуитивно чувствовал истину и свои мысли насчёт неё всегда высказывал.
— Ну что же — вперёд, только вперёд! — поднялся со своего кресла, выслушав мой подробный отчёт о пережитом и услышанном, H.Л. — Историкам не надо, ну и бог с ними! По крайней мере, мы знать будем. А потом посмотрим, может, что в нашей науке со временем и изменится? Мы вот что с тобой сделаем, — продолжил он. — Я съезжу в облохотуправление, хорошо, что со всеми чиновниками я знаком, и возьму разрешение о проведении на твоём участке учёта соболя. Тогда твои промхозовские хапуги тебя обязательно со мной отпустят.
— Если бы? — усомнился я. — Они могут кем-нибудь меня заменить. Например, старшим охотоведом промхоза Локосовым. Его у нас в районе «Ловкочёвым» кличат. Мужик он ушлый, не дай бог, если так получится!
— Да…а! Ты меня озадачил! — почесал затылок Н.Л. — Что же делать?
— Может, ты, как работник научной организации, которая взялась за проведение в районе учёта нужных зверей, сможешь настоять, чтобы с тобой отправился не кто-нибудь, а именно я? — посмотрел я на него с надеждой.
— Настаивать я, конечно, могу, но что это даст?
— Знаешь что? — пришла мне в голову идея. — Давай так: если тебя зацепят с Ловкочёвым или с кем-то другим, я сразу же напишу заявление на расчёт. Всё равно мне в промхозе не работать. Как ты сейчас сказал — с хапугами! Один наш заготовитель чего стоит! Против него и директор, и старший охотовед — мелюзга! Похоже, он их всех кормит, потому и вертит ими как хочет!
— Тогда в чём дело?! Проблем нет! Давай, назначай срок, когда выступаем, — потирая ладонями, улыбнулся Н.Л. — Я почти готов. Кое-что по работе улажу и всё! Да, ты лыжи-то мне какие-нибудь найдёшь, настоящие таёжные?
— Думаю, да, — засмеялся я. — Или у староверов, или возьмёшь мои. На стойбище у меня новые, национальные эвенкийские!
— А до стойбища я что, по пояс в снегу пешком?
— Да найду я тебе лыжи, не переживай, — сделал я серьёзную физиономию, видя чудачество Н.Л.
