Греция и Рим. Эволюция военного искусства на протяжении 12 веков - Хромова Анна С. (электронные книги без регистрации txt) 📗
Армия в действии
Армия была главным, хотя и не единственным источником политической власти и общественной безопасности. Это символизировали церемонии восшествия на престол, описанные Аммианом. Валентиниан, избранный собранием старших офицеров и гражданских чиновников, был представлен армии на параде. Его провозгласили «Августом», облачили в пурпур и увенчали диадемой. Затем он произнес речь и удалился во дворец, «огражденный орлами и штандартами, уже сделавшийся предметом страха». Существует великолепное описание торжественного въезда Констанция II в Рим. Он ехал один на золотой колеснице, сверкающей драгоценными камнями, и штандарты-драконы пурпурного шелка шелестели на ветру у него над головой. По бокам от него шла доспешная пехота и клибанарии, тяжелые всадники, которые выглядели как движущиеся статуи. Вокруг бушевала буря приветствий, но Констанций смотрел прямо перед собой и шевельнул головой лишь затем, чтобы поклониться, когда повозка проезжала под аркой. Император в полном облачении либо в боевом доспехе, окруженный своей стражей, — это любимый сюжет позднеримского искусства. Его изображают на серебряных блюдах, на рельефах, на мозаиках, на книжных иллюстрациях. Более чем за восемьдесят лет до въезда Констанция в Рим Аврелиан произвел колоссальное впечатление на германское посольство тем, что принял их, стоя на возвышении, позади которого была выстроена полумесяцем вся его армия. Военачальники восседали на конях, а позади красовались имперские штандарты, «золотые орлы, портреты императора, названия частей, начертанные золотыми буквами, и все это — на древках, окованных серебром». Умные императоры любили демонстрировать близость к своему народу. Юлиан питался овсянкой, «которой побрезговал бы и простой солдат». Ходили истории о том, как Констанцию II и Феодосию приходилось в трудную минуту просить корку хлеба; Валентиниан, возглавляя бегущее войско где-то в районе современного Франкфурта, спал под открытым небом, завернувшись в одеяло. Грациан (375—383), сын Валентиниана, утратил связь с армией, предавшись страсти к охоте, а также проникшись особым расположением к одному из аланских подразделений, и армия оставила его ради Максима, командира британских войск, чьи первые монеты (отчеканенные в Лондоне, чтобы уплатить его первым сторонникам) подчеркнуто имитируют чеканившийся на монетах профиль Валентиниана. Тем удивительнее то, что удалось выжить сыновьям Феодосия, Аркадию (395-408) и Гонорию (395^23), поскольку они правили чисто номинально, не проявляя способности к военным делам и не интересуясь ими; недоброжелательный критик сравнивает Аркадия, сидящего в своем дворце, населенном евнухами, с морским моллюском, прячущимся в раковине.
Во время войны армия IV в. старалась соответствовать стандартам ранней империи. Аммиан долго распространяется о ее недисциплинированности:
войско Валентиниана проиграло битву потому, что слишком увлеклось грабежом и поджогами, — но в целом рассказ Аммиана опровергает эти упреки. Комитатенсы, при наличии хорошего командования, упорно и обычно довольно успешно сражались даже с превосходящими силами противника. То, что он рассказывает о поддержании дисциплины, должно быть, бьио нетипично. Юлиан, любивший восстанавливать древние традиции, после победы у ворот Ктесифонта наградил многих воинов венками и коронами (corona navalis, civica, castrenses); кроме того, он подверг «децимации» отряд конницы — видимо, Юлиан недопонял смысл этого наказания, потому что вместо того, чтобы казнить каждого десятого, казнил всего десятерых. Валентиниан, если верить одному ненадежному источнику, воскресил еще одно старинное наказание, заставив Batavi располагаться за пределами лагеря. Его полководец Феодосии (отец будущего императора) весьма жестоко расправился с африканскими войсками за предательство: офицерам конницы отрубили руки, выживших легионеров забили до смерти дубинами «по старинному обычаю», дезертиры были сожжены живьем либо тоже лишились рук. Аммиан, который обычно осуждает «немилосердие», похоже, не решается одобрить такую «необходимую суровость» и упоминает о том, что многие порицали эти «жестокие нововведения». Позднеримское законодательство полно подобных угроз; но, как правило, хорошо обученные комитатенсы были слишком ценны, чтобы обращаться с ними столь безжалостно. Солдаты по-прежнему устраивали на привалах походные лагеря с валом и частоколом и строили постоянные крепости из камня. Им полагалось иметь при себе двадцатидневный рацион. Они наводили понтонные мосты через Рейн, Дунай и Евфрат и достаточно умело обращались с маленькими лодками, чтобы устроить ночную высадку в Алеманнии или выслеживать сарматов в болотах у слияния Тисы с Дунаем. Юлиан собрал 500 человек, которые «у себя на родине с раннего детства привыкли преодолевать даже широчайшие реки», как бата-вы времен ранней империи; и после того, как они закрепились на противоположном берегу Тигра, остальная часть армии переправилась следом за ними на плотах либо на надутых мехах, по местному способу. Если комитатенсы IV в. хотя бы отчасти напоминали ауксилиев ранней империи, почему же тогда персидский поход 363 г. окончился таким страшным разгромом? Убедив персов, что намерен вести свои войска по Тигру, Юлиан повел их по Евфрату в полном порядке, с конным заслоном впереди и на фланге, не прикрытом рекой. Его сопровождала речная флотилия более чем в тысячу судов, везущая провиант, и обоз с осадными машинами, что позволило Юлиану разгромить по пути несколько укрепленных городов. Несмотря на задержки, вызванные разливом реки, армия без потерь добралась до Ктесифонта. Основные силы персов все еще находились где-то у Тигра. И, однако, Юлиан принял решение не осаждать Ктесифонта, как сделал некогда Кар, несмотря на то что при нем специально для этого были осадные орудия. Вместо этого он сжег корабли (буквально) и попытался пройти дальше на восток. Это решение было столь эксцентричным, что вскоре возникли легенды, его объясняющие. Конечно, лодкам и впрямь было бы трудно подниматься по Тигру против течения, но провиант, который они везли, был необходим, поскольку персы теперь переняли тактику выжженной земли — ту самую, которую использовали римляне в северной Месопотамии, чтобы оставить без фуража вторгшуюся туда персидскую конницу. Юлиану пришлось отступать вверх по Тигру, сражаясь с основными силами персов (которые как раз теперь подошли), пока он не погиб от пики какого-то араба из персидских нерегулярных войск. При отступлении римской пехоте удалось получить преимущество над персами, но римляне страдали от голода. Нельзя не обвинить Юлиана в стратегическом просчете и недостатке предусмотрительности. Вспоминал ли он поход против франков в 358 году, когда в его армии кончились сухари, а время года было слишком раннее, чтобы добыть провиант на месте? Особенностью персидского похода являются совершенно неудовлетворительные действия конницы. По пути к Ктесифонту Юлиану пришлось дважды наказать отряды конницы, которые бросились врассыпную при внезапном нападении противника, в первый раз — «децимацией», во второй — переведя весь отряд в пехоту, «ибо пехота ниже рангом, и служба там тяжелее». Вскоре после этого пехота пожаловалась на Tertiaci, которые отступили, когда пехота пробивалась сквозь строй персов. Их отправили в обоз, и еще четыре трибуна конницы были уволены за недостойное поведение. Это странно: судя по «Notitia» и прочим источникам, конница действительно считалась старшим родом войск. В 355 г. алеманны, напавшие на временный лагерь, были отброшены вылазкой Scutarii и окончательно отбиты, когда к ним присоединилась вторая схола и элитные Equites Comites и Promoti. В 370 г. засада разбойничьего отряда саксов могла бы привести к катастрофе, если бы не неожиданное вмешательство отряда катафрактов. С другой стороны, в 359 г. начальник конницы вместе со своим штабом (в котором находился и Аммиан) едва не попал в руки персов из-за того, что два уже упомянутых дунайских подразделения конницы оставили свое место в строю. «Трусы» пробрались сквозь армию персов незамеченными. В 357 г. Юлиан, с армией в 13 000 человек, встретился под Страсбургом с алеманнским войском в 35 000, но при этом его солдаты и военачальники были уверены в победе. Римская конница была сосредоточена на правом фланге, против нее стояла алеманнская конница, подкрепленная легкой пехотой, — тактика, которую Цезарь перенял от их предков-свебов. Когда армии сошлись, трибун катафрактов был ранен, и римская конница смешалась и потоптала собственную пехоту (после битвы Юлиан подверг отряд позорному наказанию, заставив их выйти на парад в женском платье). Затем алеманнская пехота совершила ряд атак, завершившийся атакой «бешеного отряда племенной знати, в котором были и короли». Этот отряд прорубился к Primani. Однако этот легион стоял твердо, выстроив «стенку», которую позднее рекомендовал Вегеций, и алеманны заколебались и отступили. При отступлении к Рейну они понесли серьезные потери. Под Страсбургом победила пехота. Алеманнов было больше, замечает Аммиан, однако римляне оказались дисциплинированнее. Позднеримская пехота была по-прежнему надежной, но более гибкой: она годилась и на то, чтобы очищать территорию от исаврийских разбойников, и на то, чтобы штурмовать вершины в Алеманнии, и на то, чтобы смести персидских лучников прежде, чем они успеют выстрелить. С другой стороны, знаменитая тяжелая конница (clibanarii), похоже, была неэффективной и дорогостоящей — в «Notitia» перечислены четыре крупные мастерские, которые ковали доспехи только для них. Клибанарии (название которых происходит от слова «clibanus», «печь» — неизвестно, оттого ли, что они были похожи на печку, или оттого, что в доспехе было так жарко) впервые были использованы в 312 г. в Италии против Константина; его армия просто расступилась, пропустила клибанариев в середину, потом окружила и забила дубинами. Весь отряд был уничтожен. Несколько источников утверждают, что о них особенно заботился Констанций II — Либаний ехидно сопоставляет его стремление превзойти персов с их собственной тяжелой конницей и провалившуюся атаку собственных тяжеловооруженных всадников. На самом деле доказательств того, что клибанарии могли эффективно действовать против дисциплинированного противника, не имеется; однако их появление на параде произвело большое впечатление на Аммиана и поэта Клавдиана. При отсутствии стремян и достаточно мощных лошадей клибанарии были жалкой пародией на будущих средневековых рыцарей. Адрианопольская битва считалась победой конницы над пехотой и революцией в военном деле. К несчастью, в повествовании Аммиана некоторые важные факты сопровождаются избытком красочных подробностей, так что трудно понять, что же там произошло на самом деле. Прежде всего Валент совершил ошибку, вступив в бой прежде, чем подошел его племянник Грациан с западной армией. Возможно, из-за неточных данных разведки военачальники недооценили размер войска готов. Говорят также, что Валент стремился превзойти племянника. Как и в Страсбурге, римское войско сделало длинный переход по жаре, и к тому времени, как впереди показались повозки готов, выстроенные кругом, солдаты были измучены голодом и жаждой. Произошла заминка. Готы возобновили переговоры — хотя бы затем, чтобы дождаться возвращения своей конницы (остготов и аланов), отправившейся добывать продовольствие. Тем временем римское войско надвигалось на них колонной, и правый фланг уже почти вступил в битву, когда левый был только на подходе. Переговоры были в разгаре, когда какой-то отряд римской конницы (по всей видимости, на правом фланге) вопреки приказу завязал стычку, окончившуюся поражением. Стычка переросла во всеобщую свалку, и тут подоспела готская конница. К сожалению, Аммиан не уточняет, куда именно пришелся первый удар, — он говорит только, что к тому времени левый фланг римлян успел добраться до повозок, и тут «прочая конница оставила его, превосходящие силы противника обрушились на него, точно валящаяся стена, и отшвырнули назад, так что пехота осталась беззащитной». Римскую пехоту взяли в клещи, окружили («они огляделись и увидели, что бежать некуда»), строй был прорван, и началась резня. Уцелевших преследовали до темноты. Две трети армии погибли. Аммиан добавляет, что таких потерь не бывало со времен Канн. И здесь тоже римскую конницу прогнали с поля битвы, после чего легионы были окружены и разгромлены. Похоже, основной причиной катастрофы при Адрианополе было решение атаковать полевое укрепление (каковым, собственно, и являлись выстроенные кругом повозки), не нейтрализовав мощную конницу противника. Это «решение» было навязано Валенту недисциплинированной и бестолковой конницей, стоявшей у него на правом фланге. А левый фланг, подтягивавшийся в спешке, был застигнут врасплох мощной атакой сбоку или даже сзади, и оставил пехоту, которая уже растянулась полукругом вдоль повозок и сражалась с защитниками укрепления, без прикрытия. От Либания нам известно, что после катастрофы было проведено расследование, и причиной катастрофы была признана трусость либо недостаток выучки. Похоже, это справедливо по отношению к римской коннице, по чьей вине и была проиграна та битва.
