Годы эмиграции - Вишняк Марк (книги без регистрации .TXT) 📗
Книга носила наукообразный характер, была снабжена всей исследовательской аппаратурой: в 1236 подстрочных примечаниях приведены источники, биография, ссылки на личные интервью и частные разговоры. И тем не менее она не удовлетворяла обязательным требованиям ко всякому историческому исследованию: была написана не sine ira et studio, как завещал еще Тацит, а, наоборот, с пристрастием и гневом памфлетиста, ополчившегося против деятелей, давно сошедших с политической сцены и в огромном большинстве уже скончавшихся.
Нет и попытки вжиться в события, почувствовать эпоху, атмосферу, обстановку, вдуматься в психологию действовавших лиц. Автор громит и осуждает, считая это не только допустимым, но, по-видимому, чуть ли не главным своим заданием.
Причину неудач, постигших партию с.-р. и с нею Февральскую революцию, Радки видел в том, что эсеры отказались от своих программных требований социализации земли и интернационализации социализма, равно как и от своей революционной тактики. Программу и тактику они подчинили нуждам мировой войны: во внутренней политике остались верны коалиционной организации власти с кадетами, а во внешней послушно следовали, если не указке, то давлению Пуанкарэ и Клемансо, Ллойд Джорджа и Черчилля.
Однако жестоко ошибся бы тот, кто принял бы сурового обличителя за "левого". Нет, проф. Радки очень далек и от социализма, и от всякой революционности. И своеобразие его взглядов состоит в том, что, не сочувствуя "левизне" во внутренней русской политике, он держался крайних взглядов в оценке внешней политики России в эпоху первой мировой войны. И в 1958 году он защищал формулу - мир без победителей и побежденных, - которая могла еще пленять воображение в 1915 году, в дни Циммервальда, и в 1917 году, но которая в свете последующего оказалась явно утопически-надуманной.
{240} Обвиняя партию с.-р. в целом и некоторых ее членов в отдельности, Радки уделил свое неблагосклонное внимание и пишущему эти строки, как правому эсеру, заядлому "социал-патриоту", участнику никогда в реальности не существовавшей "правой камарильи", для которой будто бы "не было более высокого закона, чем воля западных союзников", озабоченных "обеспечением своих займов и дальнейшей поставкой пушечного мяса на восточном фронте". В этом, как и во многом другом, я, по Радки, разделял коллективную ответственность с другими. Но наряду с этим Радки привлек меня к личной ответственности за особые мои прегрешения и преступления.
Всё же не личная обида руководила мною, когда я, правда, не без колебаний, взялся за неблагодарный труд подробного разбора книги Радки, - не считаясь и с риском порчи наших былых дружеских отношений (В отличие от спора с другими, существо моих разногласий с Радки было опубликовано не только в "Русской Мысли" и "Социалистическом Вестнике", но и в "Нью Лидер" и "Новом Журнале". Дополнительные же замечания на предъявленные мне лично обвинения появились в "Русской Мысли" 13. XII. 1958 под заглавием "В свое оправдание".
Кроме того, статья о Радки под заглавием "Роль социалистов-революционеров в 1917 г.", переведенная на английский, французский и испанский языки, вышла в 1965 г. в журналах мюнхенского "Института по изучению СССР".).
Я не счел возможным умыть руки и отойти в сторону всё по той же причине, что не видел, кто мог и согласился бы выступить в печати против патентованного историка, имеющего еще и то преимущество, что, не будучи стороной в деле, он, предполагалось, и беспристрастнее, и объективнее других.
Преодолев искушение, я одолел огромный том и - не раскаялся: не только русские читатели, единомышленники и не единомышленники, но и несколько квалифицированных американских историков выразили мне свое одобрение и согласие со мной. И в журналах на английском языке, общих и специальных, появились отзывы о работе проф. Радки, в большей или меньшей степени приближавшиеся к моему. Я имею в виду рецензии профессоров Рязановского (East European Review,
апрель 1959 г.), Пайпса (Russian Review, октябрь 1959 г.) и Гершенкрона (American Historical Review, июль 1959 г.).
Через пять лет после первого тома Contra S.-R. Радки выпустил второй о том же и в том же стиле, под заглавием "Серп под молотом. Российские социалисты-революционеры в ранние месяцы советской власти". Не приходится много говорить о нем: это было повторение прежнего, только в еще более резкой и порой совершенно недопустимой форме. Опять 525 страниц, 1502 сноски (взамен прежних 1236), непринужденные беседы, которые выдавались за интервью, с точным обозначением, где и когда они были даны и без того, чтобы "интервьюированные" были даже о том осведомлены, не то, что им было бы предварительно показано подлежащее опубликованию "интервью".
Радки рекомендовал себя нейтральным наблюдателем. Это совершенно неверно, потому что вся книга излишествовала обвинениями и осуждениями. Он не остановился и перед суммарным {241} осуждением и обвинением целых коллективов. Автор "Серпа..." произвел тщательное следствие о том, что происходило во время Февральской революции. Одновременно он взял на себя и функции прокурора составил обвинительный акт - и судьи и вынес приговор.
Радки берет свое добро там, где его находит, - как говорят французы. Его огромный труд, в сущности, - компиляция всех неблагоприятных и отрицательных суждений и предположений, когда-либо кем-либо высказанных по адресу партии социалистов-революционеров или видных ее членов противниками справа и слева или в самой партии. Он не отказывается от "подтасованной" и "постыдной", по его же словам, литературы левых эсеров, чтобы разоблачить правых эсеров. Эти последние выполняют у Радки роль жупела или "bete noire": "они были заворожены войной, как птица змеей", заверяет Радки.
Немногим лучше расценивает он и кадет или "европейских империалистов с их худшей разновидностью, Англией". Коллективное руководство правыми эсерами, которого никогда не существовало в природе, Радки именует "кликой" и "камарильей" во внутренней политике, а во внешней - "французской или британской фракцией, сделавшей иностранное дело своим собственным".
Не менее выразительно, чтобы не сказать чудовищно и бесцеремонно, характеризует ученый историк предполагаемых им членов воображаемой "камарильи". "Сторожевой пес военной партии,.. от которого нельзя ожидать, чтобы он настаивал на чем-нибудь неприятном для Пуанкарэ или Клемансо" (Авксентьев); "двигающийся в кильватере британской империи" (Керенский), - что особенно поражало после того, как Радки знал (ему было доверительно сообщено из первоисточника) о длительных натянутых отношениях между главой Временного Правительства Керенским, и Джорджем Бьюкененом, английским послом; "русский мессианист", "отрекшийся от социалистической традиции и готовый подчиниться психологии толпы" (Руднев); "апологет партии к. д.", "фанатический приверженец войны" (Вишняк).
И через сорок пять с лишним лет попрекает автор-историк партию с.-р. за ее неспособность, вместе в Временным Правительством и февральской революцией, "вырвать из тенет мировой войны" страну, уже расшатанную четырехлетней войной. Теперь на опыте войны с Вьетнамом Радки мог убедиться, что и из партизанской войны с крохотным государством нелегко вырваться даже такой стране, как США, совершенно несравнимой по мощи в 1969 году с Россией 1917 года.
И по сей день неумолимый прокурор-судья не находит никаких обстоятельств смягчающих вину и ответственность молодой и малоопытной российской демократии, насчитывавшей всего 15 лет преимущественно подпольного существования. Ее наивный идеализм сказался, в частности, в том, что даже считавшие большевиков способными на очень многое, все же не предполагали, что те могут дойти до бессудных массовых казней и заложничества уже при Ленине, при Сталине даже до массовых пыток и при всех вождях - до систематического извращения народной воли по предписанию компартии.
Как упомянуто, писавшие о первом томе труда Радки американские рецензенты едва ли не все единодушно отозвались, как о мнимонаучном труде. Один из этих критиков, профессор Гарвардского университета Гершенкрон, не без остроумия заметил: "Историк поступил бы хорошо, если бы восстановил летопись прошлого, предоставив другим осуждать на вечные муки. В конце концов человеческое бытие не начинается с с.-ров в 1917 г." ("American European Review", июль 1959 г.).
