Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Согласитесь, насколько по-другому читалась бы фраза, написанная, примерно так: «Благодаря повседневной заботе Кирилла Афанасьевича Мерецкова о новых работниках наркомата, наше ГВИУКА срочно взялось за разработку плана…».
Но, скорее всего, более точным выражением было бы следующее выражение: «Под надзором К.А. Мерецкова ГВИУКА взялось за разработку плана оборонительного строительства…». О срочности я опустил, в силу ее надуманности, о чем читатель узнает ниже.
«Но на Украине и в Белоруссии оно (строительство) уже велось. По решению Оперативного управления (вскоре преобразованного в Главное управление) и отдела укрепрайонов Генштаба, решению, опиравшемуся на мнение нескольких профессоров-фортификаторов из Военно-инженерной академии, работы начались с создания долговременных сооружений (ДОС) из бетона и броневых плит. Против этого решения было бы трудно возражать, располагай мы неограниченным запасом времени. Но для завершения такого строительства требовалось не менее двух лет».
Понятно, что Аркадий Федорович хотел скорректировать начавшееся строительство, ведь, количество ДОСов надо было уточнить, чтобы не попасть впросак. Это, конечно, важный элемент обороны, но без других сооружений в укрепрайоне, ценность его снижается, хотя затраты на его постройку очень велики.
Эту, важную сторону этого дела, мы тоже обсудим, чуть ниже.
«А приближение войны ощущалось все сильнее. 22 июня 1940 года Франция капитулировала перед Германией. Столь быстрое крушение развитой капиталистической державы, оказавшейся неспособной к стойкой и решительной обороне, производило тягостное впечатление. В результате такого поворота событий главный из наших потенциальных врагов не только не был ослаблен, а наоборот — обрел дополнительные силы.
Реорганизация, охватившая Наркомат обороны, повлекла за собой новые служебные перемещения. Б.М. Шапошникова назначили заместителем наркома по оборонительному строительству, а К.А. Мерецкова — начальником Генштаба».
Таким образом, Кирилл Афанасьевич по службе, стал ближе к нашему герою, Аркадию Федоровичу, превратившись из прямого начальника, в — непосредственного. И тут же, «закипела» работа.
«Кирилл Афанасьевич сразу стал приглашать к себе узкий круг руководителей для периодического ознакомления с данными, полученными Главным разведывательным управлением. Обычно их докладывал нам генерал Н.П. Дубинин».
А нам все время галдели, что Голиков разведсводки бегал Сталину на ушко докладывать. Но тот, говорят, был очень нехорошим человеком, и не только не хотел им верить, но, и заставлял других, следовать тому же, принципу.
А здесь читаем, что генерал Дубинин из своего же, родного, Разведуправления, ясное дело, что узкому составу, но, все же — периодически докладывал о состоянии дел по ту сторону нашей границы и пояснял, как главный супостат готовится к войне с нами. Неужели ж, такое было в самом наркомате обороны? И как же такое, могло, проскочило в печать в разрез с проводимой политикой нашей партии о борьбе с проявлением культа личности товарища Сталина? Куда же в таком случае смотрела цензура? Ведь, форменное безобразие получается. Оказывается, все всё знали! И таким образом, нашим военным не было нужды гадать в курилках: нападет Гитлер нас или не нападет? Служивые из Разведуправления сами, как видите, всю правду-матку, как на духу, рассказывали.
На первом же таком совещании мы услышали несколько сообщений, свидетельствовавших о том, что гитлеровское руководство намерено обратить свою агрессию на Восток и что к нашим границам перебрасываются немецкие дивизии. Посыпались вопросы. Известно ли все это высшему руководству? Продолжаем ли мы выполнять свои обязательства по торговому соглашению с Германией? Почему новые данные не учитывают при разработке планов оборонительного строительства? Почему?.. Почему?.. Все вопросы начинались с «почему».
Удивительное дело. Почему всех слушателей не арестовали, как «немецких шпионов», а Дубинина — за разглашение «секретных» сведений? Ведь, столько вопросов ему задавали и явно, с целью, узнать подробности. Да еще и под контролем Мерецкова! Понятно, что если Сталин запрещал, то где же еще удовлетворить человеческое любопытство, как не на работе? Вот где, оказывается, происходила утечка «государственных секретов». Тогда становится понятным, почему Мерецкова арестовали через несколько дней после начала войны? Скорее всего, вменили в вину, как потворство ведению чуждых нашему генеральскому сословию разговоров. Мы с тихоней Кириллом Афанасьевичем еще столкнемся в отдельной главе. От врожденной скромности, как и Жуков, он читателю не поведает об этих самых разговорах в Генштабе перед войной. Хорошо, хоть Аркадий Федорович, добрая душа, приоткрыл «тайную» завесу над военной жизнью товарища Мерецкова. Как видите, тот, все же, делился военными новостями с товарищами и подчиненными по службе.
«Кирилл Афанасьевич терпеливо отвечал. Он сказал, что все разведданные докладываются куда следует, что правительство проводит внешние и внутренние военно-политические мероприятия для улучшения стратегических позиций и дальнейшего укрепления оборонной мощи страны, а все это требует времени. Единственная возможность выиграть время — делать вид, что мы всерьез относимся к советско-германскому пакту о ненападении. В заключение Мерецков напомнил, что полученную информацию мы должны хранить в тайне, не обсуждать ее у себя в аппарате».
И ни в коем случае, не проговориться об этом на приеме у Сталина (Шутка).
Не совсем понятна мысль Кирилла Афанасьевича в интерпретации Аркадия Федоровича и редакторов-цензоров. Это кому же надо делать вид, что «мы всерьез относимся к советско-германскому пакту о ненападении»? Военным, что ли? Значит, на виду штык в землю, а в кармане фигу наготове держать? Кроме того, что надо скрывать от работников наркомата? Подготовку к войне или несерьезность отношения к советско-германскому пакту?
Кроме того, снова «тайны войны». Так кому же докладывались разведывательные данные, если и через три десятка лет это составляло государственную тайну? Видимо, кроме Сталина об этом знали еще ряд товарищей, входящих в правительство, но все же, таинственное место «куда следует» редактура, вместе с Мерецковым, не захотела раскрыть. Хотя это был секрет Полишинеля. Итак, понятно, что это было Политбюро, куда захаживала упомянутая выше троица: Хрущев, Микоян, Л. Каганович и другие товарищи, упоминать, о вхождении которых в состав данного органа, было запрещено.
Разумеется, что данные товарищи не слышали ничего подобного о какой-то концентрации немецких войск у наших границ. Так, одни слухи.
«Вскоре, когда я явился к начальнику Генштаба с очередным служебным докладом, он сказал мне, что Главный (так в ту пору называли за глаза И.В. Сталина) дал указание тщательно следить за перегруппировкой и сосредоточением немецких войск, за перемещениями их командования и штабов в Восточной Пруссии, Финляндии и Румынии. Услышал я также, что ведено интенсивнее готовиться к проведению крупных общевойсковых учений в приграничных округах и быстрее завершать разработку плана оборонительного строительства».
Прямо, не хочется верить написанному. Вдумайтесь! Сам Сталин «дал указание тщательно следить за перегруппировкой и сосредоточением немецких войск» вблизи наших границ?! Да он же, как нас уверяли и уверяют «умные» люди от исторической науки, и по сей день — нехорошие слова черкал на разведдонесениях. А Лаврентию Павловичу, вообще, дал указание, чтобы тот не верил этим бумажкам о неминуемом нападении Германии, а наоборот, сам убеждал окружающих его военных, обратному — дескать, не раньше, чем сорок второго года Гитлер решится пересечь нашу границу. Внешняя разведка НКВД узнала об этом у Рундштедта. Помните, высказывания немецкого фельдмаршала из первой главы? Разумеется, тех, кто воспротивится сообщению — сразу за химок и в кутузку.
