Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Ржевская Елена Моисеевна (читать книги без .TXT) 📗
Борман излагал директивы Гитлера:
«Славяне должны работать на нас. В той мере, в какой они нам не нужны, они могут вымирать»… Поэтому медицинское их обслуживание «является излишним». «Размножение славян нежелательно… Образование опасно. Для них достаточно уметь считать до ста. В лучшем случае приемлемо образование, которое готовит для нас полезных марионеток».
Гиммлер тоже излагал директивно: «Мы должны… вести себя по-товарищески по отношению к людям одной с нами крови, и более ни с кем. Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха… Живут ли народы в достатке или умирают с голоду, интересует меня лишь в той мере, в какой они нужны нам как рабы для нашей культуры, в остальном это меня совершенно не интересует».
И снова голос Гитлера: «Что касается смехотворной сотни миллионов славян, то лучших из них мы превратим в то, что нам хочется, а остальных изолируем в их свинарнях». «Для нас было бы вредно, если бы русские, украинцы, киргизы и т. д. умели читать и писать»… «лучше всего, чтобы их обучали одной лишь мимике».
Но хватит этих наглых, берложьих голосов, цинизма, смрада.
Однако нельзя опустить еще один документ. Командующий 6-й германской армией генерал-фельдмаршал Рейхенау незадолго до того, как его, не выдержавшего зимнего отступления, смертельно сразил сердечный приступ, отдал приказ «О поведении войск на Востоке». В нем сказано, что «снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью». И что «никакие исторические или художественные ценности на Востоке не имеют значения» и любые объекты подлежат уничтожению. Гитлер этот варварский приказ одобрил как образцовый и подлежащий распространению в штабах. А в это же время Розенберг направил Гитлеру письмо от 16 сентября 1941-го – он докладывал фюреру о том успешном мощном накоплении произведений, которое ему с его штабом, занимающимся разграблением художественных, научных, культурных, культовых ценностей на оккупированной территории Советского Союза, удалось уже осуществить. (Идет еще только третий месяц войны!) По его словам, это делается для того, чтобы «можно было удовлетворить все справедливые желания и требования великой Германской империи» и «чтобы все произведения искусства, которые могут быть использованы для Ваших личных планов, в отношении музея в Линце и других музеев, действительно были бы использованы в этих целях».
(Через три года, 17 октября 1944-го, Розенберг писал Борману, что захваченное в России добро отгружено в фатерлянд железнодорожными вагонами в количестве 1418 тысяч и сверх того 427 тысяч тонн доставлено водным путем.)
Методика разработана еще в 1940 году при ограблении парижского Лувра. При этом применялся секретный приказ Геринга, предписывающий рассортирование предметов искусства на:
«1. Предметы искусства, решение об использовании которых фюрер оставил за собой.
2. Предметы искусства… предназначенные для пополнения коллекции рейхсмаршала Геринга…
3. Предметы… которые целесообразно направить в германские музеи…»
Та же методика применялась при разграблении любых других ценных объектов.
Помимо задачи обогащения, расхищение и уничтожение памятников истории, очагов культуры преследовало еще одну твердую цель – лишить народ духовной опоры, исторической памяти, снизить его духовный и культурный уровень. С этим же намерением уничтожалась интеллигенция.
В завоеванной Чехословакии секретным докладом (15 октября 1940-го) Гитлер предписал «ликвидацию интеллектуалов».
В Польше: «Польское дворянство должно исчезнуть, – наставлял он назначенного генерал-губернатора Франка. – …И для поляков и для немцев существует лишь один господин. Двух господ, стоящих бок о бок, не может и не должно быть. Посему представители всей польской интеллигенции подлежат уничтожению. Это звучит жестоко, но таков закон жизни».
«Поляки от рождения предназначены для черной работы… Не может быть и речи об их национальном развитии. В Польше необходимо поддерживать низкий уровень жизни, не допуская его повышения».
Все это вместе и есть объявленный немцами «новый порядок», который с особой беспощадностью представал в России.
Громкий антибольшевизм Гитлера, стоящего якобы на защите Европы от большевизма, обеспечивал ему поначалу уступки со стороны западных демократических стран, которые он вскоре разгромил. Так и лозунг немцев при нападении на Советский Союз, суливший «освобождение от большевизма», оказался лишь прикрытием основной цели – порабощения народа расой господ. Неприкрытый беспощадный террор по отношению к мирному населению служил этой цели.
Наступление немецкой армии летом 1942 года на юге Советского Союза, казалось, вернуло Гитлеру военное счастье. Гитлеровские армии пробивались к кавказской нефти, овладев районами Майкопа, Моздоком, рвались к Грозному. На вершине Эльбруса уже развевался нацистский флаг. Одновременно с действиями на Кавказе шло наступление 6-й армии Паулюса. В августе она вышла к Волге вблизи Сталинграда. Ей было предписано Гитлером после падения Сталинграда осуществить глубокий охват и перейти в наступление на Центральную Россию и на главный объект – Москву.
Я помню, как на фронте, в 180-200 километрах от Москвы, в это тревожное время, дежуря ночами у телефона в блиндаже, я слышала монотонный голос, диктующий по радио военную сводку для партизанских соединений, борющихся в тылу у немцев: «В боях на юге решается судьба нашей Родины. Точка».
И еще и еще раз с той же торжественной, суровой неумолимостью: «…решается судьба нашей Родины». Так оно и было.
А в это же время в Атлантике хозяйничали немецкие подводные лодки, нанося тяжелый урон флоту союзников. В Африке успешно наступал Роммель.
Германия была в апогее своих военных побед. Гитлер считал, что с Россией уже покончено, что это «жизненное пространство» «заблокировано», как он говорил. А для сопротивления, согласно обобщенным его разведкой данным, у Красной армии, крайне истощенной, нет ни сил, ни резервов.
Но сопротивление советских войск усиливалось и на Кавказе и в Сталинграде, где уличные бои в октябре шли с неослабевающим ожесточением. Советские солдаты бились за каждый дом, за каждый осколок руины. Захватить Сталинград к 10 ноября, как было обещано Паулюсом, Гитлеру не удалось. А еще через 9 дней началось грандиозное наступление советских войск. На четвертый день наступления армия Паулюса была окружена. Тщетны были все последовавшие обращения Паулюса к главнокомандующему Гитлеру с просьбой о разрешении отводить войска, идя на прорыв из окружения, пока это возможно, чтобы спасти 200-тысячную армию. Гитлер фанатично требовал оставаться в Сталинграде. Соображения престижа были превыше целесообразности и представлений о реальных возможностях армии. Обреченное сопротивление немецких войск в Сталинграде продолжалось в течение января 1943 года. Сообщая по рации, что войска без боеприпасов и продуктов, что в тяжелейшем положении 18 тысяч раненых, лишенных медицинской помощи, что «более нет возможности эффективно управлять войсками», Паулюс обращался к Гитлеру: «Катастрофа неизбежна. Армия просит разрешения немедленно сдаться, чтобы спасти оставшихся в живых». Гитлер был неумолим, его приказ требовал удерживать позиции в Сталинграде до последнего человека и последнего патрона. Но вопреки приказу, обрекавшему остатки армии на гибель, началась капитуляция 6-й армии. К 1-2 февраля в Сталинграде наступила тишина.
Такого масштаба поражения немецкая армия никогда не переживала.
Сталинград – это перелом в войне.
В Африке Роммель в это время проигрывал сражение союзникам.
Предпринятое Гитлером колоссальное наступление, сулившее, казалось, на этот раз успех и тяжелейшую угрозу Советскому Союзу, закончилось крахом. Немецкие войска откатывались, неся огромные потери.
После сталинградской катастрофы Геббельс выступил в огромном Дворце спорта 18 февраля 1943 года с пламенной речью, вызвавшей экстаз публики. Он призывал немцев ответить на тяжелые события тотальной войной. Речь имела широкий резонанс в стране и подняла авторитет министра пропаганды, несколько отодвинутого войной в тень.
