Книга побед. Чудеса судьбы истории Тимура - "Тамерлан" (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
Организация власти подобна организации большого шатра, отдельные качества правителя соответствуют в точности отдельным частям шатра.
Сундук, скорпионы, четыре стихии мира, шатер – предметы, близко знакомые всему кругу читателей «Автобиографии»; тонкой координацией этих конкретных предметов с абстрактными идеями достигается высокая художественность изображения.
Художественная стихия прорывается и в самой гуще авантюрных мотивов интригующей тематикой, соблазнительной ситуацией, неожиданностью эффектов, выпуклостью формы; каждый сюжет подан так, что непременно вырастит былину или песню, создаст сказку, потребует кисти художника или резца ваятеля; каждый мотив так и просит созвучных ритмов и образов.
Так, большая художественная натура автора «Автобиографии» требует реализации своих прав наряду с серьезным и важным, войной и пиетизмом, дипломатией и морализмом, – независимо от того, хочет или не хочет этого автор. Больше того, автор в своих художественных образах и композициях суверенен, не заимствует их откуда-либо извне и не нуждается в посторонней помощи, он такой же самостоятельный художник слова, как и военачальник, и правитель, и философ, и суевер.
И художественное нисколько не мешает серьезному и важному, не звучит контрастно, не отпугивает читателя, наоборот, оно, не принижая высокого, не вульгаризируя серьезного, дает какую-то приятную законченность и цельность всем героям и всем картинам, всему целому «Книги о джехангире»!
Составляют ли «Богатырские сказания» цельное произведение одного автора?
Перед нами в «Сказаниях» волнуется иная, чем в «Автобиографии», стихия – стихия сказочных и легендарных сюжетов, то переплетающихся, то эволюционирующих, то контрастных; эта стихия прерывается кое-где островками – то генеалогическим и хронологическим орнаментом, то философскими и моральными поучениями.
Эти островки создают впечатление маргинальных заметок читателя, вдумчивого и внимательного. Кажется, что кем-то раньше были подобраны (удачно или не совсем, это другой вопрос) фрагменты сказок и легенд, а кто-то другой дал им ученое окружение в стиле своей эпохи: подобрал генеалогию главных персонажей, прибавил кое-где хронологические даты и покрыл их поступки моральными характеристиками.
Вот что принадлежит последнему автору или редактору:
1. Генеалогия от Ноя до Бурхана и замечание о Бурхане.
2. «Домострой» Бодентая и Болектая.
3. Поучение Тимуру Бортакшин – сорокасаженные косы.
4. Геральдика биев Чингисхана.
5. Хронология Чингисхана.
6. Поучение и хитрости Аксак-Темира в Индустане.
7. Хронология захвата города Булгар Аксак-Темиром.
8. Трактат Аксак-Темира о происхождении зла.
9. Генеалогии Ихсан-бега и Инсан-бега.
10. Проповедь ислама на урочище Кыйа.
11. Поучение о деятельности джехангира Аксак-Темира.
12. Перечень походов Аксак-Темира.
Личность последнего, окончательного редактора до известной степени ясна – это улем, пропагандист ислама, близкий к кругам феодальной знати Востока, знаток и мастер по части генеалогии и геральдики, по хронологической подаче событий. «Сказания» – работа человека, близкого одновременно и к монастырю, и к замку феодального правителя. Быть может, в своих архивах нашел он раннее произведение и обработал его, – к счастью, не очень глубоко!..
Но откуда идет первоначальная редакция наших «Богатырских сказаний»?
У калмыков (ойратов Западной Монголии) развит богатый героический эпос «Джангариада» – цикл былин, поэм вполне самостоятельных, связанных между собой единым центральным персонажем, Джангар-ханом, которому служат все богатыри, герои отдельных поэм, наподобие того, как русские богатыри группируются около Владимира Красное Солнышко. На пирах, на свадьбах, на общественных празднествах соперничали между собою «джангарчи», певцы «Джангариады», певшие под аккомпанемент домбры (двухструнный инструмент), знавшие по нескольку песен поэмы, а часто и целиком всю поэму.
Наши сказания, конечно, не входили в состав «Джангариады», но они составляют две самостоятельные поэмы о Чингисхане и Аксак-Темире, скомпонованные какими-то неведомыми, вольными художниками степей по тематике «Джангариады» из отдельных сказочных мотивов, легенд и былин; докапываться, кто были эти «вольные художники степей», для нас не так уж и существенно в конечном счете.
Какова научно-историческая ценность «Богатырских сказаний»?
Начнем с верхнего, более научного, более историзирующего слоя. Хронология, генеалогия, геральдика – ценные вспомогательные дисциплины для современной исторической науки в ее микроскопическом разрезе; для микроскопических измерений требуется особенная изощренная точность и тонкость, и мы, люди XXI века, особенно избалованы по этой части; тем труднее говорить нам о произведении феодального cредневековья.
Хронология – относительно Чингисхана довольно правильная, относительно Аксак-Темира нелепая, заменяется «многогодием» – отражением долголетних походов реального Тимура.
Генеалогия – реальная относительно потомков Чингисхана, легендарная относительно предков и совершенно фантастическая (но вполне в духе монастырско-рыцарских генеалогических изысканий cредневековья) в отношении прикрепления родословного древа Чингисхана к родоначальнику послепотопного человечества, Ною, и его ближайшим потомкам – сыновьям.
Геральдика может иметь высокую степень вероятности, если только она опирается на предания, хранившиеся и передававшиеся по наследству в родах военачальников Чингисхана, и совершенно призрачную, если она – только очень искусная, хитроумная комбинация самых разнообразных легенд и сказочных мотивов. Какая версия более соответствует истине, нельзя сказать с полной уверенностью.
Компоновка «Сказаний». Не будем говорить о «Сказании о Чингисхане»; там незаметно, кроме немногих переходных фраз, никаких ученых усилий, направленных на создание композиции «Сказания». Но она довольно рельефно выступает во второй половине «Сказания об Аксак-Темире», когда вычерчивается путь Аксак-Темира в джехангиры. У автора два громадных минуса: 1) он совершенно не обращает внимания на фантастичность многих сюжетов (Миср, Стамбул, Владимир и др.) и 2) совершенно произвольно вытягивает все походы Тимура в одну сплошную пространственно-временную линию, не чувствует никаких прорывов и перерывов.
Морализм в «Сказаниях». Его ценность очень своеобразная, она характеризует совсем не «Сказания», а только мировоззрение ученых ханжеских кругов, которые, по-видимому, желали пропустить «языческие» вещи сквозь свою цензурную призму, создать из них орудие для изготовления рецептов благочестивой житейской морали… Значит, улем просто-напросто испортил своей «ученостью» то, что он получил из «языческих» источников!
Следует ли говорить о научно-исторической ценности древнейшего, подлинного пласта «Сказаний»? Вряд ли. «Сказания», нужно думать, никогда не претендовали на такую значимость, и не следует насиловать их праздными вопросами.
Более реальна проблема литературной морфологии «Сказаний».
Здесь нельзя давать резких разрубов по видам сюжетов, как в прозаической «Автобиографии» (и там-то не всегда легко удавалось классифицировать эпизоды по их литературной окраске, приходилось довольствоваться условным и относительным ярлыком); здесь сливаются в одно многогранное целое почти в каждом эпизоде и аретологические, и сказочные, и авантюрные, и оккультно-магические сюжеты.
Вот примеры сюжетов.
Эпизод «Писаная красавица Гулямалик-Курукти». Доблесть «писаной красавицы» – умницы, которую не только любит, но и уважает богатырь-мужчина. Здесь настойчивой струей льются приключения героини то в темном дворце, то на золотом корабле, то в палатке у Тумакул-Мергеня, то в заботах о старшем сыне, рожденном от солнца.
