Записки палеонтолога. По следам предков - Верещагин Николай Кузьмич (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Попав впервые зимой 1956 г. в окрестности Бахчисарая («Города-сада»), я не уставал восхищаться здешними ландшафтами и реликвиями недавнего прошлого. Бахчисарайский дворец был построен татарами Уланской орды на левом берегу ручья Чурук-Су. Его уютный дворик-сад заполнен теперь старыми деревьями вяза, шелковицы и ясеня. Занятна зарешеченная башня для обитательниц гарема, наблюдавших оттуда для «поддержания тонуса» дикие схватки — игрища джигитов. Массивна небольшая мечеть со слезоточивым мрамором фонтана, загадочны полутемные палаты, выходящие на затененные от солнца веранды. Весь этот комплекс старого разбойничьего гнезда уже давно превращен в местный краеведческий музей. В одном из его помещений я часами разбирал и определял многотысячные коллекции костей, добытых местными археологами в береговых крепостях генуэзцев, поселениях тавров, гробницах скифо-сарматов и пещерных жилищах охотников нового и древнего каменного века. Даже без просмотра орудий, предметов домашнего обихода, украшений и письмен, при раскладке и определении обломков черепов, трубчатых костей и зубов диких и домашних животных перед мысленным взором биолога вставала волнующая картина смен крымской фауны, появления и развития животноводства, вспышек жизни, войн и угасания поселений разных племен и народов в пределах этого земного рая.
Целое поколение археологов конца прошлого и начала нашего столетия вскрывало тайны тысячелетий при раскопках пещерных стоянок крымских неандертальцев и кроманьонцев. Глубокие каньоны, вертикальные и неожиданные обрывы их известняковых стен создавали идеальные места для загонных охот, особенно на лошадей и ослов, которые любили отдыхать на ветерке, стоя над самыми кромками пропастей. Первобытным охотникам в ту пору здесь было раздолье. Навесы и пещеры давали убежища от непогоды и уют для пиршеств после удачных охот (рис. 8).
Г. А. Бонч-Осмоловский исследовал мустьерские слои пещер Кийк-Коба, Аджи-Коба и обнаружил в первой остатки скелета крымского неандертальца. С. И. Забнин и О. Н. Эрнст вскрыли палеолитические слои и придавленный обвалившейся скалой завал мамонтовых костей в пещере Чокурча недалеко от Симферополя. О. Н. Бадер раскопал там же пещеру Волчий Грот, а С. Н. Бибиков — предгорные пещеры Сюрень, Шайтан-Коба, Фатьма-Коба и ряд других. В фаунистическом смысле состав кухонных костных остатков из пещерных слоев показывал отчетливую картину его полной зависимости от местоположения пещер. В слоях предгорных стоянок здесь явно преобладали остатки ослов, сайгаков, мамонтов. В стоянках или, быть может, временных бивуаках, запрятанных в горных распадках, откладывались остатки пещерных медведей, пещерных гиен, встречались кости баранов и козлов. Иными словами, древние охотники осваивали то, что было, так сказать, под рукой.
Особый интерес археологов вызывали способы охоты на мамонтов и копытных, а также назначение каменных орудий — крупных остроконечников, скребел, пластин, изготовленных из желваков превосходного дымчатого мелового кремня.
Как правило, археологи приходили к выводу, что мамонтов гнали на обрывы скал факелами и криками, заставляя валиться вниз, ломать ноги и шеи... Зная осторожность, ум и свирепость слонов, трудно поверить в возможность таких операций, тем более, что в районе Чокурчи и Волчьего Грота нет сплошных линий скальных обрывов. Более вероятно, что древние крымчане использовали для поимки мамонтов ямы и природные скальные расщелины, а также били их копьями.
В 1954 г. молодой археолог А. А. Формозов обнаружил мустьерскую стоянку Староселье в Канлы-Дере («Кровавой Балке»), восточнее Бахчисарая. Там рядом с небольшим навесом оказался шлейф обломков известняка и конус наносов ручья мощностью метра в два с половиной. Он был буквально нашпигован целыми и разломанными костями диких ослов, лошадей, носорогов, бизонов, северных оленей, сайгаков, мамонтов. Все это было кухонными остатками древних крымчан. Мне и моим помощницам пришлось тогда перебрать и определить в Зоологическом институте АН СССР более 66 тысяч костных обломков. Мелким осликам принадлежало по крайней мере 95% всех костей, минимум от 435 особей. Впрочем, трехлетние раскопки затронули менее одной трети всего объема завала.
Охотники на ослов, как видно, имели на мыске вертикального обрыва у устья Канлы-Дере свой опорный пункт. Сбросив под обрыв очередную порцию длинноухих ишаков, они разделывали их туши на плато и в самой балке. Из отходов таких пиршеств, а также из чешуйчатых обломков известняка, снесенных с плато дождевыми потоками, и образовался конус завала, принятый археологом за саму стоянку (рис. 9). На самом деле это была свалка, древняя помойка. Остатков других животных оказалось мало, они были единичны. Это кости мамонтов, носорогов, лошадей, косуль, бизонов, сайгаков, лисиц и зайцев русаков. Вместе с костями носорога из одного квадрата был извлечен и кусок нижней челюсти человека, при этом с отличным подбородочным выступом, от которого не отказался бы и англосакс.
Рис. 8. Предгорное плато Крыма рассечено глубокими каньонами. Фото автора 1956.
В сезон загонных охот у древних старосельцев пища была в изобилии. Об этом можно было судить по находкам целых трубчатых костей, которые в других стоянках и условиях бывают тщательно разбиты и обсосаны в поисках животворного мозга. Не удалось подметить и следов погрызов костей грызунами и хищниками, что указывало на довольно энергичное, быстрое образование компоста из земли, обломков известняка и костей.
Все кости из Старосельского и Чокурчинского завалов оказались светло-палевого цвета, практически лишенными коллагена и при поскабливании давали лишь белесую пыль и крошку без запаха сырой кости. При перекладывании на столе они издавали шуршащий звук битой фаянсовой посуды. Такие признаки характерны для древних костей, происходящих из аридных областей и вообще захоронений в условиях большой сухости.
Что касается характера охот на ишаков, то загонный способ близ Староселья не вызывает сомнений. Скорее всего, что именно в Кровавую Балку с ее вертикальными стенками и загоняли ослов, выходивших пастись на плато.
Закончив на третий сезон раскопку нижнего участка завала, А. Формозов решил забить шурф в его задернованной вершине, рассчитывая пройти всю его трехметровую толщу. На глубине 1.5 м рабочие неожиданно наткнулись на скелет подростка — мальчика лет 14. Установить, что это было — погребение или естественное случайное захоронение трупа, сброшенного или свалившегося с обрыва, в спешке раскопок не удалось. Тем не менее наши антропологи признали в этой находке древнего представителя мустьерской эпохи Крыма, главным образом на основе «примитивных» особенностей зубов.
В конце последней ледниковой эпохи, около 12 тысяч лет тому назад, в Крыму начали исчезать северные холодовыносливые звери: мамонты, северные олени, песцы. Их места занимали кабаны, гигантские и благородные олени, косули. Вместо пещерных львов, гиен и медведей появились бурые медведи, дикие кошки, рыси и барсы. Судя по такой смене фауны, лиственные леса расселились из ущелий, заняв все холмистые предгорья полуострова. Еще два-три тысячелетия, и под скальными навесами северного Крыма вместе с редкими костями оленей, волков, барсуков стали откладываться обильные кости полудиких свиней, мелких домашних коз, овец и собак. На протяжении веков бронзы и позднейших металлических культур Крым постепенно терял своих прежних диких обитателей одного за другим. Однако в скифские времена, тысячи за две с половиной до наших дней, по речке Салгир еще жили речные бобры. Позднейшие обитатели Крыма — тавры, занимаясь разведением крупного и мелкого рогатого скота, постепенно стравливали и сжигали предгорные и приречные леса и выжили мудрых строителей плотин. В средние века нашей эры, когда Бахчисарайское ущелье оккупировали орды татар хана Гирея, а на пещерном плоскогорье Джугут-Кале были поселены караимы, в Крыму еще жило множество кабанов, благородных оленей, косуль, волков и рысей. Встречались здесь изредка даже барсы.
