Крупнейшие шпионы мира - Уайтон Чарльз (книги онлайн полные .TXT) 📗
Подобно всем наполеоновским маршалам, Мармонт много слышал о робингудовских подвигах Гранта. Он попросил шотландского офицера дать честное слово, что тот не будет предпринимать попыток бежать.
Грант такое слово дал. Когда об этом прослышал Веллингтон, то был удивлен и расстроен: он предполагал предложить крупное вознаграждение испанским партизанам за освобождение Гранта. А через несколько дней испанцы передали ему несколько клочков бумаги, содержавших информацию о намерениях Мармонта. Даже находясь в заключении, Грант продолжал работать.
«Что за исключительный парень, – сказал герцог. – Что прикажете думать о нем, если и из заключения он присылает мне информацию».
Но Мармонт стал подозревать Гранта, и пленника переправили в Париж. И вскоре в руках у Гранта уже оказалась информация о его британских коллегах, работавших во французской столице. Он связался с ними и даже ухитрился получить американский паспорт. Под видом американского гражданина он какое-то время ходил по Парижу и даже сумел отправить Веллингтону информацию о готовящемся нападении Наполеона на Россию. Когда французы заинтересовались подозрительным «американцем», Грант исчез. Добравшись до побережья Ла-Манша, он приобрел рыбачью лодку и вскоре высадился на побережье Англии. Спустя некоторое время он вновь вернулся к Веллингтону в Испанию. Герцог присвоил ему звание полковника и назначил на должность, которая в современной английской армии звучит так: «полк. GSI» – полковник генерального штаба разведки.
После окончательного разгрома Наполеона при Ватерлоо короли и императоры, министры и послы (включая и ренегата Талейрана) вновь собрались в конце лета 1815 года на Конгресс в Вене. Австрийская столица в тот момент приютила самую огромную армию шпионов, когда-либо собиравшихся в одном городе. Пока Конгресс заседал, шпионы следили за королями и министрами. Следили и за второстепенными чиновниками, поскольку именно они выполняли всю реальную работу на встрече. А если выдавалась свободная минута, то, чтобы не скучать, следили и друг за другом.
Венчала вершину этого помешательства на подпольной работе зловещая фигура графа Меттерниха, германского аристократа и истинного правителя империи Габсбургов, главного мастера шпионажа в течение трех последних десятилетий. К его услугам была разветвленная сеть бродяг и проституток, прокуроров и политических информаторов – все они состояли на службе в секретной полиции Меттерниха. Именно они поставляли любовниц для сексуально озабоченного русского царя, собутыльников для пьющего короля Дании и слуг для всех остальных посольств. Слуги эти рылись в корзинах для бумаг в поисках скомканных и смятых клочков бумаги, из которых можно было извлечь какую-нибудь информацию.
Один лишь британский посланник Кастльриг, не хуже Меттерниха знакомый с методами работы секретных служб, мог состязаться с австрийским канцлером на равных. Кастльриг отказался от каких-либо слуг – и потому Меттерниху почти ничего не было известно об истинных намерениях и политике Его британского Величества короля Георга III.
В течение десятилетий европейского мира, последовавшего после устранения Наполеона с политической сцены, шпионы были чем-то вроде хлама на рынке. И лишь в начале второй половины девятнадцатого века и начала Крымской войны тайные агенты вновь стали главным инструментом международной политики. А спустя несколько лет во время американской войны за независимость уже целые полчища шпионов будут сражаться как с той, так и с другой стороны.
Самым знаменитым шпионом во время американской гражданской войны была женщина – уроженка Канады Эмма Эдмондс, которая в качестве шпиона северян не менее одиннадцати раз пробиралась на территорию, контролируемую южанами. Хрупкая, с мальчишеской фигурой, с широкоскулым, решительным лицом, острым взглядом голубых глаз и растрепанными волосами – трудно было бы вообразить нечто менее похожее на одну из лучших в истории женщин-шпионок. И брала она вовсе не шармом куртизанки.
Свое первое задание она выполняла под видом негра-раба. Мужчины! Ей удалось благополучно пройти через линию фронта на сторону конфедератов и сделать тщательные наброски и заметки об укрепленных сооружениях Йорктауна. Однако краска, которой она мазала лицо, оказалась нестойкой, и «негр-раб» неуклонно превращался в белого человека. Офицеры-южане заметили перемену. И тогда, бормоча что-то о том, что она полукровка, шпионка бежала, спрятав свои заметки во внутренней подметке туфель.
Следующую вылазку она совершила под видом женщины-ирландки, занимающейся торговлей вразнос, причем говорила она с таким ирландским акцентом, который можно было приобрести только в самом Типперери. Торгуя кексами, пирогами и всякой всячиной, необходимой в солдатском быту, она прошла через всю конфедератскую армию, собирая информацию. Вскоре Эмма вернулась на север, чтобы отчитаться о выполненном задании. Впоследствии она еще девять раз выходила на шпионские задания – и каждый раз в новом обличье.
К этому времени о ее деятельности стало известно конфедератам, и ей пришлось остаться на Севере и заняться контрразведывательной работой. В этой роли ей удалось накрыть шпионскую сеть южан, один из членов которой был схвачен и расстрелян. После этого Эмма заболела лихорадкой. Доставленная в госпиталь, она совершенно расклеилась и расхворалась и уже никогда больше не смогла восстановить свою нервную систему. Вскоре она вернулась домой в Новую Англию, где, всеми забытая, стала писать книгу о своих приключениях.
Величайшим шпионом второй половины девятнадцатого века был, как и многие другие агенты, немец. А именно Вильгельм Иоганн Карл Эдуард Штюбер, родившийся в 1818 году в маленьком городке Мессебург в Прусской Саксонии, где его отец служил мелким правительственным чиновником. Спустя несколько лет после рождения сына семья переехала в Берлин, куда был переведен отец, и в Берлине молодой Вильгельм Штюбер сначала учился на лютеранского священника, но потом намерения его изменились и он стал юристом.
Как только Штюбер приобрел квалификацию, он тут же окунулся в полицейско-судебную работу и вскоре уже стал хорошо известен как защитник в берлинских криминальных кругах, что неизбежно привело его к близкому контакту с берлинским департаментом полиции, где он стал числиться в списке полицейских информаторов. Когда ему стукнуло 27 лет, он был уже процветающим полицейским шпиком. С характерной тевтонской бесчувственностью, о которой так сожалел Шопенгауэр, Штюбер хладнокровно донес на дядю своей жены в прусскую политическую полицию за его радикальную политическую деятельность.
К середине сороковых годов девятнадцатого века в Европе вовсю шли процессы политического брожения, и Штюбер под видом либерального адвоката и защитника германского рабочего класса стал одним из ведущих агентов-провокаторов в Берлине.
В то время Пруссией правил один из слабоумных Гогенцоллернов, Фридрих Вильгельм, который поддерживал в стране непрерывный, безостановочный террор, действуя руками толпы. Во время волнений в «Год революции» в 1848 году Фридрих Вильгельм неожиданно столкнулся на улице с шумной и буйствующей толпой, гнев которой искал выхода. Во главе одной из самых шумных и грубых группировок был Вильгельм Штюбер. Вытолкнутый вперед под давлением демонстрантов, стоявших за ним, Штюбер неожиданно столкнулся нос к носу с панически испуганным королем, уверенным, что пробил его последний час.
Штюбер выступил вперед, стараясь выглядеть как можно свирепее, но, улучив момент, наклонился к уху Фридриха Вильгельма и зашептал, что на самом деле он полицейский агент, и сказал полусумасшедшему монарху, что никакая опасность ему не грозит, если он сохранит спокойствие и постарается выглядеть как можно дружелюбнее.
Каким-то образом Фридрих Вильгельм ухитрился последовать совету Штюбера и, как оказалось, не забыл шептуна, и вскоре в возрасте тридцати лет Штюбер, с одобрения короля, становится ответственным чиновником прусской политической полиции, не прекращая при этом расширять весьма прибыльную адвокатскую практику. Вскоре после 1848 года у него было уже не менее трех тысяч клиентов из криминального мира, из чего нетрудно заключить, что он, как адвокат, обслуживал большую часть берлинских подонков. У него была репутация защитника, гарантирующего оправдательный приговор.
