Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?) - Макаров Игорь (читать хорошую книгу txt) 📗
Первые серьезные попытки установить связь между атентаторами и Масонами предпринял Иезуит патер Путингам, который в своей книге, изданной под псевдонимом Фарос, с помощью показаний атентаторов доказывал их связь с Вольными каменщиками.
Немецкий писатель Штрадониц [465] между тем сопоставил показания атентаторов, которые привел Путингам, с показаниями из стенографических записей и доказал, что отец Путингам сокращал подлинные показания и даже искажал их, только для того, чтобы как можно сильнее подчеркнуть свой тезис об участии Вольных каменщиков.
Главные сообщения, которые он использовал, исходили от Чабриновича. Защитник Преможич поставил Чабриновичу вопрос, притом неожиданно, кто он: деист или атеист. Чабринович ответил, что атеист.
— А вы вольный каменщик? — спросил его Преможич.
— О том не могу сказать, — ответил он.
— Молчание значит признание, — заключил защитник.
Далее Чабринович сказал, что Танкосич и Циганович вольные каменщики. Но он узнал об этом, лишь когда решился на покушение.
Затем ему стало известно, добавил он, что некий приятель Танкосича, вольный каменщик, отправился в Пешт, Россию и Францию ради разговора с тамошними масонами о готовящемся покушении. Принцип сказал, что этот таинственный путник был теолог Казимирович. Очень характерно, как в ходе судебного разбирательства втянули в историю вольных каменщиков, которых в ходе следствия никто и не поминал. Атентаторы подхватили вброшенный тезис об ответственности вольных каменщиков, который сворачивал следствие с пути, обозначенного австро-венгерским правительством. Между тем они за него не могли зацепиться, ибо /тогда бы/ показали, что инициатива исходит от них. А сами живые участники утверждают, что этот суггестивный посыл исходил от Преможича и что они его не отвергли, ибо им не было неприятно, что следствие пойдет другим путем — не тем, который желала Австрия.
Преследуя свою особую цель, австрийские клерикалы не посмели стать поперек официальной цели, но все-таки желали впутать венгерское масонство, а также русские и французские организации. Отсюда это путешествие таинственного Казимировича в Пешт, Россию и Францию.
Насколько этот тезис был дорог клерикалам, лучше всего видно из того, что он вошел и в катехизисы.
Г. Казимирович между тем заявил, что не был масоном, что не знал ни Танкосича, ни Цигановича, ни Чабриновича, а знал только Принципа, который был его родственник. В Пешт он действительно выезжал в 1913 году, но не выезжал ни в Россию, ни во Францию.
Доказал вместе с тем, что атентаторы не могли быть вольными каменщиками в организации покушения. Как сказано выше, судя по всему, особенно по неопределенности показаний атентаторов, идею впутать вольных каменщиков подбросил Преможич как защитник, а атентаторы не отвергли ее вполне решительно, потому что им это не было неприятно [466].
И снова реакция со стороны Казимировича последовала молниеносно. Уже на следующий день он строчит ответ с однотипным названием «Заявление г. др. Радована Казимировича, профессора», и «Политика» охотно его публикует:
Многоуважаемый Господин Редактор!
По поводу состоявшейся лекции г. Василя Поповича, проф. Университета, «Вольные каменщики и сараевское покушение», которую описывает и Ваша уважаемая газета (см. Политика, ном. от 21 февр. этого года), а в которой упоминается и мое имя — считаю долгом заявить следующее:
Уважаемый г. Попович совершенно оправданно отвергает связь сараевского покушения с франкмасонством. На основе моего аутентичного заявления французскому публицисту Альберту Мусе (см. его капитальное сочинение: L'attentat de Sarajevo. Париж, 1930), как и другого, данного Политике (см. ном. от 12 октября 1930 года), по поводу Йовановича, он совершенно логично развеял ложь о том, что я франкмасон и как таковой имел связи с убийством австрийского престолонаследника Франца Фердинанда.
Эту удобную ложь придумали австрийские клерикалы только для того, чтобы показать миру вольных каменщиков (а особенно сербских) как революционеров и виновников мировой войны, а тем самым, осуществить свою штрафэкспедицию… В Париж и Москву в 1913 году я не совершал поездок, а только в Прагу, но не ради подготовки покушения, а по совершенно другим делам. Между тем быв. немецкий франкмасон Карл Хайзе говорит, что я оттуда доставил деньги для совершения убийства Франца Фердинанда!
Коварной Австрии было сверхнеобходимо вовлечь меня (вследствие моих статей в «Пьемонте») в покушение, вот почему мое имя и встречается как в немецкой книге Леопольда Мандла («Die Serbische Frage und die Habsburger», Цюрих, 1918), так и во французской «Sarajevo: La conspiration Serbe contre la Monarhie Austro-hongroise». Берн, 1917.
Атентатора, пок. Гавру Принципа, я знал. Он не был моим родственником (или г. Василь о том ошибочно заявил в лекции, или это типографская ошибка). Во время нашего знакомства я был младшим преподавателем гимназии, а он учеником, который готовился приватно сдать экзамены.
Ложную весть о франкмасонах первым принес еще в 1918 году под псевдонимом «профессор Фарос» (на деле это иезуит патер Пунтигам), которого Альберт Мусе хорошо разоблачил.
Австрийский противник вольных каменщиков д-р Фридрих Вихтль сильно распространил эту легенду, но выдающийся противник вольных каменщиков патер Герман Грубер («Stimmen der Zeit», Sd. 96.199) уличил его во лжи («Lugen Strafen lassen»).
Герман Груббер доказал (как и Василь Попович), что во время покушения ни один из террористов еще далеко не достиг тех лет, чтобы стать членом ложи. То же самое доказал и Евгений Ленхоф в своем новейшем сочинении: «Politische Geheimbunde», Bd.l. Wien, 1931. Тут он говорит, что ни Апис, ни Танкосич, ни я с франкмасонством никаких связей не имели (см. стр. 488).
Наконец, выдуманную ложь австрийских клерикалов о нашем франкмасонстве прекрасно выставил на обозрение и д-р Оскар Тарталья [467] (См. «Вечерну Пошту», Сараево, 1928).
Из всего этого проистекает, что идея об убийстве австрийского престолонаследника Франца Фердинанда возникла спонтанно, сама по себе и не была подброшена со стороны в головы наших экзальтированных патриотов, которым опротивело австрийское рабство. Она, следовательно, продукт тогдашней духовно-политической атмосферы… Гаврило Принцип выхватил револьвер и выстрелил в австрийского престолонаследника, поскольку твердо был уверен, что тем самым он принесет освобождение своим порабощенным братьям…
Др. Радован Казимирович.
Белград, 22.02.1932 [468].
Казалось бы, Казимирович раздал всем сестрам по серьгам и теперь может почивать спокойно. Но прошло еще шесть лет, и в Загребе выходят воспоминания судебного следователя Лео Пфеффера «Следствие о Сараевском атентате». Именно в руках Пфеффера сосредоточились все главные нити расследования, и его показания имеют особую ценность:
Когда уже завершилось судебное следствие по делу о покушении, явилась ко мне в канцелярию одна особа, имени которой не могу выдать, и сделала мне — предварительно потребовав гарантии в смысле закона, чтобы имя ее не было упомянуто — одно заявление о существовании некой «террористической организации», которая имеет свое местопребывание в Белграде, а филиалы в Сараеве, Мостаре, Бос. Броде и Тузле — для Боснии; в Загребе, Волоско и Сушаке — для Хорватии; в Задаре, Сплите и Дубровнике — для Далмации, и вот Чабринович еще за год до покушения должен был поклясться той организации, что совершит покушение на престолонаследника Фердинанда и на других представителей власти в Австровенгерской Монархии, как и на «радну вечину» (депутатское большинство) в Босанском Саборе (парламенте). Далее, богослов Джуро Шарац из Босанской Крупы в союзе с Цигановичем и богословом Казимировичем был посредником между атентаторами, а также между Танкосичем и другими офицерами, которые подготовили покушение.
