De Secreto / О Секрете - Фурсов Андрей Ильич (читаем книги онлайн txt) 📗
Кроме того, Геббельс, так высоко оценивавший свой ум и свою проницательность, не догадывался, что «скромный» «верный Хайни» уже давно плёл интригу с целью захвата власти. На определённом этапе рейхсфюрер СС искал поддержки у Риббентропа. В своих комментариях к мемуарам Риббентропа его вдова писала: «До окончательного разрыва моего мужа с Гиммлером дело дошло зимой 1941/42 г., когда рейхсфюрер СС попытался в длительной беседе привлечь его к созданию клики в собственных интересах. При этом возникла ситуация, которая дала моему мужу повод бросить реплику: «Гиммлер, я этого никогда не сделаю, я останусь лояльным фюреру!».
Гиммлер умело скрыл от Геббельса и своё подлинное отношение к Герингу. В конце апреля, когда Гитлер ещё был жив, Гиммлер рассказал Альберту Шпееру про Геринга: «Мы давно с ним договорились, что я буду у него премьер-министром. Даже без Гитлера, я сделаю его (Геринга) главой государства… Естественно, принимать решения буду я». Поддерживая выпады Геббельса в адрес Геринга, Гиммлер в то же время старался показать своему собеседнику невозможность осуществить перемены в руководстве страны, так как против этого выступает Гитлер, а к силе прибегать против воли Гитлера для Гиммлера немыслимо.
Скрыл Гиммлер и то, что его готовность начать переговоры о мире с Западом, давно привели к установлению соответствующих контактов с английской и американской разведкой. «Проницательный» Геббельс высмеивал в своём дневнике появившиеся в западной печати сообщения о том, что Гиммлер ведёт мирные переговоры с западными державами. 17 марта Геббельс писал: «Просто смешно, что в подобных сообщениях гарантом мира со стороны Германии вместо фюрера называют Гиммлера. Утверждается, что могущественная германская клика предложила голову фюрера в качестве залога. В этом, конечно, нет ни слова правды».
Типпельскирх писал: «В этот момент произошло событие, поразившее Гитлера точно гром среди ясного неба. Части использовавшихся в этом наступлении дивизий СС, в том числе отряды его личной охраны, на которых он полагался как на каменную гору, не выдержали: у них истощилась вера. В припадке беспредельного бешенства Гитлер приказал снять с них нарукавные знаки с его именем».
Гудериан вспоминал, что Гитлер хотел отправить в Венгрию его для исполнения этого приказа. Но Гудериан «отказался выполнять это распоряжение, предложив возложить эту миссию на находившегося как раз здесь рейхсфюрера СС, непосредственного начальника войск СС и в первую очередь ответственного за состояние их дисциплины, чтобы он лично ознакомился там с положением. До последнего времени рейхсфюрер противился всякому вмешательству представителей армии в дела его соединений, а теперь он стал изворачиваться, но так как у меня были другие обязанности, ему пришлось согласиться. Особой любви в войсках СС выполнением этой задачи он не заслужил».
Геббельс явно сочувствовал Гиммлеру. 28 марта он записал: «Когда я представляю себе, как Гиммлер снимает шевроны с личного состава дивизий СС, у меня темнеет в глазах. На войска СС это подействует как шок». Геббельс даже позволил себе осудить решение Гитлера: «Фюрер в своих действиях больше ориентируется на материально-технические вопросы, нежели на проблему личных качеств людей. Из-за этого у него постоянно возникают конфликты с ближайшими сотрудниками. Вот и теперь, к примеру, Гиммлер… попал в опалу. Куда это приведёт? Что останется у нас, в конечном счёте?».
Наказание имело последствия, далеко идущие за пределы проштрафившихся эсэсовских дивизий. 8 апреля Геббельс признал в дневнике: «Больше всего меня удручают меры фюрера против дивизий СС, разумеется, угнетающе подействовавшие также на всех офицеров СС из моего окружения. Невозможно представить себе, какое у них теперь настроение. Очень хотелось бы им помочь, но не знаю, что могу сделать. При случае я всё-таки обращусь к фюреру и попрошу его несколько смягчить эту меру».,
31 марта Геббельс признал, что «авторитет Гиммлера в глазах фюрера существенно упал». Однако в отличие от своих суждений по поводу ответственности Геринга за приближение Германии к катастрофе Геббельс был склонен объяснять поражения, за которые нёс вину Гиммлер, не его личными качествами, а объективными обстоятельствами. Он писал: «Нельзя не признать и того, что мы вообще попали в полосу неудач. И эти неудачи нужно относить не только за счёт неспособности помощников фюрера, но и за счёт недостаточности средств, которыми мы располагаем».
5. «Сейчас я должен готовить новое правительство»
Тем временем Гиммлер возобновил старые контакты с западными державами. Через генерала Вольфа Гиммлер вёл переговоры в Швейцарии с Алленом Даллесом и представителями английской разведки. Одновременно подобные переговоры велись через начальника зарубежной разведки Шелленберга, который установил контакт с представителем Международного Красного Креста графом Бернадоттом в Швеции.
17 февраля 1945 г. Бернадотт прибыл в Германию. Официально переговоры велись относительно судьбы шведов, находившихся в немецких концлагерях, и в них первоначально участвовали Риббентроп и Кальтенбруннер, а лишь затем состоялась встреча графа с Гиммлером. Рейхсфюрер не стал скрывать от Гитлера факта этих переговоров, но фюрер скептически оценил их значение, заметив: «С помощью такой ерунды в тотальной войне ничего не добьешься».
Правда, Гитлер не стал препятствовать этим переговорам, а потому в марте 1945 г. Бернадотт снова прибыл в Германию для окончательного решения вопроса о заключённых. Одновременно в марте 1945 г. в Швейцарию был направлен генерал Вольф для переговоров с Алленом Даллесом. Эти переговоры велись втайне от Кальтенбруннера.
2 апреля Гиммлер лично встретился с графом Бернадоттом. Гиммлер согласился на освобождение части скандинавских заключённых. Одновременно Гиммлер попросил Бернадотта связаться с союзниками от его имени, «если с Гитлером что-нибудь случится».
В эти дни Гиммлера одолевали сомнения, которыми он делился с Шелленбергом. Он говорил: «Шелленберг, по-моему, Гитлер уже не может предпринять ничего путного». На это он услыхал: «Все его последние поступки указывают на то, что пришло время действовать». «Но я не могу застрелить Гитлера, — жаловался Гиммлер Шелленбергу, — Я не могу и арестовать его, потому что тогда вся военная машина перестанет функционировать». В ответ Шелленберг сказал: «Многие высшие руководители СС всё ещё преданы вам, они выполнят любые ваши приказы. Вы достаточно сильны, чтобы арестовать его. Ну, а если не будет другого выхода, в дело вмешаются врачи».
20 апреля Гиммлер принял участие в приёме по случаю дня рождения Гитлера, состоявшемся в бункере рейхсканцелярии. На следующий день 21 апреля в Берлине Гиммлер тайно от Гитлера вёл переговоры с директором шведского отдела Всемирного еврейского конгресса Норбертом Мазуром, пытаясь наладить через него контакт с Эйзенхауэром, чтобы капитулировать на Западном фронте.
Узнав 23 апреля об аресте Геринга, Гиммлер, по словам Шпеера, не придал большого значения случившемуся. Он говорил: «Сейчас Геринг станет преемником… Я уже вступил в контакт с рядом лиц, которые войдут в мой кабинет. Скоро меня посетит Кейтель».
Гиммлер был уверен в прочности своего положения и своей незаменимости. Он изрекал: «Европа не сможет справиться без меня в будущем. Я буду нужен как министр полиции. Мне достаточно провести час с Эйзенхауэром, и он это поймёт. Они скоро осознают, что они зависят от меня. Иначе их ждёт безнадёжный хаос». По словам Шпеера, Гиммлер «говорил о своих контактах с графом Бернадоттом, в ходе которых речь шла о передаче концентрационных лагерей под контроль Международного Красного Креста». Шпеер замечал: «Теперь я понял, почему я увидел столь много машин Красного Креста в Саксенвальде вблизи от Гамбурга. Раньше всегда говорили о том, что следует уничтожить всех политических заключённых. Теперь Гиммлер пытался вступить в сделку с победителями».
В заключение беседы Гиммлер предложил Шпееру войти в его новое правительство. В свою очередь Шпеер предложил Гиммлеру свой самолет, чтобы слетать в Берлин и попрощаться с Гитлером. Но тот отказался от предложения. «Мне некогда, — сказал он. — Сейчас я должен готовить новое правительство. Кроме того, моя личность слишком значительна для будущего Германии, чтобы рисковать ей в ходе полёта».
