Вторая мировая война. (Часть II, тома 3-4) - Спенсер-Черчилль Уинстон (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
20 ноября Япония направила в Вашингтон свой «окончательный ответ». Хотя из ее предложений было совершенно ясно, что она фактически пыталась заполучить плоды победы, не ведя войны, правительство Соединенных Штатов сочло себя обязанным сделать еще одно последнее дипломатическое предложение.
25 ноября президент сообщил мне по телеграфу о ходе переговоров. Японское правительство предложило эвакуировать Южный Индокитай впредь до окончательного урегулирования китайского вопроса или общего восстановления мира в районе Тихого океана, когда Япония согласится полностью отвести войска из Индокитая. Соединенные Штаты должны были взамен снабжать Японию нефтью, воздерживаться от вмешательства в действия Японии по восстановлению мира в Китае, помочь Японии получать продукцию Голландской Индии и создать нормальную основу для торговых отношений между Японией и Соединенными Штатами. Обе стороны должны были договориться о том, чтобы не производить «вооруженного продвижения» в Северо-Восточной Азии и в южной части Тихого океана.
Американское правительство в свою очередь собиралось сделать контрпредложение. Принимая в основном условия японской ноты, оно выдвигало специальные условия, которые Япония должна была соблюсти при отводе своих войск из Южного Индокитая. О положении в Китае в американском контрпредложении не упоминалось. Соединенные Штаты были готовы пойти на ограниченное экономическое соглашение, изменив свой первоначальный приказ о замораживании японских фондов. Так, например, нефть могла поставляться ежемесячно, но только для гражданских нужд. Это американское предложение должно было иметь силу в течение трех месяцев, при условии, что на протяжении этого периода будет обсуждаться вопрос об общем урегулировании на Тихом океане.
Когда я прочел проект ответа, который назывался (и теперь еще называется) «модус вивенди», я счел его неудовлетворительным. Такое же впечатление он произвел на голландское и австралийское правительства и в особенности на Чан Кайши, который послал в Вашингтон отчаянный протест. Однако я ясно понимал, что мы должны соблюдать определенные границы, комментируя политику Соединенных Штатов в таком вопросе, в котором они одни были способны предпринять решительные действия. Я понимал опасность, связанную с представлением, что «англичане стараются втянуть нас в войну». Поэтому я предоставил решать вопрос тому, от кого это зависело, а именно президенту. Я послал ему телеграмму, упомянув в ней только о той стороне вопроса, которая касалась Китая.
Бывший военный моряк — президенту Рузвельту
26 ноября 1941 года
«Получил сегодня вечером Ваше послание относительно Японии, а также полный отчет лорда Галифакса о ходе переговоров и Вашем контрпредложении Японии... Конечно, этот вопрос должны разрешить только Вы, и мы, безусловно, не хотим развязывания еще одной войны. Нас беспокоит только один вопрос. Как насчет Чан Кайши? Не слишком ли скудную диету он получает? Нас тревожит судьба Китая. Если он падет, то опасность, угрожающая всем нам, чрезвычайно усилится. Мы уверены, что Вашими действиями будет руководить то уважение, с каким Соединенные Штаты относятся к борьбе китайцев. Мы считаем, что японцы чрезвычайно в себе не уверены».
В тот же день Хэлл принял японских посланцев в государственном департаменте. Он даже не упомянул им о «модус вивенди», по поводу которого президент телеграфировал мне 23 ноября. Напротив, он сразу же вручил им «ноту из десяти пунктов». Два пункта этой ноты гласили:
«Правительство Японии отведет из Китая и Индокитая все военные, военно-морские, военно-воздушные и полицейские силы. Правительство Соединенных Штатов и правительство Японии не будут оказывать поддержку — военную, политическую или экономическую — какому бы то ни было правительству или режиму в Китае, за исключением Национального правительства Китайской Республики, столица которого временно находится в Чунцине».
Посланцы были «ошеломлены» и удалились чрезвычайно огорченные. Возможно, что их огорчение было искренним. Их избрали для этой миссии главным образом из-за их репутации миролюбивых и умеренных людей, которым удастся убаюкать Соединенные Штаты, внушив им чувство безопасности, пока не будут приняты все необходимые решения и закончена вся подготовка. Они плохо были осведомлены об истинных намерениях своего правительства. Они не подозревали, что Хэлл был лучше информирован в этом отношении, чем они сами. С конца 1940 года американцы проникли в тайну важнейших шифров Японии и расшифровывали большое количество их военных и дипломатических телеграмм. В кругах американской разведки они обозначались словом «Магия». Расшифрованные телеграммы «Магия» передавались нам, но они попадали в наши руки с неизбежной задержкой, иногда в два-три дня. Поэтому в каждый данный момент мы не знали всего того, что было известно президенту или Хэллу. Я не жалуюсь на это.
В тот же день президент послал верховному комиссару Филиппин письмо следующего содержания:
«Становится очевидным, что ведется подготовка... к каким-то агрессивным операциям в недалеком будущем, хотя нет еще точных указаний на масштабы этих операций и на то, будут ли они направлены против Бирманской дороги, Таиланда, Малаккского полуострова, Голландской Индии или Филиппин. Наиболее вероятной представляется операция против Таиланда. Я считаю возможным, что эта новая японская агрессия вызовет вооруженный конфликт между Соединенными Штатами и Японией...»
Я не знал, что жребий уже брошен Японией; мне также не было известно, как далеко простирается решимость президента.
Бывший военный моряк — президенту Рузвельту
«Мне кажется, что осталось неиспользованным еще одно важное средство, которое могло бы предотвратить войну между Японией и нашими двумя странами, а именно ясная декларация, — секретная или публичная, в зависимости от того, что будет признано более целесообразным, — о том, что всякий дальнейший акт агрессии со стороны Японии немедленно повлечет за собой самые серьезные последствия. Я понимаю, какие трудности конституционного порядка стоят перед Вами, но было бы трагедией, если бы Япония постепенно втянулась в войну в результате своих посягательств на территорию других стран, без того, чтобы ей ясно и честно указали на грозную опасность, какую повлекут за собой для нее новые акты агрессии. Прошу Вас подумать над тем, не следовало ли бы Вам в момент, который вы сочтете подходящим и который может наступить очень скоро, заявить о том, что „всякий дальнейший акт агрессии со стороны Японии вынудит Вас поставить перед конгрессом самые серьезные вопросы“ или что-нибудь в этом роде. Мы, конечно, выступили бы с аналогичной декларацией или присоединились к Вашей. Во всяком случае, мы принимаем меры к тому, чтобы синхронизировать свои действия с Вашими. Простите меня, мой дорогой друг, за то, что я позволяю себе навязывать Вам такой курс, но я убежден, что он мог бы в корне изменить положение и предотвратить прискорбное расширение войны».
Но к этому времени и он, и Тодзио зашли уже слишком далеко. То же надо сказать и об общем ходе событий.
Днем 30 ноября, в начале первого (по американскому времени), Хэлл посетил президента, у которого на столе лежала моя телеграмма, датированная тем же числом и посланная ночью [41]. Они не считали, что мое предложение сделать совместное предупреждение Японии сможет принести какую-либо пользу.
Нам и не приходится удивляться этому, так как перед ними уже лежала перехваченная телеграмма из Токио в Берлин, также датированная 30 ноября, в которой японскому послу в Берлине предлагалось сделать Гитлеру и Риббентропу следующее сообщение:
«Сообщите им в строго секретном порядке, что существует чрезвычайно большая угроза внезапного возникновения войны между англосаксонскими странами и Японией в результате какого-либо военного столкновения, и добавьте, что момент возникновения этой войны может настать скорее, чем кто-либо это представляет».
41.
Читателя не должны удивлять даты телеграмм, поскольку они указаны в надлежащей последовательности. Я работал до 2—3 часов ночи (по английскому времени), а для зашифровки и расшифровки каждого моего послания требовалось два-три часа. Тем не менее все послания, написанные мною до того, как я ложился спать, достигали президента почти немедленно, к тому времени, когда он просыпался. Иногда в силу необходимости его будили. — Прим. авт.
