Тайна воцарения Романовых - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Следующая “праздничная полоса” была на Масленицу. Пекли блины, варили пиво, ходили в гости на “тещины посиделки”, устраивали катания на лошадях и с горок. И “вьюнишник” — обычай величания молодых, поженившихся зимой или осенью. От каждого молодожена обязательно требовалось прокатить супругу на санях, продемонстрировав “миру” свою любовь и заботу о ней. Люди водили хороводы, жгли чучело зимы, устраивали взятие снежных крепостей и кулачные бои — стенка на стенку, городской конец на конец. С этим обычаем, кстати, цари тоже пробовали бороться. Потому что, несмотря на строгие правила — запрет пользоваться любыми подручными средствами, бить лежачих и преследовать желающих выйти из боя, все равно увлекались и случались увечья, а то и жертвы. Но запреты и увещевания оставались втуне, молодецкая забава продолжалась из столетия в столетие.
В марте, на “сороки” (Сорок мучеников) люди встречали весну, хозяйки пекли жаворонков. А на Благовещенье существовал обычай после церковной службы покупать птиц (наловленных к этому дню пацанами) и выпускать на волю. Птички как бы возносили молитвы освободившего их прямо на небо. Красивейшим праздников было и Вербное воскресенье. Стрелецкие полки строились на Красной площади, опять собиралась вся Москва.
“Людей, мужчин и женщин, собралось столько, что они не помещались на площади. Поэтому они заняли крыши ближайших домов и сараев, из-за чего некоторые крыши от большой тяжести провалились” (Роде). И открывалась торжественная процессия. Несли кресло патриарха, потом на колеснице везли мальчиков-певчих и разукрашенное дерево с золотыми яблоками. За ней шли князья и бояре с ветками вербы, потом священники и монахи с хоругвями и иконами, а дальше на “осляти” ехал патриарх, а под уздцы ее вел царь. Люди же провозглашали “осанну” и устилали путь перед патриархом цветными полотнищами и одеждами.
В чистый четверг, кроме большой уборки, святили соль — как полагали, становившуюся средством от болезней и зол. На Пасху все православные выходили на крестный ход. Царь в этот день допускал к руке и одаривал яйцами каждого, кто попал вместе с ним в храм. А на Радуницу поминали усопших. Это было сугубо женским делом. Бабы расстилали на могилах рушники, раскладывали пироги, рыбу, крашенки. Читались традиционные “оклички” и “плачи”. Хотя они являлись только данью обычаю. “Если мимо проходил знакомый, женщины обращались к нему, разговаривали со смеющимся ртом”, а потом дальше “выли” (Олеарий). На кладбище присутствовали несколько священников, переходили с места на место, служа по заказу панихиды. Но принесенную снедь в то время на могилах не оставляли, а отдавали слугам священников и нищим.
После Великого поста начинались молодежные игры и хороводы. В зависимости от праздника эти сборища бывали радуницкие, никольские, зилотовы, русальные, семицкие, троицкие, всесвятские, пятницкие, купальские, петровские. Хороводные напевы очень древние, в них встречаются имена языческих божеств, хотя давно уже забылось, кто есть кто, и что это вообще были боги. Но обрядовые песни дополнялись импровизированными, веселыми, а часто и “солеными” частушками. А игр существовало множество, в том числе с поцелуями — как раз во время таких игр молодые люди знакомились, подбирали себе женихов и невест. На Николая-Чудотворца (“Никола-весенний”) в сельских общинах устраивались братчины (на них, в отличие от прочих пиров, посторонние не допускались). А на апостола Симона Зилота справляли “именины матери-Земли”. Эти праздники знаменовали начало полевых работ. На Преполовение был женский день. Снова святилась вода в реках, но только для женщин. Толпы баб, раздевшись, входили в воду по пояс, а после прочтения молитв и водосвятия трижды окунались. Хотя иностранцы отмечают, что за женщинами и священниками при этом следовало много любопытных мужиков (Лунд и Вебер).
Осуществлялись в эти дни и дохристианские обряды, должные повысить плодородие. И некоторые были весьма далеки от понятий целомудрия. Так, бытовало поверье, что после сева яровых хозяин должен совокупиться с женой на пашне, сбросив семя в землю. Сажая капусту, последнюю рассаду накрывали горшком и белым платком с особым наговором (чтобы капуста была круглой и белой). От хозяйки также требовалось босиком и в одной рубахе, подпоясанной красными нитками, выходить по утренней росе на огород, чтобы найти первый огуречный цветок. И с молитвой и заговором перевязать его ниткой, снятой с себя — чтоб огурцы вязались. А перед прополкой огородов девушки “обегали гряды” для защиты от вредителей — собирались тайком в одну из ночей и неслись вокруг деревни в чем мама родила.
Неделя перед Троицей называлась русальной, и в селах “изгоняли русалок”. Выбирали самую красивую девицу, украшали ее лентами и венками и в одной сорочке, с распущенными волосами, везли верхом на кочерге. За ней шли все жители, подгоняя березовыми ветками, а она отбивалась метлой, которую держала в руках. Спроваживали “русалку” к полю, и она скрывалась во ржи, где ее гоняла молодежь. Семик — четверг накануне Троицы, был девичьим праздником. Они собирались на всполье, украшали лентами и завивали, сплетая вместе, две березки. “Крестили кукушку” — под березками на платке ставили птичку, сплетенную из травы “кукушкины слезки”, вешая на нее крестик. Плели венки и целовались через них — “кумились”. Считалось, что “семицкие кумушки” должны жить душа в душу хотя бы до Троицы. Вечером следовали общие хороводы, уже с парнями — на Семик проходили “смотрины невест”. Накануне Троицы в церквях и на кладбищах опять проходило поминовение усопших. А когда наступал этот праздник, украшенные семицкие березки срубали и обносили вокруг села. В этот день после хороводов шли на реку пускать венки, гадая о судьбе — чей венок с чьим соединится, чей дольше проплывет, чей утонет. В Москве же на Троицу было торжественное шествие с участием царя, впереди которого несли “лист и веник” — охапку зеленых березовых веток.
В день летнего солнцеворота звонарь колокольни Ивана Великого опять приходил к государю и докладывал, что солнце повернуло на зиму. Получая за “дурную весть” символическое наказание — должен был 24 часа просидеть в чулане колокольни. А в народе праздник солнцеворота приурочился к дням Аграфены-Купальницы и Рождеству Иоанна Предтечи (23 и 24 июня по ст. стилю). Готовились купальские костры — поверх дров их засыпали шиповником, крапивой и другими колючими и жгучими растениями. Огонь добывался обязательно “живой”, с помощью трения. Делал это один из стариков, а принять огонь на бересту должна была непременно первородная девственница. Вокруг костров водились хороводы, прыгали через них в одиночку и попарно, парень и девушка. Если не разомкнули руки — то и любовь не разорвется. Несли к реке и хоронили “Купалу” или “Кострому” — соломенное чучело, развязывая и пуская по воде солому. И сами купались. Как осуждающе отмечал Стоглавый Собор: “В городах и селах мужи и жены, отроки и девицы собираются вместе и со всякими скоморошествами, с гуслями и с сатанинскими песнями, с плясками и скаканием, ходят по улицам и по водам, предаются различным играм и пьянству, и бывает отрокам осквернение и девам растление; а под конец ночи спешат к реке с великим криком, как бесные, и умываются водой”. Но и в этом случае осуждения не срабатывали.
Купальская ночь считалась лучшей для сбора лекарственных трав. И колдовских тоже. Верили, что как раз тогда можно найти “разрыв-траву”, разрушающую железо и показывающую клады, корень “архилина”, с которым можно не бояться ни злого человека, ни злого духа, “тирлич-траву”, отвращающую гнев сильных и дающую богатство и славу, “перелет-траву”, дающую счастье на всю жизнь, ну и предел могущества — цвет папоротника. Обеспечивающий довольство, здоровье, богатство, понимание языка зверей и птиц, открытие всех кладов, власть над духами…
В Петров день снова устраивались братчины. Готовили брагу и пиво, обязательно резали барана. Раскладывали костры на пригорках и встречали рассвет: по поверьям, в этот день “небо раскрывалось” и солнце “играло” — покажется, спрячется, а потом уже взойдет. Это была последняя хороводная ночь, дальше начиналась “страда”, период самых интенсивных работ. Хотя и работы сопровождались праздниками. На Ильин день справляли “зажинки” — начало жатвы. Закосив ниву, оставляли “бороду”, несжатый пучок, который украшали цветами, завивали и прикапывали землей. На день происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня (Медовый Спас) святили соты. И еще раз происходило водосвятие, на реках собирались “крестьяне с женами и детьми… женщины окунали детей в воду, некоторые взрослые сами бросались в реку” (Олеарий). Но после этого купание в реках уже запрещалось. А на Успение Пресвятой Богородицы отмечались “дожинки”, окончание жатвы. Это был женский праздник. Последний сноп, увитый цветами и лентами, торжественно, с песнями, несли в дом и устанавливали на почетном месте.
