Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления - Шапталов Борис Николаевич
Западное общество разрушает себя по древнеримскому сценарию, а российское по римскому и по византийскому одновременно. В этом особенность («самобытность», если хотите) российских процессов.
Итак, на основе мирового опыта можно сделать следующий обобщающий вывод: классическая модель деградационной ловушки включает в себя демографическую катастрофу (сокращение и старение население), атрофию трудовых навыков и трудовой морали, доминирование гедонизма и превалирующее влияние в общественной жизни деградантов, бессознательно выбирающих наихудшие управленческие решения из веера возможных.
Деградация — не кризис. Она, подобно старости, состояние организма, в данном случае социального, с убывающим воспроизводством энергии. Такое общество уже не творит историю, а становится полем приложения других сил, спешащих на смену выдохшимся лидерам. Закономерно возникает вопрос: можно ли защититься от социальной ржавчины? А также: есть ли шансы повернуть негативные процессы вспять, сделать жизнедеятельность общества вновь энергетически сильным?
3.5. Механизмы, используемые для защиты от деградации
Философы (светские и религиозные) еще в древности предупреждали об угрозе деградации в человеке человеческого. Но как предотвратить этот процесс, осталось неясным.
Деградация обладает большой инерционной силой. Скользить вниз легче, чем подниматься. Если же здоровые силы общества оказывают сопротивление деградантам, тормозят распад социальных связей, деградация растягивается порой на века, как это было в древнем Риме. Но процесс все равно завершается гибелью общества. Иногда гибель режима является условием и толчком к преображению государства, после чего общество обретает второе дыхание. Так произошло с Францией в конце XVIII века, с Турцией в начале XX века, с Японией, Китаем… Сложность борьбы с деградацией состоит в том, что без хирургического вмешательства и больших потрясений болезнь не лечится. «Социальная фармакология» лишь тормозит процесс, но не ликвидирует его. Перечисленным государствам повезло в том смысле, что колоссальные потрясения выжгли ржавчину, но издержки на этом пути были колоссальны, хотя взлет государств, вроде бы, «окупал» их.
«Хирургической» мерой против деградации является «переформатирование» общества. Это финальная стадия лечения, когда все остальные «щадящие» меры потерпели неудачу.
Социальное переформатирование означает смену идеологии и политических целей. Затем, исходя из новых установок, происходит кардинальное обновление культуры, образа жизни, ценностных установок. Наиболее яркие примеры такого рода — распространение христианства и ислама. Ослабевшие народы получали свежий импульс.
История знает большое число способов «переформатирований» — кардинальных и компромиссных, постепенных и радикально-быстрых. Переформатирование в Англии XVII и североамериканских колониях (США) носило консервативных характер. Во Франции XVIII века и России XX века — радикальный. Нынешний Китай движется по пути переформатирования постепенно, без рывков и потрясений, сохраняя антураж «социалистического» государства.
Разным получается эффект от таких преобразований. В КНР процесс идет успешно, в России же переформатирование явно не достигло декларируемых целей. Решили проблему дефицита потребительских товаров да свободного выезда за границу, но для будущего страны этого мало.
«Переформатирование», в сущности, означает возвращение к ценностям традиционного общества. Даже марксизм, если он использовался как средство регенерации социальных тканей, быстро становился «традиционным». «Левые» лозунги отказа от семьи и старого уклада отбрасывались, и в СССР, и в КНР возвращалась патриархальная мораль пусть и в новой упаковке. То же происходило во Франции после революции 1789–1793 годов и в других государствах.
К переформатированию близок другой самый простой и старый способ избавления от деградации и деградантов — варваризация общества. Варваризация несет в себе не обновление, а редукцию социальных структур и связей, что позволяет отбросить излишнюю «постмодернистскую» сложность больного социума. Общество вновь возвращается к простым правилам существования, без «экзистенциальных» самоистязаний, без преувеличенной сложности бытия, которую конструирует рефлексирующая культура, без чрезмерного разброса мнений в вопросах этики. Мир становится хотя и более одномерным и монохромным, но и более четким в определении добра и зла, понимания, что такое хорошо и что плохо. А главное, вновь жестко определяются социальные роли. Главной задачей женщины вновь становится материнство (продолжение рода) и забота о семье. Главной функцией мужчины — добывание средств существования и охрана семьи. Праздность и холостяцкая жизнь из общества изгоняется. Моральные регуляторы опять становятся однозначными и обязательными для всех. Свобода как возможность делать все, что заблагорассудится, лишь бы соседи не жаловались, заменяется строгими нормами того, что делать можно и чего делать нельзя. Пример тому — победа христианства над язычеством в империи древнего Рима. Вместо «разболтанной» морали старых богов (греческие боги могли заниматься сексом с земными женщинами!) пришел новый Бог — строгий, накладывающий недвусмысленные обязательства на людей (посты, ежедневные молитвы, запрет на разводы и свободную любовь, призыв к покаянию и т. д.). Принятие ригористской религии было средством спасения от морального разложения общества.
Уже отмечалось, что нормы, включая запреты, это средства социальной дисциплины. Еще в древности сложилось понимание, что без социальной дисциплины и самодисциплины (внешних и внутренне усвоенных норм) сохранить этнос невозможно, поэтому она стала сердцевиной «традиционной морали» и традиционалистского социума.
Еще одна мера — ужесточение режима власти. Падение пассионарности в некогда сильном государстве стимулирует спрос на цезарей. Подспудная мысль: «Если коллективный разум не помогает, то, может, диктатор сконцентрирует общую волю?» создает в обществе благоприятную атмосферу для прихода к власти «сильной личности». Вообще-то, это один из самых распространенных способов преодоления слабости государства — мобилизация национальной энергии и объединения правящего класса вокруг одной цели и одного правителя-вождя. Поэтому установление диктатуры еще не означает, что общество находится в состоянии деградации. Это может свидетельствовать о не способности общества решить проблемы «демократическим» (что бы под этим ни подразумевалось) путем. Таковым было фюрерство (вождизм) Гитлера. Германия испытывала нужду в объединяющей идее и сильной власти, чтобы развернуть свой потенциал. После некоторых колебаний между марксизмом и фашизмом выбор был сделан в пользу нацизма. А вот возвышение института императоров в древнем Риме, начало которому положил Юлий Цезарь, было реакцией и ответом на обозначившийся деградационный процесс. Так что следует различать виды диктатур: когда она устанавливается для полного раскрытия возможностей нации, а когда для ее спасения от самоуничтожения.
Наиболее жесткой мерой по оздоровлению является «чистка» общества от «шлаков» путем истребления деградантов. В годы английской и французской революций XVII и XVIII вв. «антисистемная» аристократия частично была уничтожена, часть изгнана в эмиграцию. Как и бывает в период великих переломов, пострадало множество невинных людей, которые никак не подходили под определение «деграданты». Но что делать, если в спокойное время правящему классу не удалось совладать со своими антипассионарными собратьями по социальному сословию? Сорвавшаяся снежная лавина сносит все на своем пути. Значит, надо вовремя реагировать на образование «навеса», то есть своевременно и целенаправленно реагировать на декаданс, как зримое проявление деятельности деградантов и упадка этноэнергетики. Конечно, это сложно, потому что декаданс начинается с культуры и обычно связан с талантливыми людьми и появлением талантливых, хотя и «спорных» произведений искусства. И что собственно надо делать: запрещать, уничтожать? А «судьи кто?» Запреты в Советском Союзе вызвали лишь напряжение в культурной среде и не остановили рост влияния деградантов, хотя бы потому, что деградация охватила саму властвующую номенклатуру. Это подобно инфекции: если процесс начался в культуре, это означает, что он уже полным ходом идет в обществе, а власть не отделима от него. Обычно декаданс «переваривается» здоровым социальным организмом, и он становится фактом («артефактом») культуры, этакой изюминкой, пряностью, и ничем более. Иначе складывается ситуация, когда падает энерговоспроизводство нации. Декаданс становится дополнительным источником эрозии социальных связей.
