"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Мельников Рафаил Михайлович (полные книги TXT) 📗
Таков он был военный психолог, этот адмирал крепостнической формации, которому даже годы службы в пореформенном флоте, когда Россия освобождалась от рабства, не привили понятий о социальной справедливости. Нимало не обращал он внимания и на обстоятельства военного времени, когда прапорщикам бок о бок с офицерами придется вступать в бой с противником и когда последствия настойчиво оберегаемой адмиралом социальной розни могут оказаться для корабля гибельными. Ф.К. Авелан, признав основательными доводы Главного командира, счел все же нужным напомнить и об опыте 1-й эскадры, где командующий исходатайствовал вакансии для прапорщиков, лично отбирал их и признал возможным "на время военных действий" допустить в кают-компанию. Решение проблемы опытный Управляющий предпочел предоставить на усмотрение генерал-адмирала.
В сложном положении оказался великий князь. Недавно, в 1901 г., обходя строй офицерского состава броненосца "Ростислав", он, довдя до продолжавших шеренгу инженер-механиков, повернул от них прочь. Как не имевшие военных чинов, они для него не были офицерами и поэтому августейшего рукопожатия не заслуживали. Считая себя оскорбленным, один из механиков подал рапорт об отставке. С прапорщиками поступать приходилось иначе-они были в офицерских чинах. Но чины эти было не флотские. По счастью, еще в мае великий князь Александр Михайлович, комплектуя приобретенные им "суда особого назначения", нашел необходимым вместе с флотскими офицерами (их катастрофически не хватало-Авт.) назначить для вахтенной службы также и прапорщиков по морской части. Им он считал необходимым разрешить допуск в офицерские кают-компании. Созданная для решения вопроса комиссия на всестороннем обсуждении признала это возможным.
Признав, что прапорщики перед получением своего чина подвергаются серьезному экзамену, что на службу они призываются только в военное время и что З.П. Рожественский, "учитывая серьезные цели назначения эскадры", против инициативы Алексея Михайловича не возражает, особо назначенная комиссия нашла возможным "допустить прапорщиков в военное время для стола и занятий в офицерские кают-компании". Об этом решении, одобренном управляющим Морским министерством, остававшийся эа начальника ГМШ контр-адмирал А.А. Вирениус и сообщал 24 июля А.А. Бирилеву. Неохотно, с оговорками и лишь под давлением обстоятельств войны сделала бюрократия этот едва ли единственный до 1917 г. шаг к демократизации флота. Решение это могло состояться и под воздействием ложившихся на морское ведомство особых забот по комплектованию тех самых экзотических крейсеров, которыми в продолжение всей войны рассчитывали усилить эскадру З.П. Рожественского. Без прапорщиков эта задача была совершенно невыполнимой. По планам, несколько раз менявшимся, 6 апреля 1904 г. предполагали укомплектовать четыре крейсера, разделив эту задачу поровну между Черноморским и Балтийским флотами. Командование рассчитывали поручить контр-адмиралу М.А. Данилевскому.
В сентябре 1904 г. речь шла уже о семи крейсерах (из них три с экипажами Черноморского флота) под общим командованием контр-адмирала Н.И. Небогатова (1849-1922), до этого командовавшего учебным отрядом Черноморского флота. Об этом назначении ходатайствовал З.П. Рожественский. Он становился главной фигурой всех совершившихся в те дни приготовлений. Его все более представляли героем, который должен спасти Россию. Никто не хотел видеть, какая пропасть разделяла построенный адмиралом имидж от его действительных достоинств. Демагог, ханжа, умелый царедворец, мелкий верхогляд, необузданный самодур-к этим, уже достаточно проявившимся "достоинствам" адмирала надо добавить то, что он, по отзыву С.О. Макарова, сделанному в 1900 г., был еще "человек вообще неверный и крайне изменчивый". С легкостью мог он и "сдать" даже своего ближайшего помощника А.А. Вирениуса, на "выяснившийся характер" которого в эпопее с походом "Цесаревича" и "Осляби" он 22 января 1904 г. обращал внимание Управляющего. Далек он был, как показали события, и от величия души и от творческого озарения. Но всего этого в аттестациях не писали. Император был чрезвычайно доволен своим адмиралом, которого лично хвалил даже император Вильгельм И. Общество хотело быть обманутым, оно искало героя. И герой нашелся. Факты же таковы, что за напускной суровостью и непреклонностью адмирала скрывались трусость, душевная пустота и удручающая бесталанность. Адмирал продолжал оставаться рабом рутины. Об этом свидетельствовал один, оставшийся в истории неизвестным, весьма характерный эпизод. Произошел он в разгар достроечных работ лета 1904 г.
Явленная приказами его превосходительства немощь власти, обнажилась и в незаметно произошедшей перемене в отношениях З.П. Рожественского "с недавно еще своим" ГМШ. Номинально оставаясь его начальником, он, однако, уже не мог вершить дела с прежней безапелляционностью и во всем, что прямо не относилось ко 2-й эскадре, оказывался в роли рядовой инстанции. 18 июля 1904 г., когда эскадра в Порт-Артуре уже через неделю должна была принять первые посланные ей снаряды японских осадных батарей, а через 10 дней-вступить в свой последний решающий бой, З.П. Рожественский обращается в ГМШ с письмом. Мало напоминало оно сложившийся в литературе облик "грозного адмирала". Еще недавно с высоты своего олимпа и в сознании полной безнаказанности он мог бесцеремонно поучать С.О. Макарова о том, как надо правильно вести войну, а теперь сам начал ощущать ледяные объятия ко всему равнодушной бюрократии. В этом письме, сам, видимо, мало веря своим словам и почти извиняясь за беспокойство, командующий напоминал о том, что государю императору в свое время было доложено, что "все суда 2-й эскадры будут вполне изготовлены к плаванию в текущем июле".
Между тем, работы затягиваются настолько, что корабли и к осени могут быть неготовы. Происходит это от того, что снабжение кораблей совершается "несоответствующим военному времени канцелярским порядком" и некомплект экипажей остается еще значительным. ГМШ надо принять меры к тому, чтобы комплектование было завершено к 31 июля. Почти слово в слово З.П. Рожественскому пришлось повторить те же самые доводы, с которыми накануне войны обращался к наместнику начальник Тихоокеанской эскадры О.В. Старк – о том что важность задачи, стоящей перед эскадрой, заставляет отодвинуть все потребности учебных отрядов, плавающих в Балтийском и Черном морях.
Робкие беспомощные сетования в адрес формально подчиненной ему инстанции – бить в набатный колокол, требовать от власти предельной мобилизации сил и средств, обращаться непосредственно к Управляющему, к великому князю, наконец, – на "высочайшее имя" адмирал и не пытался. Документы об этом в переписках МТК не обнаружены. Ни словом не упоминает о них адмирал и в своих показаниях. Каких-либо инициатив об экстраординарной достройке серии, и в ее составе непременно "Славы", с его стороны так и не последовало. И предположения напрашиваются совсем нехорошие. Не могло ли быть так, что З.П. Рожественский умышленно не спешил с выходом, чтобы спасти от гибели корабли в Порт-Артуре. Не была ли эта неторопливость продиктована корыстным ожиданием того момента, когда эскадра в Порт-Артуре стараниями японцев и верно служивших им "пещерных адмиралов" естественным путем сойдет со сцены. Тем самым театр войны освободится для единственного достойного славы триумфатора, которым безраздельно станет только он, Зиновий Петрович Рожественский. Есть над чем подумать нынешним любителям исторических парадоксов. Советский фильм "За тех, кто в море" мог бы подсказать, что крайнее честолюбие нередко соседствует с преступлением. Автор на своей версии, конечно, не настаивает, но можно ли от нее избавиться, созерцая всю ту непостижимую неповоротливость, с какой совершались достройка серии и вредительская задержка готовности "Славы".
