«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Тут надо отметить, что вся эта массированная «антикомминтерновская» кампания — дань Гитлеру. Незадолго перед тем, 25 ноября 1936-го, в Берлине между Германией и Японией был заключен «Антикоминтерновский пакт», который с удовольствием восприняли в Варшаве. Конечно, Гитлер хотел видеть среди участников пакта и союзных поляков (тем паче статья 2 пакта прямо приглашала другие «цивилизованные» страны присоединяться). Ниже мы скажем о том, как Варшава чуть было не вляпалась в это фашистское образование, а в тот момент, судя по всему, шла пропагандистская обработка польского населения именно с прицелом на присоединение Польши к «Антикоминтерновскому пакту».
Фашистская «антикомминтерновская» идеология вполне соответствовала и все более фашизирующейся государственной идеологии Польши. Показательна ситуация с декларацией полковника Коца от имени ОЗН (после смерти Пилсудского взамен «Беспартийного блока сотрудничества с правительством» полковник Коц организовал «Лагерь национального объединения» — Oboz Zjednoczenia Narodowego — в польской транскрипции ОЗН), провозглашенной как раз в описываемый нами период.
Оная декларация ОЗН, как телеграфировал в НКИД СССР советский полпред в Польше, «делала большой шаг в сторону антисемитизма». Дело в том, что заместитель Коца по ОЗН полковник Ковалевский (бывший военный атташе Польши в Москве и Бухаресте) в одном из выступлений заявил, что членами этого «Лагеря национального объединения» могут быть… страшно сказать… евреи! Что тут началось! В Польше случился грандиозный скандал общенационального масштаба.
Причем возмутились как проправительственные, так и оппозиционные круги. По части антисемитизма польская элита была единодушна. «Разница в разрешении еврейского вопроса между политикой эндеков и нынешней позицией пилсудчиков сводится лишь к методам действий. Эндеки просто устраивают погромы, Коц и Медзинский же хотят изгонять евреев из Польши более „культурными“ способами», — писал в Москву полпред СССР в Варшаве Давтян.
От оппозиции, в частности, лютовала пресса эндеков, обвинявшая «Коца и Ковалевского в том, что они будут принимать в ОЗН и евреев». Ввиду серьезности обвинений (для той Польши сотрудничество с евреями было весьма тяжким обвинением) ОЗН пришлось делать специальное разъяснение, что Ковалевского не так поняли, и что никаких евреев в этой организации не будет. «Приписывание мне слов, что лицо еврейского происхождения и вероисповедания может принадлежать к лагерю, поскольку это лицо может заявить себя принадлежащим к польской национальности, не отвечает действительности… Принцип христианства, на котором основывается декларация полковника Коца, будет решающим фактором при подборе членов лагеря», — оправдывался Ковалевский в пространном заявлении, добавив, что членами ОЗН могут быть только чистокровные поляки, а «евреи не являются поляками» [431].
Однако мы отвлеклись от поездки Бека в Бухарест. «Газета польска», комментируя этот визит, отмечала в передовице от 22 апреля, что «союз с Польшей является для Румынии страховкой в отношении ее наиболее крупного соседа — Советского Союза», в свою очередь для Польши союз с Румынией — это «один из основных факторов равновесия и мира на территории от Балтики до Черного моря».
«В ряде комментариев других правительственных органов, — сообщал советский полпред в Варшаве 26 апреля 1937-го в письме на имя Литвинова, — совершенно ясно высказывается желание о создании блока всех балтийских государств и Румынии, конечно, под руководством „великой Польши“ и, надо полагать, в тесном сотрудничестве с Германией и эвентуально с Италией. Таким образом, антисоветское острие визита Бека не представляет никакого сомнения, и никто это уже не считает нужным скрывать» [432].
Но ближайшей практической задачей Бека, конечно, было добиться дальнейшего развала Малой антанты и изоляции Чехословакии от ее партнеров. Прежде всего это наносило удар по интересам как бы союзника Польши — Франции. Чуть позже, в начале мая 1937-го, бывший проездом в Париже Литвинов сделает «визит вежливости» к своему французскому коллеге Дельбосу и даже пожмет по этому поводу плечами: «Коснувшись махинации Бека, я указывал на создавшуюся аномалию, когда Польша, получая от Франции денежную и военную помощь, интригует против связанных с Францией пактами помощи Чехословакии и СССР», — скажет он в телеграмме в НКИД СССР [433].
А что до махинации Бека, то она состояла в том, что типа союзная Франции Польша умудрялась быть еще и союзником фашистских держав, а кроме того, вынашивать планы расчленения другого французского союзника — Чехословакии.
Как сообщал в Москву советский полпред в Варшаве, Румыния «усиленно обрабатывается» Германией, Италией «и, конечно, Польшей. Польша с азартом включилась в общую германо-итальянскую обработку Румынии, активно исполняя свои обязанности союзника Германии, в надежде на свою долю добычи при перекройке карты Дунайского бассейна, в первую очередь, конечно, Чехословакии. Можно без преувеличения сказать, что (за) последний год польская внешняя политика еще больше сомкнулась с линией германской политики и стала более откровенно антисоветской. Внешним выражением этого стала и польская пресса, которая, правда, и раньше не скупилась на антисоветские выпады. Но теперь эта антисоветская кампания польской прессы в вопросах внешней политики стала более откровенной и более активной. Официозная пресса теперь уже не считает нужным скрывать польских планов в сколачивании антисоветского блока и борьбы с Советским Союзом» [434].
Кстати, насчет упомянутой роли Польши как «великой державы», с чем ее пресса связывала принятие под «польское покровительство» Румынии. Если год-полтора перед тем Варшава носилась с идеей «Балтийской антанты» (само собой, с руководящей ролью Польши), то к 1937-му поляки дозрели до более глобального прожекта. Теперь бы его назвали Балто-Черноморской дугой.
К середине 1937-го информации на сей счет становилось все больше. 1 июня 1937 г. замнаркома индел Потемкин предлагает советскому полпреду в Финляндии выяснить отношение официального Хельсинки к «идее Бека», заключавшейся в том, чтобы выстроить «„санитарный кордон“ от Балтийского до Черного моря… под главенством Польши» [435]. В тот же день Потемкин отправляет письма полпредам в Швеции (А. Коллонтай), в Норвегии (И. Якубовичу) и в Дании (Н. Тихменеву) с тем же поручением — прозондировать позицию скандинавов: «Прошу в очередных письмах осветить проблему отношений скандинавского блока… на то, что Польша… за последнее время пропагандирует в Прибалтике идею создания „санитарного кордона“ из стран, расположенных между Германией и СССР, начиная с Финляндии и кончая Румынией. Эта идея представляет собой не что иное, как новый вариант старого плана создания антисоветского блока на западной границе СССР» [436].
Очевидно, и здесь не обошлось без очередного тонкого хода Гитлера, активно игравшего на польской тяге к «великодержавию». И действительно, жалко, что ли, фюреру — пускай поляки позабавятся, потешат свое самолюбие, главное, что поработают в интересах третьего рейха, отрывая от Франции ее союзников и создавая «санитарный кордон» у границ СССР, не допуская, таким образом, советского вмешательства в перекройку европейских границ.
Румынию полковник Бек открыто трактовал «как страну, интересы которой Польша призвана охранять». Беспардонство Бека доходило до того, что он открыто характеризовал в польской прессе румынских государственных деятелей «как кантитэ нэглижабль» (от франц. quantité négligeable — нечто не стоящее внимания), позволял себе фамильярно похлопывать по плечу румынского короля, называя его «единственным партнером в польско-румынском союзе» [437].
