Жизнь древнего Рима - Сергеенко Мария Ефимовна (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
Рабы-ремесленники и торговцы о своей деятельности в надписях не сообщали; отпущенники делали это охотно. Раб, занимавшийся каким-либо ремеслом, не бросал привычного дела и по выходе на свободу: надписи, оставленные отпущенниками, свидетельствуют о деятельности рабов в той же мере, как и о деятельности отпущенников. Торговля и ремесло и в Риме, и в Италии находятся в их руках.
Просмотрев тома латинских надписей, выносишь убеждение, что не будь этих сметливых голов и умелых трудолюбивых рук, «владыкам вселенной, народу, одетому в тоги», нечего было бы есть и не во что одеться. Они торгуют хлебом и мясом, овощами и фруктами, делают мебель, портняжат и сапожничают, изготовляют ткани и красят их, моют шерстяную одежду. Они работники по металлу, каменотесы, скульпторы и ювелиры, учителя и врачи. Они работоспособны, цепки, умеют выплыть наверх и добиться своего. Агафабул, раб, работавший в крупном кирпичном производстве Домиция Афра, еще в бытность рабом, имел двух собственных подручных («викариев»); выйдя на волю, он купил еще двоих. Один из этих рабов, Трофим, стал его отпущенником и зарабатывал столько, что обзавелся пятью рабами. Дефф подсчитал, что в Риме в эпоху ранней империи из 486 ремесленников, торговцев и людей свободных профессий, только 47 человек были уроженцами Италии или Рима, причем неизвестно, может быть, и они были в каком-то колене потомками отпущенников. В таком промышленном городе, как Помпеи, изготовление гарума, шерстяное и красильное производства находились в ведении отпущенников. Самым крупным денежным воротилой был здесь отпущенник Цецилий Юкунд, судя по его физиономии, уроженец Востока, скорее всего, еврей. В крохотных Улубрах из десяти мельников (мельницы в древней Италии всегда были объединены с пекарней) девять человек были отпущенниками. В этом же городке торговый цех состоял из 17 человек, из них только один был свободнорожденным.
Судьба этого трудового люда бывала различна: многие оставались бедняками, снимали в какой-нибудь инсуле скромную таберну, устраивали здесь свою мастерскую, которая одновременно была и лавкой, и перебиваясь со дня на день, в конце концов сколачивали себе состояние, позволявшее жить скромно, но безбедно. Некоторые выбивались из бедности, заводили свои предприятия, в которых работали их собственные рабы и отпущенники, и становились крупными, заметными фигурами в италийских провинциальных городах. И здесь можно наблюдать явление, на котором стоит остановиться.
Латинская литература знакомит нас главным образом с Римом: о нем пишут и восхищаются им поэты августовского времени, его нравы клеймят Ювенал и Марциал; скорбными осуждениями Рима пестрят страницы Сенеки и Плиния Старшего. Зачитываясь ими, мы часто забываем, что Рим – только один уголок римского мира, что Италия и Рим не одно и то же. В италийских городах и в Риме носили, правда, одинаковую одежду, ели одинаковую пищу и одинаково проводили день, но чувствовать и думать начинали по-иному. Жизнь в этих городах была проще и строже. Не было двора с его тлетворной атмосферой, не было наглых преторианцев, пресмыкающихся сенаторов, толпы светских бездельников и праздной, живущей подачками толпы. Игры устраивались здесь значительно реже, раздачи хлеба и съестных припасов были редки и случайны (городские магистраты обычно ознаменовывали этой щедростью свое вступление в должность) – на них нечего было рассчитывать. Надо было работать. В окрестностях, в своих огородиках и садиках, трудились не покладая рук крестьяне; город оживляла ремесленная и торговая деятельность. Эти города, ничем особенно не примечательные, и население их, серьезное, работящее и трудолюбивое, еще ждет внимательного любящего исследователя. И не только исследователя их материальной культуры.
Столица обычно снабжает провинцию идеями, в древней Италии случилось наоборот: новое пробивается в провинциальных городах. Медленно, незаметно для самих обитателей этой тихой глуши возникает иной строй мыслей и чувств, по-другому начинают слаживаться отношения между людьми. Не следует, конечно, думать, что здесь провозгласят принцип равенства всех людей, но что отпущенник чувствует себя тут иначе, чем в Риме, это несомненно. В Риме он всегда вне городской и общественной жизни (императорские отпущенники, занимающие официальные должности, не идут в счет и в силу своего исключительного положения, и своего небольшого числа), он думать не смеет о том, чтобы войти в нее, а в италийском городе и думает об этом, и стремится к этому. Он не скупясь тратит свои средства на благоустройство города, куда занесла его судьба: ремонтирует бани, поправляет обветшавший храм, замащивает улицы. Расчет у него, конечно, корыстный: ему хочется выдвинуться, создать себе имя, настоять на том, чтобы забыли, как он «в рабском виде» бегал по этим улицам. Расчет удается: город благодарно откликается на его щедрость: позволяет ему отвести в свой дом воду от общественного водопровода, удостаивает почетного места на зрелищах, открывает его сыну дорогу в городскую думу. Город, куда несколько лет назад привели его в цепях, становится для него родиной, дорогим местом, и он любовно и внимательно спешит облегчить его нужды, украсить его, помочь его жителям. Он и старожилы объединяются в этой любви, в гордости своим городом. Он становится своим, и сам перестает чувствовать себя чужаком. Падают стены того страшного пустынного мира, в котором одиноко живет раб, – отныне он член общества. В маленьком италийском городке совершалось постепенное отмирание «рабской души» у одних, а у других начинали пробиваться ростки нового отношения ко вчерашнему рабу: его начинали признавать своим и равным.
Это еще не все: отпущенник – врач, учитель, хозяин мастерской, работа которой ему до тонкости известна, – свои средства приобрел работой и потрудиться для города смог благодаря этой работе. Это видит весь город, и постепенно начинает меняться отношение к труду, исчезает пренебрежение к нему, столь характерное для Рима и его населения. Незаметно рождается новое мировоззрение, возникают новые чувства и мысли, по-иному воспринимается жизнь. Всмотреться в это новое, объяснить его появление – это очередная задача нашей науки, и не Рим, а города Италии должны сейчас в первую очередь привлечь внимание исследователя.
ЛИТЕРАТУРА. ОБЩИЕ РАБОТЫ
Список этот очень далек от полноты. Я называю только наиболее важное.
Becker W. A. Gallus. Bearb. von H. G?ll. Berlin, 1882.
Bl?mner H. Die R?mischen Privataltertumer. M?nchen, 1911.
Carpopino J. La vie quotidienne ? Rome. Paris, 1938.
Frielaender L. Darstellungen aus der Sittengeschiche Roms. 10te Aufl., Leipzig, 1921.
Marquardt J. Privatleben d. R?mer. 2–te Aufl., Leipzig, 1886.
СПРАВОЧНИКИ
Daremberg – Saglio – Potier. Dictionnaire des antiquit?s grecques et romaines. Paris, 1878—1916.
Pauly – Wissowa – Kroll. Real-Encyclop?die d. class. Altertums-Wissenschaft. Stuttgart, 1894—1960.
Adcock F. E. Women in Roman life and letteres. Greece and Rome, 1945. 1 XIV.
Aimard J. Essai sur les chasses romaines. Paris, 1951.
Andr? J. L'alimentation et la cuisine ? Rome. Paris, 1961.
Barrow R. H. Slavery in the Roman empire. London, 1928.
Billard R. Les G?orgiques de Vergile. Paris, 1928.
Bloch R. Rom et son destin. Paris, 1960.
Bl?mner H. Das Kunstgewerbe im Altertum. Leipzig – Praha, 1885.
Bo?thius A. The Neroniana «Nova urbs». Corolla archeologica, Lund, 1932.
Bo?thius A. Das Stadtbild im sp?trepublikanischen Rom. Opuscula archeologica. Lund, 1935. Bd. I.
Bo?thius A. Vitruvius and the Roman architecture of his age. ?????? Martino Nilsson. Lund, 1939.
Bo?thius A. Roman architecture. G?teborgs H?gskolas Arsskrift, 1941. V. 47.
Bo?thius A. Roman and Greek town architecture. G?teborgs H?gskolas Arsskrift, 1948. V. 54.
Bo?thius A. Three roman contributions to world architecture Festkrift J. Arvid Hedvall. G?teborg, 1948.
