Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна (лучшие книги онлайн .TXT, .FB2) 📗
Создается впечатление, что она выросла в защитном панцире из родителей, бабушек и дедушек, друзей семьи и воспитательниц. Хотя она не применяет аналитический подход, который используют Боттом, Фен и Бонапарт, она пишет сфокусированную на себе (и особенно очаровательную) автобиографию детства, в которой воссоздает свой портрет при помощи детальных и убедительно откровенных рассказов. Как и д’Обонн, она полагается на свой дневник, что, возможно, объясняет ее поразительную памятливость. Астор умеет выделять яркие детали, многие из которых связаны с непонятным миром взрослых. Так, она получает ужасный урок, когда простодушно повторяет соседке ехидный комментарий матери о соседском доме, и ей приходится поплатиться. Она задается вопросом, почему взрослые, кажется, хотят говорить только о скучных вещах, – как, например: «У тебя чистые руки» или «Встретила ли ты на прогулке каких-нибудь маленьких друзей» 91, – а извлечь из них какую-либо информацию о более интересных вещах ей не удается. В конце концов она приходит к важному озарению касательно себя и своей семьи: она понимает, что ее родители – это два разных человека, а не единое целое, а также, что каждый родитель или старший родственник относится к ней по-своему. Ее мать хочет, чтобы дочь была красавицей, королевой вечеринок, отец хочет, чтобы она была более спортивной, бабушка, в прошлом рабовладелица, хочет, чтобы внучка стала «южной леди». Обескураженная этими противоречивыми желаниями относительно ее будущего, сама Астор хочет одеваться, как остальные (тема, знакомая нам по многим женским автобиографиям детства), и сопротивляется необходимости взрослеть. В тринадцать лет она отвергла концепцию сексуальных отношений между мужчинами и женщинами. Однако это не мешало ей, начиная с четырнадцати лет, фантазировать о том, чтобы стать роковой женщиной, первой красавицей на балу, хотя (как указывает рассказчица) ее внешность не сильно обнадеживала в этом отношении. Другая линия автобиографии – это история ее литературных интересов. Астор с юного возраста писала рассказы, пьесы, стихи и хотела стать писательницей. В тринадцать лет в школе у нее появляется компания подружек со схожими интересами, и, как в истории Уны Хант 1914 года, они изобретают тайный язык. В реальной жизни она трижды выходила замуж. Ее последний муж была мультимиллионером, а она начала заниматься благотворительностью в статусе светской дамы. Она также опубликовала пару романов.
«Быть молодой: несколько глав автобиографии» Мэри Лютенс (1959) – книга, также лишенная психоаналитического подхода, но, как и Боттом, Лютенс пишет об ошибках первого выбора. Ее история удивляет рассказом о навязчивой, непреходящей детской страсти к молодому человеку и ослепляет сказочной экзотикой жизни в разных странах – куда заводили искания передовых теософов Британской империи.
Лютенс, на поколение моложе Боттом, пишет очень откровенную, почти невероятную историю ее непоколебимой и маниакальной любви к индийскому юноше старше ее на десять лет. Она влюбилась в него еще в раннем детстве (примерно от трех до шести лет) и любила до его смерти, когда ей было семнадцать. Мать Мэри, леди Эмили Лютенс, была убежденной последовательницей теософии, и она привезла этих южноиндийских брахманов-братьев Нитью и Кришну, чтобы под ее покровительством в Британии они стали Мировыми Учителями *.
Лютенс тщательно прослеживает хронологию с раннего детства до смерти Нитьи от туберкулеза, потрясшей ее и заставившей открыть себя заново. Повествование начинается в Британии, но позже мать забирает ее в Индию, где у семьи были крепкие связи: дедушка Роберт Бульвер-Литтон был вице-королем Индии, а ее отец-архитектор – одним из строителей новой индийской столицы *. Впоследствии, несмотря на протесты отца, мать взяла с собой Мэри учиться у духовного учителя епископа Ледбитера * в Австралии. Произведение Лютенс – это настоящая автобиография, так как в центр своей необычной и экзотической истории она ставит саму себя.
Подобно Уне Хант, Лютенс рассказывает о своем воображаемом друге – герое, которого она конструирует из прочитанных книг. Так что у нее есть свой личный мир до тринадцати лет, когда ее воображение (по ее словам) оставляет ее. Центральное место, однако, занимает напряженная история ее любви к Нитье: читатель задается вопросом, чем же она обернется. Проведя все детство в непосредственной близости от теософских кругов, Мэри чуть сама не стала членом Теософского общества. Во время пребывания в Индии она испытала отвращение к «миру мужчин» (британского мира) и открылась «чрезвычайной простоте индийской жизни», презирая Радж *, 92 . Так, она решила стать последовательницей теософии – учения, проповедующего идеи о реинкарнации и карме, предполагающего служение Мастерам (в ее случае Учителем был бы человек, живущий в Тибете) и поощряющего религиозную толерантность. Ланчес записывает момент озарения: в шестнадцать лет она наконец признается в любви Нитье, после чего понимает, что ее духовные стремления обманчивы, на самом деле она хочет только Нитью. Встретит ли когда-нибудь ее любовь к Нитье ответное чувство? Похоже, да, и она в восторге, но потом кажется, что нет. В последние месяцы Нитья предпочитает, чтобы за ним ухаживала замечательная щедрая американка, а не Мэри. Безвременная кончина Нитьи оставляет его любовь к Мэри открытым вопросом. Книга заканчивается на этой неубедительной ноте. Повествование Лютенс предлагает читателю гадать, чего стоит отпустить длительные надежды, которые ни к чему не привели, если вообще когда-то кого-то к чему-то приводили.
Точка зрения ребенка
В период после Второй мировой войны Мари Ле Фран, Мари Ноэль, Шарлотта Беренд-Коринф и Мойра Вершойле продолжили тип психологического самоизучения, начатого Джоан Арден в 1913 году и продолженного в 1930‑х и 1940‑х годах Агнес Мигель, Анной Шибер, Сигрид Унсет, Франческой Аллинсон, Дормер Крестон, Эмми Балль-Хеннингс, Эмили Карр и Мюриэль Сент-Клэр Бирн. Авторы таких произведений воссоздают детское «я». Клара Мальро также обратилась к этому типу в начале своей более длинной и сложной автобиографии детства и юности. Такие произведения, казалось бы, по своей природе требуют от автора отличной памяти. Канадская писательница Ле Фран опровергает эти ожидания. Одна из старейших авторов в группе, она написала «Морское детство» (1959) в глубокой старости, чтобы реконструировать детское восприятие Бретани 1880‑х годов. Она настаивает, что может вспомнить очень немногое, однако она более чем уверена, что это место оказало на нее формирующее влияние. Книга «Рассвет» французской поэтессы Мари Ноэль (1951), к которой она в 1964 году добавила «Воспоминания о прекрасном мае», также возрождает ощущения 1880‑х и больше соответствует описанному типу. В момент, когда она, как ей кажется, приближается к концу своей жизни, Ноэль поэтически и проникновенно оживляет свои воспоминания о раннем детстве, проведенном в Бургундии, в основном в Осере. Она называет себя-ребенка настоящим именем (Мари), а свою семью – настоящей фамилией (Руже). Она возвращается к рассвету своей жизни, «где все еще реальны чудовища, и еще нет никаких путей», – фраза, к которой она возвращается, когда размышляет о том, как мало времени остается ей на земле, и специально фокусируется на воспоминаниях об очень раннем детстве. Как рассказчица, она растворяется в этих воспоминаниях, переживая их заново и с большим мастерством вызывая некоторые, едва ли поддающиеся описанию чувства ребенка, который был поразительно склонен к негативным эмоциям. Здесь и страх быть брошенной, и одержимость вещами, которые уходят, исчезают или умирают. Она ощущает нехватку кого-то, кто существовал бы только для нее, она ненавидит, когда ее мать уходит, уверенная, что та не вернется, ей не нравятся гости, и она не выносит, когда другие дети приходят поиграть, потому что от них только шум, страдания и неприятности. Несмотря на такой страх потерь, она хочет, чтобы ее украл хозяин зверинца с ярмарки, и охвачена «таинственной и ужасной эмоцией» 93, когда позже слышит мелодию, которую она ассоциирует с ним. Ноэль была воспитана в строгой католической традиции. Она рассказывает о своем увлечении религией и бунте против нее, подготавливая почву для знаменательного момента первого причастия в возрасте двенадцати лет, описанного в «Воспоминаниях о прекрасном мае».
