История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века - Чичерин Борис Николаевич (бесплатные серии книг txt) 📗
К: однако управляющий целью должен управлять и средствами.
В: папа действительно направляет светскую власть, насколько она касается духовной жизни: именно, в случае греха, так как суд о грехе принадлежит церкви. Но верховная власть распоряжаться и утверждать не присвоена папе (tamen principaliter disponendo et auctorisando nihil spectat ad Papam).
Таким образом, автор, отвергая теории конечной цели, признает теорию нравственного закона. Сообразно с этим воин говорит в другом месте, что духовная власть не дает предписаний князьям, пока последние справедливо управляют мирскою жизнью, и вступается только там, где князь обращает свое правление во вред будущему блаженству подданных. Защитник светской власти допускает даже, что папа за грех может лишить князя принадлежащего ему имущества, хотя из этого не следует, чтобы он был хозяином этого имущества, ибо судья, не будучи сам собственником, наказывает преступника лишением собственности [167]. Когда же тиранические поступки князя не касаются духовных дел, тогда право низлагать правителя принадлежит не папе, а народу, от которого цари получают свою власть, явно или подразумеваемо. Папа может однако вступаться и здесь, но единственно в том случае, когда те, которых касается это дело, не хотят творить суд и правду 2). Однако в другом возражении воин совершенно отрицает у папы принудительную власть, как не имеющую значения для будущей жизни 3). Таким образом, излагаются рядом теория Оккама и учение Марсилия Падуанского, доводы Петра Дюбуа и Иоанна Парижского. Все это вместе представляет пеструю смесь, в которой мало системы. Автор, по-видимому, хотел изложить все существовавшие в его время мнения, но не прибавил к ним почти ничего своего.
Кроме отношения двух властей, разговаривающие лица касаются мимоходом множества других вопросов. Между прочим, идет речь и об императорской власти. Автор трактата, советник французского короля, конечно, не мог стоять за подчинение всех светских князей императору. Такое подчинение, говорит воин, не установлено никаким законом, ни божественным, ни человеческим. В Св. Писании об этом нет ни слова. По естественному праву, которое состоит в законах общих людям и животным, нет ни царей ни царств. По праву народов, которое составляет также вид естественного права, царства разделены. Императорская власть установлена единственно правом государственным, т. е. римским, ибо римский народ перенес свою власть на императоров. Но государственное право, в истинном смысле этого слова, есть право каждого государства, и по этому праву нет сомнения, что многие народы и царства не подчинены императору. Римское же право не имеет силы для других государств. Притом, по самому римскому праву, римляне, перенося власть свою на императора, не могли подчинить ему народы, которыми они не владели. Наконец, само владычество римлян основано на неправде, следовательно, не может иметь юридического значения. Французские же короли приобрели свои земли войною против неверных, а потому имеют совершенно независимую власть. Право их очевидно из силы оружия (ex armorum missione), из святого помазания и из канонизации некоторых королей. Мы видим здесь, как общей философской идее всемирной монархии противополагаются юридические начала, на которые опирается юная, возникающая из средневекового порядка государственная власть.
Другие предметы, которые обсуждаются в разбираемом сочинении, например: вопросы о дворянстве, о праве войны, о судебных поединках, и т. д., весьма любопытны для изучения духа и нравов того времени. В них более всего проявляются самостоятельные воззрения автора, но они имеют мало теоретического интереса. Под конец спор достигает величайшего ожесточения, причем автор просыпается.
9. Иоанн Жерсон
Между тем как сторонники светской и духовной властей продолжали препираться о правах той и другой, само папство, утратившее прежнее значение, явно показало свою несостоятельность. Произошел Великий раскол. Церковное единство, которого сохранение было главною задачею папской власти, исчезло при борьбе двух соперничающих пап, между которыми разделялся весь католический мир. И это разделение продолжалось целые десятки лет, так что не предвиделось ему исхода. Наконец, для восстановления утраченного единства надобно было прибегнуть к тому средству, к которому напрасно взывали и светские князья, и Оккам, и Марсилий Падуанский — к созыву собора. Это сделалось главною задачею XV столетия. На соборе сосредоточивались все стремления и надежды лучших людей того времени. Действительно, Констанцский собор положил конец расколу. В католическом мире снова явился единый папа, признанный всеми. Но вместе с тем было постановлено, что собор как представитель совокупности церкви стоит выше римского первосвященника, а это учение грозило разрушить сами основы папской власти. Немудрено, что папы вооружились против него всеми силами. XV век наполнен этою борьбою.
Одним из первостепенных деятелей на Констанцском соборе, одним из главных защитников учения о превосходстве соборов над папами, был канцлер Парижского университета, Иоанн Жерсон, последний из великих учителей католицизма в средние века. Ему принадлежит последняя серьезная попытка свести к единству все разнородные средневековые стихии, попытка, которая, однако, по самому существу дела, не могла принести желанного плода. Как богослов Жерсон хотел сочетать противоположные области сверхъестественного и естественного путем мистицизма. Развитие философских начал в схоластике привело, как мы видели, к полному разделению обоих миров. Позднейшие номиналисты, начиная с Оккама, ограничивали приложение разума областью опытного знания, предоставляя все остальное вере. Жерсон, держась того же направления, пытался восстановить в человеческом ведении утраченное единство не посредством разумных начал, а силою чувства любви, ведущего к таинственному единению человека с Богом. Но расходившиеся пути познания не могли быть соединены таким образом. Внутреннее чувство способно доставить личное удовлетворение человеку, но не дает начал для науки. Философия всех времен и народов не что иное, как приложение разума к познанию истины. Светская наука имеет свои пути, от которых она отступиться не может. Она должна была окончательно освободиться из-под влияния богословия. В XVI веке она стала наконец на собственные ноги. В ней совершился тот же процесс, какой произошел и в области политической, которая точно так же окончательно стряхнула с себя теократические узы. И в политике, как в науке, Жерсон стоит на рубеже двух времен, он является представителем идеального единения посредством сочетания разнородных элементов в одно органическое целое.
Деятельность Жерсона была главным образом направлена на восстановление церковного единства. Всякая вещь, говорит он в предложении англичанам, ехавшим на Пизанский собор [168], стремится к своему единству как к бытию, ибо бытие и единство тождественны. Поэтому нет зла хуже разделения членов. Совершенство церкви состоит в единстве как исполнении всякого добра. Между тем церковь страдает от раскола, которого источник — лютая алчность власти (saevissima dominandi libido). Необходимо, следовательно, возвратиться к настоящей цели церковного устройства, восстановить утраченное единство; требованиями же цели должно определяться все остальное, ибо цель налагает необходимость на вещи. Поэтому всякий закон, мешающий сохранению мира и единства, не имеет силы и должен быть отменен; всякое учение, противное восстановлению единства, должно быть признано вредным. Сюда относится мнение, что о папской власти нельзя спорить, что папа непогрешим и не подчинен собору [169].
Видя в единстве добро и конечную цель, Жерсон противополагает внешнему единству, которое сообщается церкви папскою властью, единство внутреннее. Последовательное развитие начал церковного устройства привело католических богословов к той идее, которая с самого начала господствовала в церкви Восточной. Церковное единство, говорит Жерсон, установляется под единым главою, Христом, любовною связью Духа Святого, посредством даров благодати, веры, надежды и любви, сообщающих мистическому телу животворную и приличную ему гармонию [170]. Нося в себе живое семя, вложенное в нее Духом Святым, церковь заключает в себе достаточную силу, чтобы сохраняться в целости и единстве своих членов. Представитель церкви — вселенский собор, т. е. законное собрание из всех состояний церковной иерархии, собрание, из которого не может быть исключен ни один верующий, который требует, чтобы его выслушали. По учению Жерсона, собор может собираться и без папы, с одной стороны, по добровольному соглашению верующих, так как всякое общество, не подлежащее тирану, имеет право сходиться и совещаться, с другой стороны, в случае опасности для спасения церкви, и тогда право сходиться вытекает из самого божественного семени, разлитого по всему телу и дающего ему начала жизни. Вселенский собор направляется Духом Святым. Поэтому всякий обязан ему повиноваться; с ослушником же должно поступать как с язычником и мытарем. Эта обязанность распространяется и на папу. Вселенский собор выше папы, он может уничтожить постановления римского первосвященника, судить его за преступления, наконец, принудить его к отречению, даже без вины, хотя и не без причины, когда этого требует благо церкви. Ибо пастырь существует для пользы стада, и если власть его обращается во вред стаду, а он хочет при ней оставаться, то он не пастырь, а разбойник и волк хищный. Собор представляет собою высшую цель церкви, общее благо, которому, по естественному закону, должна подчиняться частная польза папы, ибо требованиями цели ограничивается все остальное. Впрочем, собор не может отменить полноты власти, данной папе Христом, но он может ограничить ее употребление. Собору принадлежит власть законодательная (potestas conciliative et dictativa), папе — исполнительная (potestas exercitativa et executiva). Собор не может сам собою отпущать грехи, поставлять священников, совершать таинства, воевать против неверных, и т. д., но он может относительно всего этого устанавливать правила, и кто не повинуется им, тот противится Духу Святому, которым действует собор. Так в человеке разум предписывает, а воля исполняет. Этим достигается и наилучшее общественное устройство. Образы правления разделяются на монархию, аристократию и демократию, но выше всех правление смешанное, соединяющее в себе выгоды всех трех чистых форм. Таким образом, церковная власть находится и в соборе и в папе, но разным способом: иначе ключи даны Петру, иначе церкви [171].
