«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Но поляки не просто делили Чехословакию. Они сопровождали этот дерибан более широкими геополитическими раскладами. Тут вам и аншлюс Австрии, и «урегулирование» на Балканах, и решение проблемы колоний. В общем, мыслили глобально.
Крофта продолжал изложение «польского проекта»: «Румыния привлекается к этому плану не столько приобретением новой территории, сколько германо-венгерско-польскими гарантиями неприкосновенности ее территории, особенно на случай „вмешательства СССР“.
Югославия должна согласиться на гарантию неприкосновенности ее границ, даваемую Германией, Польшей и Италией при торжественном отказе Венгрии от претензий на ревизию своих границ с Югославией.
Австрия соглашается и вступает на путь полного аншлюса, фактического аншлюса, формально сохраняя некоторое неопределенное время свою самостоятельность.
Италия удовлетворяется какими-то гарантиями отказа Германии от дальнейшего проникновения на Балканы, признанием „империи“ и Балеарскими островами. Германия направляет свой нажим на Францию, нейтрализуя Англию, и добивается колоний в Африке, в первую очередь в Марокко» [412].
История не оставила следов, кто был автором этого прожекта поданного как «польский проект раздела Чехословакии». Может, канцелярия Гитлера, и по ее поручению поляки забросили этот «пробный шар» (дело, напомню, было за полтора года до реально произошедшего аншлюса Австрии и за два года до действительного расчленения Чехословакии). Или ведомство Бека по собственной инициативе расстаралось. Это не столь важно. Главное, что польские дипломаты выступали эмиссарами Гитлера и активными проводниками его планов.
Тот самый Рыдз-Смиглы, с которым Блюм связывал надежды на корректировку польской внешней политики, в феврале 1937 г. будет ворковать с Герингом и даже придет в восторг от его (Геринга) «прямодушия и обаяния».
«Душка» Геринг заглянет в Варшаву «в стремлении склонить руководство польской армии к заключению военного договора с Германией, иначе говоря, военного союза». И хотя зафиксировать эту цель визита на бумаге у Геринга не получится, он будет весьма доволен, что «ему удалось улучшить отношения между Германией и Польшей, основываясь на том факте, что Рыдз-Смиглы целиком и полностью принял политику Бека».
Как информировал Литвинов советского полпреда в Берлине относительно визита Геринга в Варшаву, последний «с удовлетворением» констатировал «совпадение отношений Германии и Польши к Чехословакии» и приветствовал «выступления Польши против советско-чехословацкого пакта». «Целью германской политики, — доверительно сообщал Геринг полякам, — остается раздел территории Советского Союза». Дословно: «Вы (т. е. Польша. — С. Л.) займете Украину, а нам — север». «Поэтому, — умозаключал Геринг, — дружба между Польшей и Германией должна быть еще больше укреплена и дополнена военным соглашением». Рыдз-Смиглы «отвечал в дружеском тоне, но короче».
«Оба, как Геринг, так и Рыдз-Смиглы, остались довольны беседами, — писал Литвинов. — Геринг говорил, что его еще никогда не встречали так дружески в Польше, как в этот раз, и он надеется, что путем упорной работы удастся включить Польшу в военный союз. Он очень доволен отсутствием расхождений между польскими военными кругами и Беком, который, по мнению Геринга, уже теперь не прочь был бы заключить военный союз с Германией» [413].
В агентурном сообщении советской разведки относительно беседы Геринга с маршалом Рыдз-Смиглы, проходившей 16 февраля 1937-го в присутствии министра Шембека и германского посла в Варшаве фон Мольтке, будут зафиксированы слова Гитлера, которые тот передаст польскому руководству: «канцлер Гитлер поручил ему (Герингу. — С. Л.) самым категорическим образом подчеркнуть, что он теперь в большей, чем когда бы то ни было, степени является сторонником политики сближения с Польшей и будет ее продолжать».
Геринг уверял поляков, что с немецкой стороны нет никаких стремлений отобрать у Польши часть ее территории. Мол, Германия окончательно примирилась с нынешним территориальным положением. Германия и в мыслях не имеет нападать на Польшу, например, из-за «польского коридора». «Нам коридор не нужен. Я это заявляю со всей искренностью и со всей решительностью», — сказал Геринг.
А вот эти слова должны были особо понравиться полякам: «Точно так же, как Германия верит, что Польша не собирается отобрать у нее Восточную Пруссию и часть Силезии, точно так же и Польша может быть вполне уверена, что Германия не намерена отнимать у нее что бы то ни было из ее владений». Польское руководство, очевидно, было весьма польщено тому большому значению, которое придавал Берлин гарантиям «великой Польши» относительно территориальной целостности Германии.
Дабы усилить впечатление, Геринг особо подчеркнул, что в Берлине спят и видят Польшу в качестве именно «великой державы»: «сильная Польша, имеющая доступ к морю, с которой Германия сможет согласовать свою политику, Германии несравненно больше нужна, чем слабая Польша». Опять же общие угрозы. «Необходимо всегда помнить, что существует большая опасность, угрожающая с востока, со стороны России, не только Польше, но и Германии. Эту опасность представляет не только большевизм, но и Россия как таковая, независимо от того, существует ли в ней монархический, либеральный или другой какой-нибудь строй. В этом отношении интересы Польши и Германии всецело совпадают», — обрисовал Геринг точки соприкосновения интересов. И добавил: «При таких условиях Польша может рассчитывать на помощь Германии… Все изложенное свидетельствует о необходимости согласования политики Польши и Германии».
Слова Геринга о «русской угрозе» попали, конечно же, в десятку. Рыдз-Смиглы согласился, что это действительно первейшая опасность, и заверил: «В случае конфликта Польша не намерена стать на сторону СССР, и по отношению к СССР она все более усиливает свою бдительность» [414].
Безусловно, в свой актив мог записать Геринг и совместно изобретенную с поляками формулу, по которой Варшава впредь стала трактовать польско-французский союз. Еще осенью 1936-го Рыдз-Смиглы подтверждал своим французским коллегам готовность Польши воевать на стороне Франции, если она будет вовлечена в конфликт из-за Чехословакии. Теперь позиция Польши изменилась: «Польско-французский союз носит исключительно оборонительный характер и является только двусторонним, доказательством чего служит отношение Польши к Чехословакии», — заявили поляки Герингу. Геринг со своей стороны заверил, что в таком случае Берлин ничего против такого союза не имеет [415].
Подобная трактовка французско-польского договора позволяла Варшаве требовать от Франции военной помощи в случае нападения на Польшу, но самой оставаться в стороне от конфликта, когда Франция выступит в поддержку других своих союзников — например, Чехословакии.
Впоследствии поляки зафиксируют именно такой подход к союзу с Францией непосредственно, перед самими французами. И Париж вынужден будет его принять (по принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок»), дабы удерживать Польшу хотя бы на таком непрочном поводке от оформления полноценного союза с Гитлером.
Примерно через год, в декабре 1937-го, глава французского МИД Дельбос перед визитом в Варшаву будет вынужден принять «предварительные условия», которые выдвинет Бек: «ничего не говорить в Варшаве об улучшении советско-польских и польско-чешских отношений». Дельбос заявит об этом советскому временному поверенному в делах в Польше Виноградову.
«Француз мне открыто говорил об этих предварительных условиях и о том, что поляков нельзя раздражать никакими советами, иначе они все сделают наоборот (эти слова главы французского МИД сами по себе забавны и характеризуют „адекватное“ польское руководство, которое, дабы продемонстрировать „независимость“ своей внешней политики, всегда было готово „на зло теще отморозить уши“. — С. Л.). Разумеется, Дельбос знал также заранее, что в Варшаве он не убедит Бека по вопросу о Лиге Наций и коллективной безопасности, что говорить с Беком по этим вопросам бесполезно. Таким образом, и это, правда, вслух не высказанное предварительное условие молчаливо было принято, и Дельбос не докучал и не раздражал Бека на этот счет и тем самым уступил в вопросе, казалось бы, являющемся краеугольным камнем французской внешней политики. Таким образом, центр тяжести с самого начала был перенесен на „билатеральные“ франко-польские отношения, что целиком соответствует концепции Бека», — сообщал Виноградов 12 декабря 1937-го в Москву [416].
