Ад-184 (Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Авторов Коллектив (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Так что дочь Михаила Ивановича, Матрену Михайловну, воспитывала моя свекровь Гетманская Мария Андреевна, 1912 г. р., которая уже умерла в 1990 г. в 78 лет. Она мне помогала воспитывать 5 детей — ее внуков и Михаила Ивановича, а теперь уже у них 9 правнуков. Вот такая у нас сейчас большая семья. Когда все собираемся, за столом сидит 21 человек.
У нас есть фотография погибшего Михаила Ивановича, но, к сожалению, она слишком большая по размеру. Раньше ходили фотографы по домам, чтобы увеличить фото на память, и жена его, Мария Андреевна, увеличила, а маленького фото не осталось, так что выслать вам фото нет возможности, да и, наверное, поехать в Вязьму у нас не будет возможности. Пенсия у меня три тысячи, у моих детей — дети маленькие, и воспитывают они их сами, без бабушек, так что, если бы раньше несколько лет назад, может, бы и поехали…»
Из воспоминаний Абузаровой (Шестаковой) Надежды Ивановны, дочери Шестакова Ивана Николаевича (1904–1942), красноармейца 7-й Дивизии народного ополчения Бауманского района г. Москвы, и его внучки Роженцевой Елены Анатольевны.
«Летом 2014 г. мама (Надежда Ивановна Шестакова) прилетала из Канады в Москву, чтобы попасть на открытие мемориала работы скульптора Салавата Щербакова. Утром, 21 июня, мы собрались на Поклонной горе, чтобы со всеми другими родственниками, прибывшими со всех концов нашей необъятной Родины и из ближнего и дальнего зарубежья, поехать в Вязьму, где наши деды и отцы сложили свои головы, защищая подступы к Москве. Для моей мамы это была очень важная поездка, она в буквальном смысле ехала на встречу со своим отцом.
На открытии памятника она очень волновалась, тем более ей было доверено перерезать ленточку. Мама до сих пор вспоминает эту поездку по всем памятным местам и братским захоронениям, очень благодарна всем людям, которые помогли организовать эту поездку, и РВИО, которое финансировало создание этого замечательного, такого долгожданного памятника.
Мой отец, Шестаков Иван Николаевич, ушел добровольцем на фронт, имея „белый билет“, в первых числах июля 1941 г.
Мне тогда было 8 лет. Я помню, как 22 июня, во время завтрака, из черного репродуктора раздался голос Молотова, который сообщил о начале войны с Германией. Меня должны были в этот день отправить в пионерский лагерь, но отправили в лагерь на неделю позже, под Можайск. Через неделю моего пребывания в лагере мы узнали, что немецкие лазутчики подошли буквально к самому лагерю. Поэтому родители, кто мог, приезжали забирать своих детей из лагеря.
За мной приехала мама, и мы добирались до Москвы целые сутки на подводе, на грузовых машинах и пешком. Вечером, в 20:00, мы были на Охотном ряду, нас проверил патруль и пропустил пройти через Красную площадь, чтобы мы смогли дойти до дома, который находился на улице Пятницкой (Старый Толмачевский пер.).
Не доходя 100 метров до дома, нас остановили милиционеры, так как к тому времени уже наступил комендантский час и ходить по улицам гражданским было нельзя.
Нас оставили ночевать прямо в здании милиции, мы с мамой спали на стульях, и отпустили нас только в шесть утра.
Когда мы вошли в нашу коммунальную квартиру, папы уже не было, и соседка сказала, что он ушел в пять утра. Папа специально так устроил, отправив мою старшую сестру на дачу в Лопасню, а маму за мной, чтобы мы не знали, что он уходит в ополчение и не хочет долгих и трудных прощаний.
Мы вошли в пустую комнату и на подоконнике увидели прощальную записку, прислоненную к стакану. Когда мама взяла записку, стакан упал и разбился на мелкие кусочки. Мама сказала: „Все. Папу мы больше не увидим“.
Но в первые дни мы получали от папы треугольные письма, в которых он нам писал, что у него все хорошо и мы обязательно победим фашистов. Вот одна фраза, которую я почему-то запомнила: „Шурик, я здесь как на курорте, сплю на подушечке, которую ты вышивала“. Последнее письмо, датированное 3 октября 1941 г., было адресовано мне, его любимой младшей дочери. Он меня хвалил, что я занимаюсь школьными предметами самостоятельно, так как школы к тому времени уже не работали.
А в декабре 1941 г. мы получили уведомление о том, что „ваш муж, Шестаков И. Н., пропал без вести“…»
Из воспоминаний Терентьевой (Петровой) Матрены Захаровны, сестры красноармейца Петрова Алексея Захаровича (1921-20.01.1942, лазарет № 1 «Дулага-184»).
«Петров Алексей Захарович родился в 1920 г. в с. Ивашкино Первомайского района Татарской АССР. В Книге памяти Республики Татарстан не учтен. Погиб 20.01.1942 в лазарете № 1. Родственники: сестра Терентьева (Петрова) Матрена Захаровна, 1934 г. р., в настоящее время проживает в с. Старое Ильмово Черемшанского района Республики Татарстан.
Матрена Захаровна рассказала о своей семье.
Отец — Захар Григорьевич Петров — был колхозником, плотником, мастером на все руки, жена его, Татьяна Ефимовна, тоже работала в колхозе. Семья большая, четверо детей: два сына и две дочери. Братьев Матрена Захаровна помнит совсем немного. Старшим был Алексей, который до призыва в 1940 г. являлся комсоргом колхоза и работал заведующим избы-читальни. Алексей был 1921 г. р., а в военкомате сказал, что с 1920-го. Так хотелось ему быстрее стать взрослым, пройти армейскую жизнь. „Расти большая, сестренка!“ — сказал Алексей, высоко поднимая над своей головой маленькую Матрену. Вот эти слова и ясный взгляд юного и сильного брата запомнила она на всю жизнь. Отец Захар Григорьевич ушел на фронт в 1941 г., потом брат Николай. Домой вернулся только отец. Оба брата погибли. Извещения, которые пришли, были скупы на слова: „Пропал без вести“. И все…»
(Воспоминания записаны поисковиком Ларисой Валуховой, Ростовская область.)
Из воспоминаний Пчелякова Юрия Николаевича, племянника десантника Николая Дмитриевича Сухова (1923-07.09.1942, лазарет № 2 «Дулага-184»).
«С большим волнением прочитал в газете о Сухове Николае Дмитриевиче из д. Ивановка, 1923 г. р. Это мой дядя по матери. О гибели дяди Коли в лагере „Дулаг-184“ (Вязьма) в годы Великой Отечественной войны я узнал из интернета в 2011 г. благодаря открытию архивов упомянутого выше лагеря. Архивы были захвачены в ходе операции по освобождению г. Вязьма разведчиками Смерша. Теперь мы, родственники, знаем дату гибели дяди Коли, в этот день поминаем его.
Расскажу то, что я знаю о нем. Мать его, Сухова Александра Ильинична — моя бабушка — никогда не верила в гибель сына до самого последнего своего часа. А умерла она в 1976 г. в возрасте 86 лет. Его фотография, электронную версию которой я вам сегодня высылаю, висела в доме бабушки на самом видном месте. Воспоминания детства меня трогают и вызывают слезы до сих пор: ранее утро, бабушка сидит на крыльце и всегда смотрит в начало нашей улицы: вот он сейчас придет, и я должна его встретить!
Из его самых близких родственников к настоящему времени осталась только его сестра, моя мама, Пчелякова (Сухова) Клавдия Дмитриевна, ей сейчас 86 лет, она тяжело больна. Отец его, Сухов Дмитрий Павлович, был призван в 1941 г. и в 1942 г. погиб, защищая Москву.
Дядя Коля перед призывом на фронт закончил ветеринарное училище в Алатыре, был комсомольцем, отличался хорошим здоровьем, был спортивным человеком. Видимо, эти обстоятельства и сыграли решающую роль в направлении его в десантные войска.
Призван он был в марте 1942 г. через Кувакинский военкомат, деревня наша тогда относилась к Кувакинскому району. Уже в мае, по сведениям его однополчанина, который прислал письмо его матери, он был в составе отряда десантирован в район города Смоленска. В этом же месяце связь с ним прекратилась. Как рассказывала мне бабушка, до этого дядя Коля написал с фронта несколько писем. Письма были полны оптимизма, уверенности в полной победе над врагом. „Мама, прошу тебя, обо мне не беспокойся.
