Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг. - Егорьев Всеволод Евгеньевич
В бою владивостокских крейсеров такой же случай дважды повторился на «Громобое». В одном случае снаряд попал и разорвался вблизи рубки (рис. 5). Осколки его ударились в толстую вертикальную броню ее, от нее рикошетировали вверх, были уловлены грибовидной крышей рубки и уже от нее, вторично рикошетировав внутрь, нанесли жестокий урон среди находившегося там командования.
На «Громобое» в рубке дважды был ранен командир корабля, ранен старший штурман и смертельно ранен старший минер.
На «России» в боевой рубке был ранен старший штурман. В боевой рубке «Рюрика» в самом начале боя был убит командир крейсера и разбиты приборы управления.
Боевые рубки на русских кораблях того времени состояли из толстой вертикальной брони, доходившей до высоты глаз стоявшего в рубке человека. Для предотвращения проникновения в рубку снарядов, падающих навесно, устраивалась (более тонкая) грибовидная крыша, диаметром превосходившая диаметр самой рубки. Взамен двери (нз опасения ее заклинивания опять-таки от непосредственного попадания снарядом) с задней стороны ее ставился, несколько отступя от вертикальной брони рубки, броневой траверс, прикрывавший открытую часть задней стенки всего сооружения.
Все рассчитывалось на прямые попадания и только. Резко выраженное осколочное действие японских снарядов вовсе не было предусмотрено. Очень широкая сплошная амбразура рубки давала сама по себе достаточную непосредственную возможность проникновения в рубку осколков, а грибовидные выступы крыши только способствовали улавливанию их, в случаях, когда они рикошетировали от вертикальной брони вверх, вторичный же рикошет осколков от внутренней части гриба крыши направлял их внутрь рубки (см. рис. 8).
Совсем плохо обстояло дело, как мы видели, с механизмами вертикальной наводки палубных орудийных установок крейсеров.
При стрельбе на дальней дистанции сгибались и ломались зубья подъемной дуги и шестерни. Это или значительно замедляло стрельбу, или прекращало ее совсем.
Например, на «Победе» (броненосец Порт-Артурской эскадры) из-за этого 6-дм. орудия в среднем делали меньше, чем по выстрелу в минуту.
На «Рюрике» только треть пушек была подбита неприятельским огнем, а две трети были выведены из строя вследствие повреждений подъемного механизма. Процент этот был еще выше на крейсере «Россия».
Также много таких повреждений было и на «Варяге». [295]
И, наконец, одной из важнейших непосредственных причин, содействовавших поражению русского флота, были снаряды. На этом вопросе следует остановиться подробнее.
На Владивостокском отряде осознание негодности русских снарядов произошло не сразу. Потребовалось несколько месяцев прежде чем этот тяжелый вывод был сделан.
Первые суждения о результатах действия рус свих снарядов после боя 14 августа были совершенно неправильными.
Заблуждение об их качествах было общераспространенным. Нет ничего удивительного, что ответственные за технику русской артиллерии генералы из артиллерийского отдела Морского Технического комитета в январе 1904 г. напутствовали Иессена при отъезде последнего из Петербурга словами: «Относительно нашей артиллерии Вы можете быть совершенно спокойны – она стоит безусловно выше японской». Официальный оптимизм их вполне соответствовал господствовавшей во всей русской армии и флоте преступной формуле: «Шапками закидаем» и нисколько не противоречил возможному намерению скрыть свои собственные ошибки. Наивная вера в то, что русская морская артиллерия не хуже, а может быть и лучше японской имела распространение среди плавающего офицерского состава флота.
В цитированном выше письме одни из участников боя 14 августа приводит следующие, все еще удерживавшиеся среди личного состава владивостокских крейсеров, суждения:
Рис. 8 Разрез боевой рубки русских кораблей.
«Думают у нас, что наши снаряды, не разрываясь на такое множество мелких осколков и имея трубки более медленные, нанесли им (японцам. – В. Е.) очень солидные повреждения. Здешний американский морской агент (атташе), осматривая наши крейсеры, усиленно добивался знать, какими снарядами мы стреляли – вероятно ему были известны повреждения японцев.. .»
Первый сигнал о негодности русских снарядов привез первый отпущенный еще в ходе войны возвратившийся во Владивосток человек из состава экипажа «Рюрика», который рассказал 0 пробоинах от неразорвавшихся русских снарядов.
Полученное сообщение толкнуло адмирала Иессена на обсуждение этого вопроса с артиллеристами отряда. В итоге его явилось «полное подозрение» в неправильности действий русских взрывателей и недостаточной силе разрывного заряда.
Следующие два факта подтвердили эти сомнения. Во-первых, применение для всех как бронебойных, так и фугасных снарядов 152, 203 и 254-мм орудий того времени, одного и того же двухкапсюльного взрывателя генерал-лейтенанта Бринка.
Нарочито замедленное действие этого взрывателя предусматривалось для того, чтобы снаряд, преодолев первую (быть может даже броневую) преграду, взрывался только внутри корабля.
Во-вторых, чрезвычайно малый вес разрывного заряда русских снарядов по сравнению с японскими (английскими). Кроме того, взрывчатым веществом, применявшимся у русских, был увлажненный пироксилин, содержавший до 30% воды, что еще более уменьшало вес разрывного заряда.
В этом отношении русский флот шел путем, совсем отличным от флотов других государств. Японцы, тщательно следовавшие по стопам развития английской техники, имели снаряды, подобные английским. [296]
Их отличительная черта – сильнейшее фугасное действие достигалось: 1) значительно большим содержанием взрывчатого вещества, 2) значительно более эффективным качеством самого взрывчатого вещества (так наз. «шимозе» – пикриновая кислота), 3) весьма простыми, но крайне чувствительными взрывателями.
Увеличение веса взрывчатой начинки снаряда достигалось:
1) большей длиной его по сравнению с русскими того же калибра.
2) более тонкими стенками самого снаряда, благодаря чему внутренняя полость, могущая вместить снаряд, еще увеличивалась.
Эти два мероприятия были применены и в английском (японском) бронебойном снаряде, причем оказывалось, что в нем было больше взрывчатого вещества, нежели в русском фугасном (одного и того же калибра).
Практически это означало, что у русского флота, собственно фугасных снарядов, какие в то время существовали у большинства иностранных государств, вовсе не было.
По существу было только два вида бронебойных снаряд с одинаковым для обоих взрывателем «с замедлением» и с несколько различным в каждом из них, но безусловно недостаточным по количеству взрывчатым зарядом из слабого по своей эффективности взрывчатого вещества.
Бронебойное их действие, ввиду значительных дистанций боя и ограниченности калибра (152 и 203 мм), в бою 14 августа не могло иметь значения. Фугасного действия на неприятельском корабле, в большинстве случаев, они не проявляли, так как они или пронизывали оба борта корабля, не успев взорваться, или же, взорвавшись, наносили ничтожные повреждения.
Русский снаряд, попавший в небронированный борт неприятельского корабля, оставлял в нем круглое отверстие, приблизительно равное калибру снаряда; выходное отверстие или соответствовало входному, или несколько превосходило его по размерам.
Все здесь сообщаемое о снарядах не было в то время какой-нибудь недоступной ни для кого новостью, и не являлось чужим секретом.
Для людей, хотя бы в малой степени следивших за иностранной специальной литературой, не должно было быть тайной, что японские фугасные снаряды имели длину, равную четырем и более калибрам, тогда как русские не превышали 2,5-2,7 калибра. [297]
