В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905) - Уткин Анатолий Иванович (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
Шахэ
Английский наблюдатель Гамильтон пишет, что «японцы совершенно определенно верили в то, что русские вскоре предпримут наступательные операции против них. То обстоятельство, что Куропаткин решил не продвигаться на юг и ждать последней битвы у Тиелина, севернее Мукдена, а не бросаться назад, было самым большим подарком судьбы, который только могла получить Япония».
Наступали зимние холода. Именно в это время — когда русские солдаты чудовищно мерзли в районе Мукдена, в японскую армию начали поступать серые шерстяные шинели с меховым воротником. У японского солдата имелись два шерстяных одеяла, а у русского — ни одного. Непосредственно на фронте японским солдатам продавали сигареты, носовые платки, мыло, зубные щетки, писчую бумагу, конверты. Ближайшее место, где можно было купить саке или пиво было примерно в ста километрах — условие немыслимое для русской армии. Японским солдатам позволяли пить только чай. Развлечением могла быть рыбная ловля и написание писем домой. Доблесть в сражении подавалась как обязанность. Смерть за императора была естественным путем воина.
Сила двух сторон очень скоро получила еще одну возможность для апробации.
Отступив от Ляояна к Мукдену, русские получили новый фронт. Вернее, два фронта, один — обращенный на восток, другой на запад. Посредине текла река Шахэ, приток Тайцу. Как и прежде, железная дорога образовывала ось российской обороны, коммуникаций, даже мировосприятия. Большое отличие от Ляояна: здесь были деревья — сосны, тополя, ивы. Их тень освежала, и солдаты льнули к знакомым предметам, к деревьям на равнине — более знакомый пейзаж, чем невыносимые просовые поля Ляояна.
Инициативой владела японская сторона, эта инициатива, как уже говорилось, была дарована. Японские армии продвигались от побережья вглубь Евразии, отходя от баз, но окрыляясь победным духом. После взятия Ляояна генерал Ойяма не выказал признаков спешки. Две первые недели сентября он приводил в порядок свою потрепанную армию, не спеша обдумывая свой следующий шаг. Он методически готовился к последующим испытаниям судьбы. Ойяма был доволен пополнениями, хотя, если к Куропаткину пришли два корпуса, к нему, Ойяме подошла лишь Вторая кавалерийская бригада принца Канина. Но доукомплектация прежних подразделений шла строго по плану. Слабым местом было создание боезапасов — много снарядов шло генералу Ноги. Требовалось усилить работу японских заводов, и наладить процесс снабжения через море. Поставки из Германии не были массированными.
Что принесет маньчжурская осень? 2 октября 1904 г. Куропаткин издал давно ожидаемую прокламацию. Смысл ее был в необходимости перехватить инициативу. «Пришло время нам навязать свою волю японцам… Мы будем бесстрашно наступать, полные решимости отдать наши жизни, выполняя свой долг до конца. Да поможет нам воля Всевышнего». Нельзя не отметить ограниченность поставленных Куропаткиным целей. Он призвал войска «атаковать противника и овладеть контролем над правым берегом реки Тайцу». Не окружить японский экспедиционный корпус, не рассечь его надвое, не пробиться к страждущему Порт — Артуру, а завладеть неким клочком территории, который сам по себе никакого стратегического значения не имел.
У Куропаткина был 261 батальон против 170 батальонов Ойямы. Русская армия была поделена на две части. Восточной командовал генерал Штакельберг, в распоряжении которого были Первый, Второй и Третий сибирские корпуса, бригада Четвертого сибирского корпуса и Сибирская казачья дивизия генерала Александра Васильевича Самсонова (трагического героя следующей войны). Генерал Бильдерлинг командовал Западным фонтом, в который входили Десятый и Семнадцатый армейские корпуса, поддержанные 51?м и 52?м драгунскими полками, половиной Оренбургских казаков и Уральской казачьей бригадой. Чтобы закрыть «прогал» между восточной и западной своими группировками, русское командование создало Центральную группировку на основе Четвертого сибирского корпуса и казачьей дивизии генерала Мищенко. Первый корпус и Шестой сибирский корпус были выдвинуты вперед. Восточной группировке было приказано окопаться. Шестой сибирский корпус размещался между Телингом и Мукденом (позднее вошел в Западное командование). На крайнем западе русских позиций стояли три пехотных полка, артиллерийская бригада, кавалерийская бригада и мобильный казачий полк.
Начало, ничего не скажешь, было торжественным — играли оркестры и развевались знамена, когда армии выступили вперед на рассвете 5 октября 1904 г. на фронте примерно в 70 километров. Все жаждали встречи с обидчиками, затаившимися севернее Ляояна. Между противниками лежала обширная ничейная земля, на которой только иногда происходили стычки русских и японских патрулей. Вначале пейзаж радовал — снятый урожай смягчал память о ляоянском–гаолянском кошмаре, но потом острая стерня стала давать о себе знать даже через армейские сапоги, не говоря уже о китайских тапочках. По мысли Куропаткина, не здесь, а восточнее, в горах должен был Штакельберг нанести первые удары по японской армии. Но и здесь примитивные карты сразу же показали свою непригодность, а крутые горные кряжи были тяжелы и для подъема и для спуска частей и подрахзделений. Первой обнаружила мощное русское движение размещенная в горах кавалерийская бригада Умисавы — ее передовые посты подверглись огневому удару русских кавалерийских частей. Возникла и ясно обозначилась возможность окружения забравшихся в горы японцев.
В японском командовании проявили себя разногласия. Куроки пришел к выводу, что прямолинейный Куропаткин именно на правом японском фланге решил нанести свой основной удар. Но главнокомандующий Ойяма уверен не был. Не отвлекающее ли это движение? Но уверенному в себе Куроки повезло как всегда. На теле убитого русского штабного офицера были обнаружены приказы Куропаткина, адресованные Штакельбергу: выступить против правого фланга японцев, затем повернуть на юг и далее идти на Ляоян.
В отличие от русских генералов в подобных обстоятельствах, Ойяма не отдал приказ усилить укрепления Ляояна и пассивно ждать приговора судьбы. Он отдал приказ немедленно наступать. Смелость против осторожности, порыв против пассивности. 9 октября в 10 часов вечера Ойяма провозгласил общее наступление всех трех своих армий: Оку на левом фланге, Нозу в центре, а Куроки на правом фланге. Время шло, но японцы не привыкли зевать и ждать неизбежного. Уже через сутки японское командование решило, что первый приказ пассивен и издало второй. Текст был лапидарен: «Я хочу оттеснить противника, стоящего в настоящее время к востоку от Мукденской железной дороги, на северо–восток». Не только предвосхитить «южный поход» Куропатина, но энергично напасть на массу русских войск и отжать ее в северо–восточном направлении, в сторону от «дороги Мандаринов» и железнодорожного пути. Главная задача падала на Первую армию, а Вторая и Четвертая армии осуществляли движение к западу. Генеральная идея — отрезать атакующую русскую армию от баз снабжения, от Мукдена, и в осеннем месиве оставить их гибнуть забытыми Богом меж маньчжурских сопок.
А русские войска, хоть и наступали, но внутренне готовы были к смене своих полупланов, завися от инициативы агрессивного противника. Посмотрим на происходившее глазами бывшего в японской армии в качестве наблюдателя английского аристократа сэра Иена Гамильтона. С холмов Ентая Гамильтон просто воочию видел эту потерю русской армией стратегической инициативы. Нерешительность русского командования стоила ему потери «права первого голоса», силы первой атаки, воодушевления и владения инициативой. «В пяти милях к северу наступает противник. Так далеко, насколько я могу увидеть, земля полнится русскими. Здесь нет гаоляна, никуда не спрячешься, русские стоят плотной массой, кавалерия, пехота, пушки — такой строй, какой я в прежние годы видел только на парадах… Эти темные массы начали медленное и торжественное развертывание, которое заставило мое сердце ёкнуть от общего ощущения беспокойной силы, чувства неминуемости направленного на тебя удара. И теперь эта длинная колонна остановилась. Странная нерешительность! Они оставались стоящими без движения десять минут, двадцать минут, и тут я понял, что они готовятся окопаться вне пределов огня японцев. И в этот момент все опасения покинули меня. Я не могу описать этого чувства, или проявления инстинкта, захватившего меня. Меня охватило огромное спокойствие и полная убежденность в том, что русские своими неловкими действиями навсегда расстались с этим моральным подъемом, который является величайшим достоинством атакующей стороны».
