Неизвестные страницы русско-японской войны. 1904-1905 гг. - Шишов Алексей Васильевич (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Кроме того, во время войны вся радикальная пресса была полна нападками на армию и офицеров. Дело дошло до того, что в газете «Наша Жизнь» некий г. Новиков высказал, что студенты, провожавшие уходившие на войну полки, этим поступком замарали свой мундир(…)
В той же газете мы прочли, что в Самаре какой-то священник отказался причащать привезенного из Маньчжурии умирающего от ран солдата по той причине, что на войне он убивал людей. Какой ужас должен был пережить этот несчастный верующий солдат, отдавший свою жизнь родине и вместо благодарности в минуту смерти выслушавший от духовного пастыря лишь слова осуждения! Какое впечатление должен был этот факт произвести на его товарищей!
Само собой понятно, в какой мере такое отношение общества влияло на армию.
Для примера я приведу выдержку из письма одного фейерверке-ра, командированного от артиллерии 3-го Сибирского корпуса в Москву. Вот что писал (…) этот развитой и честный солдат:
«Я жалею, что поехал сюда, я теперь так же злостно настроен ко всему окружающему, да оно и понятно: я хотя не выстрадал физически, но уже второй год страдаю материально, терпит и моя семья, и я вправе рассчитывать на сочувствие и уважение, но, к нашему горю, В.Ф., этого мы здесь не найдем… Бедные те наши братья-товарищи, которые свою жизнь положили за честь родины – их она не помянет, даже не признает, только где-либо в глуши деревенской, да в закоулке города молится и плачет мать, потерявшая сына, жена и дети хозяина, отца и кормильца, а родина кричит: к черту войну, война глупая, дурацкая, никуда не годная. Это, значит, глупцы и дураки и те, крестики которых одиноко рассеяны по сопкам и долинам Маньчжурии! В унисон им хочется кричать: к черту такая родина, к черту вы с вашей гадостью, безволием, тленью и вонью; хочется бежать подальше от такой родины…»
Вот еще отрывок из статьи одного боевого офицера, помещенной в «Русском Инвалиде»:
«Шестнадцать месяцев тревог, волнений, страшных лишений, бесконечно ужасных, потрясающих картин войны, способных свести человека с ума; щемящее чувство боли от незаслуженных обид, оскорблений, потоков грязи, вылитых частью прессы на нашу армию, безропотно погибающую на полях Маньчжурии; оскорбление раненых офицеров на улицах Петербурга толпою; презрительное снисхождение нашей интеллигенции к жалким потерпевшим по своей же глупости, вернувшимся с войны, – все это промелькнуло передо мной, оставив глубокий след какой-то горечи… Вы радовались нашим поражениям, рассчитывая, что они ведут вас к освободительным реформам. Вы систематически развращали прокламациями наших солдат, подрывая в них дисциплину и уважение к офицерам…»
Генерал-майор Е.И. Мартынов в своей работе не сгущал особо краски, когда писал об отношения российского общества к войне на Дальнем Востоке. Время требовало перемен в государственной жизни, но на их пути стояла династия Романовых, которые во все времена опирались прежде всего на армию.
…Неудачный ход войны все больше тревожил правящие круги России. 24 августа на совещании у императора Николая II принимается окончательное решение о посылке из Балтийского моря в помощь блокированной порт-артурской (1-й) Тихоокеанской эскадре 2-ю Тихоокеанскую эскадру. Решение, с учетом расстояния перехода корабельной армады и времени на него, оказалось запоздалым. Выход в море эскадры намечался в первой половине октября.
Об этом решении со скоростью передачи телеграфного сообщения стало известно в Токио. Как только завершилась Ляоянская операция, главнокомандующий императорскими сухопутными силами маршал Ояма получил высочайшее распоряжение перейти к обороне между реками Шахэ и Тайцзыхэ.
От маршала Оямы требовалось в той ситуации одно – оказать всяческое содействие осадной 3-й армии генерал-полковника Маре-сукэ Ноги в овладении крепостью Порт-Артур и уничтожении блокированной в его внутренней гавани русской эскадры.
Опасность соединения двух русских Тихоокеанских эскадр для воюющей Страны восходящего солнца была настолько велика, что все подготовленные резервы, саперы, тяжелая артиллерия отправлялись с Японских островов только под Порт-Артур. Осадная армия стала получать морем боеприпасы и продовольствие без всяких в ходе войны ограничений. Положение осажденной с моря и суши Порт-Артур-ской крепости резко ухудшилось. Известие об очередном отступлении Маньчжурской армии все дальше на север с болью отозвалось в сердцах защитников русской крепости.
Император Николай II и правительство потребовали от командующего Маньчжурской армии оказания помощи осажденному Порт-Артуру. Адмирал Е.И. Алексеев, в свою очередь, требовал недопущения отхода русской армии к самому Мукдену. Генералу А.Н. Куропаткину пришлось уступить этим требованиям, и он вознамерился перейти в наступление и овладеть только что оставленным правым берегом реки Тайцзыхэ.
19 сентября командующий отдал приказ по Маньчжурской армии, в ктором он выразил свое решение захватить инициативу в войне. В приказе вспоминалось славное прошлое русского оружия, говорилось, что воевать за 10 тысяч верст от Родины тяжело, что все это будет преодолено, что царь ждет от своих воинов победы:
«Войска Маньчжурской армии, неизменно сильные духом, до сих пор не были достаточно сильны численно, чтобы разбить выставленные против них японские армии. Требовалось много времени, чтобы одолеть все препятствия и усилить действующую армию в такой мере, чтобы она с полным успехом могла выполнить возложенную на нее трудную, но почетную и славную задачу…
Проникнитесь все сознанием важности победы для России. В особенности помните, как нужна нам она, дабы скорее выручить наших братьев в Порт-Артуре, семь месяцев геройски отстаивающих вверенную их обороне крепость…»
После Ляоянского сражения в российском Генеральном штабе и Военном ведомстве было решено для удобства руководства войсками в войне на Дальнем Востоке сформировать 2-ю Маньчжурскую армию. Первоначально в ее состав вводились 6-й Сибирский корпус, 8-й армейский корпус, 4-я Донская казачья дивизия, отдельная пехотная дивизия и другие части. Куропаткин, готовясь к наступлению, обратился к императору Николаю II с просьбой, чтобы часть сил, предназначенных для формирования новой армии, выделить временно ему для сражения на реке Шахэ. Просьба была удовлетворена.
После проигранного Ляоянского сражения условия в целом для русской армии складывались благополучно. Войска были хорошо вооружены, имели боевой опыт, из России поступили свежие обученные резервы. Моральное состояние полевых войск, несмотря на непрерывные неудачи, оставалось все же устойчивым.
К тому времени Маньчжурская армия состояла из шести Сибирских (стрелковых) корпусов (1-го, 2-го, 3-го, 4-го, 5-го и 6-го) и трех армейских корпусов (1-го, 10-го и 17-го). Правда, численность их была различна в силу разных причин. Если 6-й Сибирский корпус имел в своем боевом составе 30 тысяч штыков, то 2-й Сибирский – только 7 тысяч штыков. Численность Маньчжурской армии составляла 194 427 человек пехоты, 18 868 человек кавалерии, 758 орудий и 32 пулемета.
Организационно Маньчжурская армия делилась на две оперативные группировки войск. Они получили название Восточного (левое крыло армии) под командованием генерала Штакельберга и Западного (правое крыло армии) под командованием генерала Бильдерлинга отрядов. Главной тыловой базой армии становился на КВЖД город Харбин, промежуточными – города Мукден, Телин и Чантуфу.
Японская военная разведка и агентура в русском тылу выдали штабу маршала Оямы преувеличенные данные о силах противника. При суммировании разведывательных данных японские штабисты определили силу русской армии в 200 тысяч штыков, 26 тысяч сабель и 950 орудий.
Русская разведка, в свою очередь, значительно преуменьшила силы неприятеля. В штабе командующего Маньчжурской армией японские войска исчислялись в 144 тысячи человек пехоты, 6360 кавалеристов и 648 орудий. В действительности три японские армии имели в своем составе 170 тысяч человек: 8 пехотных дивизий, 9 резервных и 2 кавалерийские бригады, не считая пополнений, находившихся на марше. Японские войска стали получать хорошее снабжение: железная дорога Дальний – Ляоян была «перешита» на узкую колею, благодаря чему улучшилась связь с портом.