Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Не менее жуткие сцены происходят, когда обезумевшие от голода солдаты буквально разрывают лошадей на части. Одно дело прочитать в военной литературе: «Отступающие войска питались кониной», и совсем другое — воспоминания очевидца: «Сперва начали убивать самых тощих лошадей, застреливая их на месте. Оставалось ещё немного соли и приправ; но и это скоро уничтожилось; стрелять лошадей уже перестали и прямо вырезывали куски мяса из живых лошадей. Несчастные животные, обливаясь кровью, дрожа всем телом, стояли как оглушённые и, наконец, падали обессиленные на землю. Французы прежде всего вырезали лошадям языки, не добивая их окончательно. При этом отступлении нет ничего ужаснее воспоминаний тех зверств, которые люди совершали над людьми и животными».
Вот ещё одно свидетельство. «С лошадьми обращаются ещё хуже. Последние (главным образом войсковые лошади), оставленные своими всадниками и обессиленные, инстинктивно следуют за колонной, стараясь приблизиться к людям, от которых ожидают ухода и корма. Этих бедных животных убивают самым жестоким образом, с единственной целью достать кусок мяса; я видел у дороги многих лошадей, которым были отрублены задние ноги и которые ещё оставались живы».
В самом бою жизни и коня и человека зависят от действий друг друга. Поэтому кавалеристы были обязаны уметь не только владеть оружием и управлять животным, но и чувствовать его: ухаживать, кормить, поить, следить, чтобы снаряжение было правильно подогнано и не набивало спину, ежедневно чистить.
За подобную заботу благодарное животное отвечало послушанием и верностью, доходившей до самопожертвования.
Поэтому столь тягостное впечатление производят такие приёмы кавалерийского боя, как поднятие коня на дыбы, чтобы он своей грудью принял выстрел или удар копья, направленные во всадника. Или укладывание коня на землю и ведение огня лёжа, прикрываясь от вражеских пуль телом четвероногого друга, словно живым бруствером.
Жестоко. Вдвойне жестоко, что сознательно используется покорность животного.
Конечно, конница может оказать большое психологическое воздействие, особенно на неопытного и неподготовленного противника.
Достаточно вспомнить, как испанцы в железных кирасах, верхом на лошадях, наводили ужас на американских индейцев. До нас дошли их донесения своим вождям о том, как на побережье «появились бледные бородатые люди, которые носят блестящие шлемы и латы, ездят на каких-то невиданных животных, быстрых как ветер». Некоторым туземцам казалось, что всадник и лошадь представляют собой одно целое.
Прошло немало времени, прежде чем они смогли оказать захватчикам достойное сопротивление. И не последнюю роль в этом сыграли захваченные у европейцев лошади, которых индейцы стали разводить. Они научились использовать сёдла и уздечки. В результате всадники, вооружённые копьями, боло и лассо и атаковавшие с короткой дистанции, оказались вполне боеспособными и причинили колонизаторам немало хлопот.
Но конница не всегда обладала свойственной ей ударной силой. Иногда к ней относились пренебрежительно и даже с насмешкой.
Например, в V–IV вв. до н. э. Ксенофонт писал в «Истории Греции»: «Десять тысяч всадников — всё-таки не более десяти тысяч человек, потому что никто в сражении не был никогда убит от укушения или удара лошади. Мы гораздо сильнее каждого всадника, который обязан держаться на хребте лошади в совершенном равновесии. (В эпоху Ксенофонта греческие всадники не пользовались сёдлами и тем более стременами (Примеч. ред.). Он не только боится наших ударов, но и опасается упасть с лошади. Мы же, упираясь твёрдою ногою, поражаем сильнее, если к тебе кто приближается, и вернее попадаем в цель. У всадников против нас выгода одна: скорее спастись бегством».
И римская конница тоже долгое время показывала низкие боевые качества. По упоминаниям современников, римляне «…не умели ездить верхом; свои же собственные лошади победили их…»
Кавалерия всегда требовала к себе повышенного внимания. Ксенофонт был прав. Это не десять тысяч мужиков, которых можно одеть в одинаковые сермяги и картузы, раздать им топоры и в результате получить пехотную дивизию народного ополчения. Кавалерию на ровном месте создать не так просто.
Дворянин Посошков в XVII веке с горечью констатировал состояние русской кавалерии: «…На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодёжны, ружьём владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили — ничего…»
Австриец Парадиз, наблюдавший русскую армию в начале XVIII века, писал, что «кавалерию за драгунов и почитать нельзя», лошади до того плохи, что ему часто случалось видеть, как драгуны, сходя с коней, валили их на землю. И хотя петровские драгуны в конце концов взяли верх над кавалерией Карла XII в Северной войне, позднее императрица Анна вновь признавала, что «до сего времени при нашей кавалерии употребляемые лошади по природе своей к стрельбе и порядочному строю весьма не способны»…
Всё дело в том, что лошадь плюс солдат ещё не означает кавалериста. Это только в компьютерных играх из табуна мустангов можно в два счёта сформировать конницу. Но мирная лошадка от сохи или степной вольнолюбец не годятся для военных действий. Для этого требуются специальные породы, конезаводы, длительная выездка и обучение. Попробуйте выстрелить над ухом у неприручённой лошади? Встанет на дыбы и понесёт.
Поэтому на войне всегда считалось большой удачей, если удавалось захватить уже подготовленных боевых лошадей.
На самом деле обучение животных было делом опасным и зачастую весьма жестоким. Граф Д.Е. Остен-Сакен писал в своих мемуарах: «Приёмы выездки были вроде следующих: если лошадь дика, то её повалят, положат мешки с песком пудов 5–6 весом, на морду наденут капуцин и на корде гоняют до изнеможения. Через два дня — то же, но уже под седлом. Затем — окончательная выездка: на выгоне лихой всадник, силач с нагайкой, мгновенно вспрыгивал на коня и, подняв ему голову, мчался по кругу версты три до изнурения. Мало-помалу круги уменьшались всё ближе к конюшне, с переходом в рысцу, потом в шаг, и, дотащившись до конюшни, наконец слезали. Иногда то же повторялось и на следующий день, но уже с меньшим сопротивлением лошади. Этим и заканчивалась вся выездка. Она сопровождалась иногда разбитием, по большей части — надорванием и запалом. Большая часть лошадей носила, а некоторые опрокидывались… Ни одно конное учение не обходилось без падения нескольких человек и увечья…»
Даже для транспортных нужд армии годилась далеко не каждая лошадь. Командиру рано радоваться, если в его обоз пригоняют необъезженных лошадей для, казалось бы, вполне мирной работы — перевозки имущества и снаряжения.
Летом 1945 года Красная Армия готовилась к проведению Маньчжурской операции против японцев. Забайкальскому, 1-му и 2-му Дальневосточным фронтам предстояло перейти через горные перевалы Большого Хингана и совершить марш через безводную пустыню Гоби. В таких условиях далеко не всегда можно было положиться на «полуторки», «ЗиСы» и даже на мощные «студебеккеры». И, как обычно, часть грузов была переложена на вьючных животных. Монгольские союзники предоставили в распоряжение советского командования десятки тысяч лошадей.
Казалось бы, набрасывай на скотину тюки и — вперёд. Но не тут-то было!
«На спины лошадей вначале безуспешно пытались надеть сёдла с надстройками из штырей, винтов, застёжек. На сёдла крепились ствол или плита миномёта, лотки с боеприпасами. Потом-таки научились, и лошади привыкли к этой процедуре.
Вначале с сёдлами ничего не получалось. Свободолюбивые монгольские скакуны тряслись, как в лихорадке, увидя необыкновенные металлические конструкции. Их приходилось держать вчетвером-впятером для того, чтобы набросить на спину громыхающее металлом седло. Кстати говоря, ничего другого и нельзя было ожидать от лошади, только вчера беспечно носившейся по просторам.
