Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович (мир книг txt) 📗
Да, дело идет "совсем не так"... Перелистывая статьи, читая доклады, справки, донесения, Сталин чувствовал, что наиболее опасен в этой полосе неопределенности Троцкий. Даже при мысленном упоминании этого имени Сталина охватывало состояние глубокой неприязни, переходящее в озлобление. На днях ему сказали, что, выступая в кругу своих приверженцев, Троцкий заявил, что "некоторые новые вельможи в партии" не могут простить ему, Троцкому, ту историческую роль, которую он "сыграл в Октябре". Конечно, "вельможа" в устах Троцкого - это он, Сталин. До него доходили и более нелестные эпитеты Троцкого и его сторонников в свой адрес.
Хотя у Сталина продолжали оставаться внешне неплохие отношения с Зиновьевым и Каменевым, он чувствовал, что его прямолинейность и постепенно растущее влияние не по душе "дуэту". Особенно остро он это понял после XIII съезда партии. В своем докладе на курсах секретарей укомов Сталин подверг критике высказывание Каменева о существовании "диктатуры партии". Но ведь у нас, товарищи, заключил Сталин под одобрительный гул слушателей, есть диктатура пролетариата, а не партии. Справедливости ради следует сказать, что и Бухарин в то время разделял идею "диктатуры партии". На январском Пленуме ЦК 1924 года он заявил: "Наша задача - видеть две опасности: во-первых, опасность, которая исходит от централизации нашего аппарата. Во-вторых, опасность политической демократии, которая может получиться, если демократия пойдет через край. А оппозиция видит одну опасность - в бюрократии. За бюрократической опасностью она не видит политической демократической опасности. Но это меньшевизм. Чтобы поддержать диктатуру пролетариата, надо поддержать диктатуру партии". Радек к этому добавил: "Мы диктаторская партия в мелкобуржуазной стране"198.
Но Сталин стал критиковать лишь Каменева. Ему совсем ни к чему было "воевать" со многими. Главное - постепенность, очередность. Всему свое время. Тут же среагировал политический тандем. На заседании Политбюро критика Сталина в адрес Каменева была осуждена как "нетоварищеская" и неточно выражающая "суть позиции критикуемого". Сталин сразу же заявил о своей отставке. Вторично в качестве генсека, но не в последний раз. Отставка была вновь отклонена... Самим же Каменевым при поддержке Зиновьева. Сталин почувствовал в этом акте растущую неуверенность своих оппонентов - они по-прежнему боялись Троцкого. А генсек еще раз убедился во "флюгерности" мышления как Каменева, так и Зиновьева. Чего только стоит книга последнего "Ленинизм"! Фактически Зиновьев еще раз попытался закамуфлировать, оправдать свое с Каменевым капитулянтство в период Октября, свои разногласия с Лениным. Сталин обладал злой памятью. Он обязательно использует эти факты. В будущем. Когда он нанесет разящий удар по Троцкому, настанет очередь Зиновьева и Каменева, если они не станут ручными. А факты эти надо приберечь, выписать, сохранить. Вот они, эти факты, зафиксированные в документах:
- Нашу позицию по отношению к Временному правительству и войне надо оберегать "как от разлагающего влияния "революционного оборончества", так и от критики т. Ленина";
- Что касается "общей схемы т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитана на немедленное перерождение этой революции в революцию социалистическую";
- Тезисы (Апрельские) Ленина ничего не говорят о мире. Ибо совет Ленива "разъяснять широким слоям неразрывную связь капитала с империалистической войной" - решительно ничего не разъясняет...199
Сталин уже тогда принял решение: как только будет покончено с Троцким как потенциальным соперником, он уберет этих "беспринципных говорунов". Даже его, превратившего свою грубость в достоинство, иногда коробила безапелляционность Зиновьева. Выступая на вечернем заседании Пленума ЦК 14 января 1924 года по поводу "дискуссионного листка", Зиновьев развязно давал характеристики многим членам ЦК, другим большевикам - участникам дискуссии, словно он оценивал, будучи командиром эскадрона, своих подчиненных. "Пятаков, - самоуверенно говорил Зиновьев, - большевик. Но его большевизм еще незрелый. Зелено, незрело". Еще несколькими часами раньше, говоря о поправках Пятакова к резолюции по экономическим вопросам, Зиновьев без тени сомнения заявил: "Это не поправки, а платформа, которая отличается от хорошей платформы тем, что она плоха. Больше ничего". Говоря о Сапронове, назвал его "почвенным человеком. Он стоит обеими ногами на земле и представляет что угодно, но только не ленинизм". Осинский - "представитель уклона более интеллигентского, который ничего общего с большевизмом не имеет". Даже не преминул лягнуть Троцкого, что Сталину явно понравилось, хотя без какой-либо видимой связи: "Когда мы приехали в свое время на конгресс в Копенгаген, нам дали номер газеты "Форвертс" с анонимной статьей, где говорится, что Ленин и вся его группа уголовники, экспроприаторы. Автором этой статьи был Троцкий"200.
Сталин слушал и думал: уже считает себя "вождем", лидером. Выскочка, пустозвон! Конечно, на том пленуме Сталин никак не отреагировал на выступление Зиновьева. Но через два года Сталин не оставит от позиции Зиновьева камня на камне. В мае 1926 года, например, разбирая одно из очередных заявлений Зиновьева, Сталин написал записку членам бюро делегации ВКП(б) в Коминтерне Мануильскому, Пятницкому, Лозовскому, Бухарину, Ломинадзе и самому Зиновьеву. Сталин, в частности, пишет, что "натолкнулся на целых восемь сплетен и одно смехотворное заявление т. Зиновьева". По каждому пункту - о Профинтерне, об ультралевом уклоне в Коминтерне и т.д. - генсек дает свои категорические опенки. А о самом Зиновьеве - следующее (убийственное) резюме:
"Тов. Зиновьев с бахвальством заявляет, что не тт. Сталину и Мануильскому учить его необходимости борьбы против ультралевого уклона, ссылаясь на свою 17-летнюю литературную деятельность. Что т. Зиновьев считает себя великим человеком, это, конечно, не требует доказательств. Но чтобы партия также считала т. Зиновьева великим человеком, в этом позволительно усомниться.
