Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.) - Мулен Лео (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Некоторые официальные обязанности
Монахи принимали участие в похоронах кардиналов. Доминиканцы служили вечерню по усопшим, кордельеры – первую часть заутрени, августинцы – вторую, кармелиты – третью, сервиты – службы после заутрени.
Августинцы занимали должности библиотекаря, ризничего и духовника папы (1319 год). Они были «кюре Ватикана». Сервиты служили духовниками папского дома и проповедовали в папских капеллах.
Доминиканцы осуществляли цензуру всех печатных изданий, занимались продажей книг и пр. Они занимали пост «Учителя Священного Дворца».
Голоса улиц
Весьма занимательным и поучительным могло бы получиться сочинение по географии названий улиц, посвященных монашеским орденам в самых различных городах Европы. Это стало бы живым доказательством присутствия монахов. В Париже на одном только берегу Сены насчитывается шесть достопримечательностей такого рода и столько же, если не больше, на правом берегу. В Брюсселе, где революция была менее разрушительной, имеется по меньшей мере 16 таких памятников (их было более 30); 17 – в Льеже; десяток – в Милане, не считая улиц, поменявших свое название. И так далее.
Еще интереснее посмотреть, какие ордена упоминаются почти повсюду (кармелиты, августинцы, капуцины, францисканцы-реколлеты и др.), а какие – редко или никогда (например, цистерцианцы – сугубо сельский орден, или иезуиты). Но существуют улицы Картезианцев (в Бордо улица Шартрон напоминает о том, что здесь в былые времена стоял картезианский монастырь).
Также весьма любопытно проследить, какие ордена представлены в том или ином городе и даже в той или иной стране, а где они не представлены вовсе. Существует ли улица Алексиан или улица Богардов во Франции и Италии, подобно тому, как первая имеется в Брюсселе, а вторая – в Лувене? Одна парижская улица носит название улицы Бонанфан или Братьев Общей жизни, встречается ли это же название в каком-нибудь другом французском городе? В Париже была улица Брусочков, позднее переименованная в улицу Архивов; возникает тот же вопрос. В Льеже мы найдем квартал Гильоминцев, в Париже – улицу Гильомитов в IV округе, но кроме этих я не знаю иных следов, оставленных учениками Гильома де Мальваля.
Культура
«В действительности, вся церковная культура (которая во многих отношениях долгое время оставалась единственной культурой) вплоть до конца XII века находилась в сильной зависимости от монашеского влияния», – пишет дом Жан Леклерк. Он настойчиво подчеркивает, что существовала подлинная монастырская культура, отличная от схоластической культуры. Изначально это была контркультура, сугубо христианская и однородная во всех сферах искусства (миниатюра, поэзия, скульптура, архитектура, музыка), мышления (теология, духовная литература, обычаи) и богослужения. Несомненно, эта культура была менее энциклопедической по сравнению, например, с культурой гуманистов, но более самобытной, более глубокой и вдумчивой и самым непосредственным образом отвечавшей самым существенным нуждам и запросам человека.
Монахи оказывали влияние первостепенной важности не только в различных областях общеевропейской культуры, развивавшейся на латинском языке. Они играли также главную роль в «защите и прославлении» так называемых «вульгарных», «народных» языков, распространяя героические поэмы, отмечавшие собой путь паломников (легенду о четырех сыновьях Омон, созданную аббатствами Ставло-Мальмеди; цикл, посвященный Вильгельму Оранскому в Сен-Гильгем-ле-Дезер; вспомним также и кантилену Св. Евлалии, самую древнюю поэму, написанную на французском языке в IX веке в монастыре Сент-Аман). Это замечание касается не только французского языка, но практически всех языков Европы.
Калыме сообщает, что в некоторых конгрегациях, в частности в Сен-Мор, важные документы, например устав, переводились на местный язык. Это делалось по желанию братьев-конверзов, не понимавших латынь. Тот же автор упоминает и о том, что в дни постов использовался только французский язык.
Музыка
Первоначально каждая нота соответствовала букве алфавита: ля – А, си – В, до – С и т. д. (эта система сохраняется и в наши дни в Германии). Вполне возможно, что первым начал использовать эту систему нотных знаков Одон, аббат Клюни (конец X века). Изобретение нотного стана из четырех линий приписывается Гвидо д'Ареццо (XI век), уроженцу Парижа, который воспитывался в аббатстве Сен-Мор-де-Фоссе и умер в Ареццо. Гвидо еще не пользовался нотными знаками и изображал на нотном стане либо буквы, либо невмы. Для объяснения расположения интервалов он пользовался первой строкой гимна «Ut queant laxis…» («Чтобы могли отозваться в усталой душе…»), музыкальные фразы которого всегда начинаются на тон или полтона выше, чем предыдущие. Слог первого слова – первая нота фразы, он и послужил названием этой самой ноты:
До – Ut queant laxis,
Ре – Resonate fibris,
Ми – Mira gestorum… и т. д.
Вслед за известным музыковедом Г. Риманом можно смело утверждать: «История и теория музыки большей частью своих открытий и своим развитием в эпоху Средневековья обязана ордену бенедиктинцев».
Нравственное влияние
Первые монахи, эти подчас суровые и стремительные люди, порой успешно воздействовали на трудно управляемых людей, оказывали на них решающее моральное влияние (делали их цивилизованными в прямом смысле этого слова).
Для иллюстрации расскажем всего две истории, хотя несложно было бы найти еще сотню примеров в том же роде. Король Франции Людовик VII (1137—1180), благочестивый человек, «отнюдь не малодушный», играл в шахматы, когда ему доложили о прибытии брата Жерара, картезианца, которого король очень боялся (и который, что примечательно, оставил свое драгоценное уединение…). Шахматная доска исчезла, но не так быстро, и Жерар успел увидеть ее. Монах, по сообщению хрониста, тотчас же заметил королю, что «было бы лучше подумать об исправлении своих прегрешений, а не предаваться рассеянной праздности».
Другая столь же назидательная история. Аббат Бернон выбрал для Клюни место в дремучем лесу как раз там, где любил охотиться сеньор Вильгельм де ля Фер, герцог Аквитанский. Аббат повелел ему: «Прогоните ваших собак и призовите к себе монахов. Когда вы предстанете перед Высшим Судией, вам лучше будет находиться в окружении молящихся о вас монахов, нежели лающих псов». И, похоже, герцог его послушался.
Присутствие монахов в разговорном языке
Если и есть доказательства того места, какое занимали монашеские ордена на протяжении столетий в жизни и мировосприятии Запада, то это, конечно же, множество выражений, вошедших в язык и определявших некоторые типичные черты монашеской жизни (или предполагаемые таковыми). Иногда эти выражения наполнены юмором, при случае – симпатией, но чаще всего – резкой насмешкой. Чтобы убедиться в этом, достаточно отметить, что во французском языке (как, впрочем, и в большинстве европейских) все слова, образованные от слова «монах» – «moine», имеют уничижительный смысл (moinaille или moinerie – монашеская братия, moinesse – монашка, монахиня, moineton, monette, moinillon – монашишка, moiniot, monacal – монашеский, monacaille – монахи и даже monachisme – монашество). Только слово «воробей» – «moineau» в связи с аллюзией цвета оперения, как говорится в тексте 1348 года, составляет исключение из этого правила.
Не лучше обошлись и с братьями, канониками, монахинями и монашками: «толстый, как монах» (или как каноник); у англичан – as a priest. Народная ирония проявляется в этом же образе: «gordo como un frade», и итальянцы добавляют к этому свое пояснение: «Preti, frati e polli non sono mai satoli» («Попы, братья и цыплята никогда не бывают сыты»). Англичане говорят в том же случае: «Попы, братья и море». Есть «a los frailes» для испанца означает «есть прожорливо, жадно». И еще: «Монах, просящий хлеба, возьмет и мясо, если ему подадут». «Он проглотит котелок францисканца», – говорят про такого обжору, который готов проглотить даже малоприятное и тяжелое для желудка содержимое монастырского котелка.
