История Византийской империи. Том 1 - Успенский Федор Иванович (электронная книга TXT) 📗
Прежде чем излагать последовавшие на соборе пререкания по поводу 28-го канона и связанную с ним переписку между папой и императором, остановимся вниманием на содержании этого акта, бесспорно составляющего эпоху в истории Византии по его разнообразным последствиям и приложениям, частью в ближайшие столетия, а частью и весьма отдаленные от V в. Значение этого канона важно по политическим из него выводам. Собственно, канон редактирован применительно к случаям, уже имевшим место в практике и соответственно историческим притязаниям Константинополя. Нельзя, кроме того, не указать на весьма выгодную именно для Константинополя постановку вопроса об усвояемых ему церковных преимуществах ради его гражданских и политических прав. Идет речь не об уравнении его в правах с старым Римом, хотя и он также стал столицей империи, а лишь о возвышении его в чести и о назначении ему места прямо после Рима. Составитель окончательной редакции этого канона как будто предвидел, что скоро наступит пора, когда древний Рим не будет более пользоваться теми политическими преимуществами, ради которых ему усвояются преимущественная честь и преобладание, и что тогда новый Рим будет иметь все основания претендовать на его положение в христианском мире. Известно, что эту точку зрения приводил в IX в. патриарх Фотий в своем споре с Римом.
Не менее важные последствия могли быть выведены из той части рассматриваемого канона, которая предоставляет константинопольскому архиепископу право посвящения епископов в тех областях Понта, Азии и Фракии, которые заселены варварами. Достаточно припомнить, что сюда могли относиться все христианские миссии на Востоке, в Южной России и на Балканском полуострове и все те приобретения восточного духовенства, которые с течением времени могли быть сделаны в указанных областях. Во всяком случае на этой точке зрения стоят последующие греческие канонисты, отстаивающие права константинопольского патриархата. Вот в кратких словах всемирно-историческое значение 28-го канона, который был заслушан в Халкидоне 1 ноября 451 г.
Когда прочитано было 28-е правило, римские легаты заявили, что оно незаконно и стоит в противоречии с постановлением Никейского собора, что отцы собора введены в обман, подписавшись под этим правилом. Но оказалось, что под протоколом заседания находится до 200 подписей, причем многие подписались за нескольких членов. Императорские уполномоченные пригласили обе партии представить подлинные акты, на которых основываются их положения. Прочитаны 6-е правило Никейского и 1–3 правила Константинопольского собора. Так как в пользу притязаний константинопольской кафедры определенно говорило только 3-е правило Константинопольского собора, то папские легаты утверждали, что Рим не знал и не утверждал подобного правила. «Если бы, – говорили они, – эти преимущества были за Константинополем, то не настояло бы необходимости вновь подтверждать их, а если их не было, то их следует отвергнуть как неканоническое нововведение». В конце концов, оказывалось, что обе партии основывались на канонах, только римская на 6-м правиле никейском, а греческая на 3-м правиле Константинопольском. Примирить партии не было возможно; ссылка на то, что подписи под 28-м правилом были вынужденные, также не подтвердилась. Тогда царские уполномоченные предложили следующий проект определения. На основании вышеизложенного и принимая во внимание показания обеих сторон, «мы признаем, что первенство перед всеми и преимущество чести по канонам сохраняется за боголюбезней-шим архиепископом старого Рима, но что и честнейший архиепископ Константинополя, нового Рима, должен пользоваться теми же преимуществами чести, и что ему принадлежит самостоятельная власть в праве рукоположения митрополитов провинций Азии, Понта да Фракии при том условии, чтобы назначение происходило между клириками каждой митрополии, ктиторами и лучшими гражданами, а равно благочестивейшими епископами каждой епархии, и чтобы по избрании достойного для занятия митрополичьей кафедры уведомить об этом архиепископа Константинополя, от которого будет зависеть, пригласить ли его в Константинополь для посвящения, или предоставить посвящение епископам епархии…». Собор единогласно принял это определение, сопровождая его многолетием императору. Папский легат епископ Люценций сделал следующее заявление: «Апостольский престол препоручил нам присутствовать на всех заседаниях. Таким образом, если что во вчерашнем заседании в нашем отсутствии принято было вопреки канонов, то просим считать это как бы несостоявшимся. В противном случае наш протест просим внести в соборные акты, дабы нам знать, какой сделать доклад апостольскому и всей Церкви начальствующему епископу, дабы он сам принял решение как об оскорблении, нанесенном его престолу, так и о нарушении канонов». Этим протестом закончился Халкидонский собор.
Ближайшими последствиями Халкидонского собора было благоприятное решение церковной смуты. Два важных вопроса – о соборе Диоскора и учение о двух естествах во Христе – решены собором окончательно и подтверждены авторитетом папских легатов; это считалось бесспорно важным результатом, и на эту сторону обращает главное внимание императорский эдикт от 7 февраля 452 г., которым утверждены постановления собора. «Исполнилось, – говорится в эдикте, – всеобщее ожидание, борьба о правой вере прекратилась, и наступило единение в народах. Теперь нет более места для вражды, ибо только безбожник может думать, что после приговора столь многих епископов осталось еще что-нибудь для решения собственного ума. Никто, какого бы звания и состояния ни был, не смеет заводить о вере публичные споры. Если клирик будет обвинен в публичных спорах о вере, то извергается из духовного сана, если военный – лишается звания, всем частным людям угрожает изгнание из столицы и предание суду».
Еще суровей были меры против монофизитов, придерживавшихся учения Евтихия. Им запрещены собрания, устройство общежитии и монастырей; собственники домов, давшие им помещение, подвергаются телесному наказанию и конфискации имущества. Еретикам запрещается наследовать по завещаниям и самим делать завещания. Книги еретические осуждены на сожжение, и всем сочинителям и распространителям их угрожает конфискация имущества и ссылка.
Но чрезвычайно важны были сношения с Римом, вызванные 28-м каноном и протестом против него легатов папы. По окончании собора к папе было отправлено послание, в котором делался ретроспективный взгляд на постановления Халкидонского собора и которым испрашивалось утверждение оных. Это послание было рассчитано на то, чтобы победить упорство папы ласкательством и внешним раболепием и побудить его не делать разрыва из-за второстепенных вещей. Здесь его восхваляли как истолкователя мнений апостола Петра, как искусного руководителя для членов Халкидонского собора в показании истины. Чрез своих легатов он владел гегемонией над всем собранием. Переходя затем к деяниям собора, послание характеризует «дикого зверя», бывшего александрийского архиепископа, и его нечестивые поступки, как он дерзнул проявить свое бешенство относительно того, кто самим Спасителем поставлен пастырем божественного винограда и кто старается объединить тело Церкви.
Наложив на Диоскора справедливое наказание, собор устроил и другие дела при помощи Божией и св. Евфимии. Затем послание переходит к самой главной части, возбудившей протест римских легатов. «И другое нечто определено нами ради упорядочения и утверждения церковных уставов в убеждении, что ваше святейшество благоволите принять и утвердить наши постановления. По установившемуся с давних лет обычаю святая Константинопольская Церковь посвящала митрополитов провинций Азии, Понта и Фракии; ныне мы утвердили этот обычай соборным определением, не столько имея в виду преимущества константинопольской кафедры, сколько заботясь о добром порядке в означенных митрополиях, ибо по случаю смерти епископов там часто возникают смуты, и клирики и миряне, находясь без власти, возмущают церковный порядок, что небезызвестно и вашему святейшеству, так как беспорядки, особенно в Ефесской Церкви, нередко доставляли вам беспокойство. Точно так же мы утвердили канон свв. отцов Константинопольского собора, которым усвояются Константинополю преимущества второго города после вашего святейшего и апостольского трона в том убеждении, что так как свойственный вам апостольский луч уже часто попечительно обнимал Константинопольскую Церковь и обильно изливал на нее присущие вам блага, то и ныне ваше святейшество благоволите одобрить те решения, кои нами приняты к уничтожению смуты и к утверждению церковного строя, как близкие вам, дорогие и способствующие прекрасному порядку мероприятия. Представители вашего святейшества пытались сильно возражать против означенных постановлений в той, вероятно, мысли, чтобы как в делах вероучения, так и в вопросах благочиния почин зависел от вас и заслуга вменялась вам. Мы уже в уважение к тому, что таково было желание благочестивейших и христолюбивых царей, сената и всего царственного города, нашли благовременным утверждение чести этой кафедры на Вселенском соборе, и как бы дело, начатое твоей святостью и всегда согреваемое твоим участием, мы решились его принять на утверждение. Зная, как всякое событие, случающееся с детьми, восходит к родителям, просим почтить наше решение своим согласием, и, подобно тому как мы своей главе засвидетельствовали полное согласие, так и глава да исполнит должное по отношению к своим детям. Так доставлено будет удовольствие и благочестивым царям, которые к решению твоей святости относятся как к закону, так будет оказано воздаяние и трону константинопольскому, который в деле веры идет с вами в полном согласии и ревностно соединился с вами в единомыслии. Дабы вы убедились, что мы ничего не сделали из ласкательства или из нерасположения к кому, а лишь повинуясь внушениям Божи-им, мы довели до вашего сведения все содержание наших деяний в наше оправдание и в доказательство и в утверждение наших постановлений»{4}.
